Через полминуты Добровольский, изрядно насладившись моментом, громко настолько, чтобы все остальные тут же замолчали и начали его слушать, произнес:

— Мне кажется, или первостепенное действие на пути решения этой проблемы всем очевидно?

— Вы сомневаетесь в компетентности ключника, если сомневаетесь в том, что он может найти очевидное для всех решение? — строго спросила Довлатова, поправив очки, устремив взор на Добровольского.

— Нет, что вы, госпожа Довлатова. Вопрос, который поднялся, сложный, и решение может быть непростое и неоднозначное. Но я имел в виду, что первое, что нужно сделать — обратиться в совет ключников и поднять вопрос о шпионаже английским корпусом на наших территориях. Могу предположить, что совет примет решение о расследовании данного факта. Наша организация настолько же бюрократизирована, как и государственные службы. Это не даст нам решения этой проблемы, однако мне видится, что расследование остановит шпионов, на время разумеется, пока идет расследование. Это время даст нам самим разобраться, сомневаюсь, что англичане дадут всплыть факту шпионажа или еще хуже убийства хранителей других корпусов.

— Это не решение проблемы… это не остановит охоту на наших хранителей…но вынужден согласиться, что расследование может дать небольшое затишье. Кто за то, чтобы выступить с обращением перед советом ключников? — спросил Морозов, поднявшись с места, устремив взор в зал.

Хранители начали поднимать один за одним свои руки вверх. Рук было подавляющее большинство, что отметало надобность их считать, и так было все понятно.

— Хорошо. Значит, в ближайшее время обращение будет отправлено в совет ключников, — выдохнув и присев на место, констатировал Морозов, после чего повернулся к Довлатовой и добавил, — прошу вас подготовить официальное обращение сегодня же.

Довлатова недовольно кивнула. Было видно, что ей не нравилась эта идея. То ли, потому что она считала ее бессмысленной и угрожающей ключнику быть снятым, либо оттого, что принадлежала Добровольскому. На мгновение мне показалось, что она недолюбливает нас с Иванычем, однако реакция на Добровольского, как мне показалось, гораздо резче и агрессивнее, чем даже на нас. Может, просто она злая женщина, не знаю, узнаю я когда-либо правду…

Оглядев еще раз зал, Морозов поднялся со своего место и громко сказал:

— Учитывая текущую ситуацию, всем хранителям следует соблюдать предельную осторожность и осмотрительность. Старайтесь держаться в группах и по возможности укрываться в своих карманах до того времени, пока мы не решим эту проблему.

По залу прошел волнительный ропот, словно до всех только дошла вся опасность ситуации.

Морозов еще раз оглядел зал и поспешил покинуть зал собраний. Вслед за ним последовали и чтители. Довлатова же заканчивала что-то записывать в свой блокнот, нервно поправляя свои очки.

Мы с Иванычем поспешили покинуть зал, однако уже в центре вестибюля нас догнал Добровольский. Схватив меня за плечо, он с силой развернул меня к себе лицом. Добровольский был в сопровождении двоих своих охранников, которые также, как и Самойлов, были хранителями.

— Вы, конечно, молодцы, что сдали своего подельника. Но я не Морозов, я не снимаю с вас подозрений в игре на стороне английского корпуса и продолжу за вами следить, — строго выпалил Добровольский, глядя мне в лицо, после чего, поморщив нос, добавил, — но Морозов передал мне послание и просил не убивать тебя. Я из уважению к нему пока не буду убивать тебя. Но только ты оступишься, как мой клинок будет в твоей груди.

Я очень хотел ответить Добровольскому, что его друг Самойлов говорил тоже самое, а теперь он сами знаете где, но сдержался, особенно после того, как я заметил поодаль от Добровольского неторопливо идущую по проходу зала Алину.

— У вас все? — пересилив себя, выдавил я.

— Пока все! — сказал, словно выплюнув, Добровольский и поспешил в сопровождении своих охранников покинуть здание.

Через мгновение после того как Добровольский отошел на несколько метров, ко мне подбежала Алина. Она как всегда потрясающе выглядела. Белоснежные штаны с высокой талией и коричневой рубашкой с расстегнутыми верхними пуговицами, образуя весьма глубокий и манящий вырез. Она схватила меня за руку, и я почувствовал, что она что-то положила мне в нее, и, улыбнувшись, она тут же поспешила вслед за отцом, сверкая своими белыми кроссовками.

Я долго не мог оторвать от нее взгляд, провожая ее, пока она не вышла из здания и не села в машину вместе с отцом, которая была уже припаркована у крыльца здания. Опомнившись, через несколько мгновений я поднял сжатый кулак и медленно его разжал. Внутри лежала аккуратно сложенная бумажка из маленького блокнотика с розовыми полями.

Развернув бумажку, я увидел, что она оставила мне послание:

«Встретимся сегодня в восемь вечера. Я заеду за тобой к дому твоего деда»

Буквы были красиво выведены, а от самой записки пахло ее духами. Я поднес записку к носу и вдохнул ее аромат, запах сводил меня с ума. В тот же момент я уже начал придумывать, что мы будем делать, но вмиг ход моих мыслей остановил голос Иваныча.

— Чего она там написала? — спросил Иваныч, вырвав записку, и быстро ее прочитал.

— Нет! Нет! Нет! Ты же не думаешь пойти? — обеспокоенно произнес Иваныч.

— Вообще-то думаю, — сказал я и хотел продолжить, но замолчал, увидев, как к нам с недовольным видом приближалась, как всегда поправляя очки, Довлатова.

— Я вас в прошлый раз, кажется, предупреждала? — раздражительно спросила Довлатова, нервно поправив очки.

— О чем? — непонимающе спросил я.

— О том, чтобы вы не создавали проблемы ключнику! Я одновременно молюсь, чтобы ваши слова были правдой, и Морозов не поплатился за ложные заявления и молюсь, чтобы ваши слова оказались неправдой, ибо если дела действительно таковы, то беды пришли на все наши головы, — нервно ответила Довлатова.

Как ни странно, в ее голосе я услышал не только гнев, но и страх и даже капельку сопереживания за нас. Удивительно, но эта женщина не так проста, как мне казалось раньше, она весьма многослойна и ей не чуждо сопереживание. От этого открытия я начал немного ее уважать. Но, думаю, мое уважение ей все же не нужно или, по крайней мере, неинтересно.

— Наши слова они верны. И да, вы правы, беды придут во все наши дома. Мы не знаем, что им нужно конкретно, даже сам Добровольский не знает, что им нужно, хотя и не первый день пытается узнать. Ваше страхи не безосновательны. Но пытаться запугивать нас смертью очень недальновидно с вашей стороны. Хранителям нужно сейчас объединиться, а не устраивать распри и угрозы наказаниями, — ответил Иваныч, посмотрев пристальным взглядом на Довлатову.

Женщина изрядно призадумалась над словами Иваныча, явно не ожидав от него отпора. Не найдя слов, она с гордым видом развернулась и направилась обратно в зал, откуда уже почти вышли все хранители.

— Хорошо ты ее осадил, — радостно и не сильно громко произнес я.

— Это была скорее вынужденная мера, чтобы она нас оставила в покое хотя бы на время. На самом деле она не такая, какой старается казаться, — произнес Иваныч, направившись к входной двери здания.

Выйдя на улицу, мы оба выдохнули. Солнце все еще ярко светило, но уже ощущалось, что уже наступило послеполуденное время.

— Времени еще не сильно много, может, съездим в больницу к маме? Ведь я же один точно не могу поехать? — спросил я, наблюдая, как хранители покидали здание дворца культуры и разбредались по своим делам.

— Без меня ты уж точно не поедешь в больницу. Топор знал про больницу, и там может поджидать засада из его английских дружков, — произнес строго Иваныч.

— Ну я так и подумал, — с улыбкой сказал я. — Тогда поехали! — добавил я и направился к парковке, где мы оставили машину Мудреца.

Усевшись в машину, Иваныч быстро довез нас к больнице, постоянно приговаривая, что нужно успеть до пробок. Хотя и он, и я понимали, что без пробок доехать никак не получится.