Взгляд Тревора был настолько жестоким, словно испускал яд или молнии, что могли бы поразить каждого из них, если те хоть даже шевельнуться, и все ребята будто съежились под этим взглядом.

— Если тебе интересно, Робин, — уже мягче продолжил Тревор, вновь опуская взгляд в бумаги, — у Эррола дар манипуляции временем. Он останавливает время, но не везде, а только вокруг себя, поэтому всем, кто его видит, кажется, что у него сверхскорость, но это не так. Он двигается с обычной для человека скоростью, всего лишь замедляя вокруг себя движения всего остального, будь это пули, движения других людей или нергарри.

Робин не смогла сдержать улыбки, ей подобная способность показалась необычной ввиду того, что она даже не до конца поняла нюансы, но расспрашивать дальше не стала, лишь бросила быстрый взгляд на Эррола.

— А у Найджела какой дар? — с прежней весёлостью обратилась девушка к Тревору.

И в этот момент все предметы вокруг них, словно лишённые силы притяжения, резко воспарили. Стол, за которым сидели все ребята, стоявшие по углам вазы, лампы, картины, все остальные украшения этого зала просто поднялись в воздух, да так и зависли там, удерживаемые некой силой.

— Сука, — тихо выронил Хью, рекзо отодвигаясь от воспарившего стола, словно происходящее было ему омерзительно.

Все остальные присутствующие оказались безразличны к подобному действу, а вот Блэры стали ошарашено оглядываться вокруг.

— Телекинез, — тихо прозвучал голос Найджела, отвечающего на вопрос Робин, что заставило брата и сестру в шоке воззриться на него.

Найджел по-прежнему ни на кого не глядя продолжал спокойно вышивать на коже узоры.

— А теперь приведи всё в должный вид, — протянул Тревор, наконец отрываясь от чтения бумаг. — И чтобы ничего здесь не разбилось и не сломалось.

Словно по приказу, всё, что взлетело, мягко опустилось на свои места.

Робин шумно выдохнула и, тихо усмехнувшись, взглянула на самого бешенного из всей их команды.

— Ну а в чём заключается твой дар? — подперев щёчку рукой, блистательно улыбнулась ему девушка.

— Да пошла ты, — сквозь зубы выплюнул ей тут же Хью.

— Прекрати, — сурово вновь осадил его Тревор, сверля холодным взглядом.

И несмотря на то, что директор пытался поддерживать между ребятами культурное общение, всё равно казалось, что ему было глубоко безразлично на происходящее. Тревор был больше похож на учителя, едва ли достигающего отметки строгого.

Тем не менее Хью с таким видом откинулся на спинку стула и вперил взгляд в потолок, словно весь этот разговор ему окончательно надоел.

— Энерговзрывы, — пробубнил он одними губами и тяжело выдохнул раздражение.

— Он образует энергию вокруг своих рук и взрывает всё, на что направляет, — пояснил директор Робин.

И хоть девушка не до конца поняла, как именно это работает, она выдала одновременно радостный и растерянный смешок.

— Если ребята обладают такими мощными дарами, зачем вам оружие? — спросила она.

— Потому что не всегда дар помогает, — за всех ответила Фрэн, потушив сигарету. — Например, Тревор может лишь сдержать нергарри, создавая энергетическую клетку, но убить ей он не сможет. При нападении один на один или с несколькими мелкими нергарри, возможно, ты справишься при помощи дара, но при массовом их нападении или с нергарри четвёртого и пятого разряда нет. Поэтому лучше всегда работать в команде, однако бывает такое, что нергарри нападают кучками в разных частях города, и нам приходится рассредоточиваться. Ваш дар тоже великолепен, как я уже говорила, осталось только научиться управлять им… Ну и не палить из оружия по своим.

С этими словами Фрэн поднялась с места и, больше не обращая ни на кого внимания, направилась к выходу.

— На сегодня достаточно, — обратился к ребятам Тревор и, собрав прочтённые бумаги, напоследок бросил, выходя в противоположную дверь: — Вас ещё ожидает дежурство.

Сиэтл объяла ночь. На небе из-за ярких огней и мерцания города не было видно ни одной звезды, но покров темноты стелился до самого горизонта глубоким пурпурно-синим бархатом. Мягко плыли тончайшие, словно порванная вуаль, перистые облака, едва видневшиеся на небе чёрными пятнами. И так как поместье находилось в пределах города, но стояло обособлено от всех остальных построек и немного на возвышении, из окон открывался красивый вид на Спейс Нидл, на высокие, кажется, рвущие небеса своими крышами и пиками, здания и на мерцающее цветными огнями колесо обозрения.

Несмотря на то, что город ночью казался ярким светилом, в нём всё же царило сонное умиротворение. А вот в поместье напротив, в отличие от спокойного дня, ночью всё было в движении. Охрана прохаживалась вдоль всей территории, каждые десять минут передавая по рации о том, что вокруг всё было тихо. Все уборщики и повара покинули особняк по окончанию рабочего времени, и в нём мирно спала только психиатр Марта-Брайан Актман, а вот одарённые каждый был занят своим делом.

Тревор занимался тем, что в попытке найти ответ на разбираемый на собрании вопрос о нергарри, просматривал в архиве бумаги, которые насчитывали историю за ближайшие пятьсот лет с тех пор, как европейцы колонизировали США. Старый Кваме подрёмывал за компьютером, а Мэй Ву в ярком свете ламп стояла за длинным заваленным инструментами столом и в полном одиночестве и что-то изобретала.

Найджел, сидя в своей комнате, темноту которой слабо наполнял только свет блеклой луны, медленно разрезал на ноге кожу, делая очередные рубцы на тех местах, которые ещё явно не зажили. Из его глаз непрестанно лились слёзы, он даже не старался вытирать их, только смотрел невидящим взглядом, в котором застыла боль, на собственные раны.

Хью, находившийся в тренировочном зале, окружив себя разными видами боксёрских груш, от пневматической до манекена в виде человека, с остервенением дубасил по каждой из них. Несколько раз ему прилетело в лицо, разбив губы или нос, но он, словно не замечая боли и крови, продолжал тренироваться. С него градом лил пот, обнажённый торс, словно умасленный, блестел, а красные спортивные штаны уже взмокли на резинке. Но, даже на мгновение не переведя дыхание, Хью уже с надрывным рычанием бил по всем этим грушам, пока не опрокинул манекен человека. Только тогда, издав громкий крик, больше похожий на отчаянный вой раненного зверя, он стал разматывать на руках бинты, оголив отбитые в кровь костяшки.

Шерман в своей комнате сидел за фортепиано и играл «Лунную Сонату» Бетховена. Его глаза были закрыты, нежный лунный свет через распахнутые настежь створки окна лился прямо на музыкальный инструмент, редкий раз высвечивая из темноты чувственный лик молодого человека, который периодически, следуя движению мелодии, то раскачивался, то поднимал плечи, то покачивал головой, то кажется, даже дышал льющейся из под его умелых пальцев музыкой.

Фрэн, безжизненно откинувшись на спинку кресла, держала в руках бокал, на дне которого, переливаясь алыми отблесками, дрожала жидкость. Рядом на тумбочке стояла полупустая бутылка вина, и рядом с ней фотография в рамке, на которой были запечатлены двенадцать человек. Фрэн долго смотрела на эту фотографию и, тоскливо вздохнув, наконец поднесла к рамке бокал. Со словами «за вас ребята, скоро увидимся» она слегка ударила бокалом о стекло и залпом выпила остатки вина.

В комнате Тэмлин играла медитативная мелодия, а сама девушка, расположившись на коврике, медленно выполняла разные сложнейшие асаны из йоги, а Эррол, находясь в библиотеке на нижнем этаже особняка, читал книгу, перелистывая одну страницу за другой.

А вот Робин, которой была отведена отдельная от брата комната, сначала без цели бродила по тёмным коридорам, но потом, дойдя до комнаты Моргана, постучала в дверь.

— Чего здесь делаешь? — едва увидев сестру на пороге, хмуро спросил парень.

— Я не знаю, чем себя занять, — бесцеремонно вваливаясь в комнату брата, как к себе, заявила Робин и плюхнулась на его кровать. — После первого задания и собрания мне как-то тревожно.