Tom Paine
Тысяча ключей Мерлина
Глава 1
«Вся моя семья, включая мою жену, твою бабушку, маму, и, вероятно, тебе они тоже сказали, что я безработный, алкоголик или даже сумасшедший, но это далеко не так. Хотя, признаться честно, я и сам себя иногда считаю сумасшедшим. Я один из тысячи хранителей ключей Мерлина, как и мой дед и его дед. Ты должен стать следующим хранителем, когда я умру! Учитывая, что ты читаешь это письмо, значит, я, вероятно, уже мертв.
Мой ключ и все, что нужно знать, ты найдешь в моей квартире, надеюсь, ты помнишь, где она находится.
Андрей, поверь своему деду! Я не такой, как тебе обо мне рассказывали…»
Отрывок из письма Петра Осипова
своему внуку Андрею Осипову
* * *
Я лежал в своей кровати и смотрел на часы, которые показывали шесть утра, и умолял их про себя, чтобы цифры на электронном табло сменялись не так часто и дали мне возможность полежать в кровати и смачно потягиваться, прежде чем мне придётся встать и отправиться в университет. Я любил свой университет, но не так давно начавшийся третий курс успел меня вымотать. Хотя, возможно, подработка в баре по ночам меня выматывала? Маме выписали новые более дорогие лекарства, и вариантов не работать попросту нет, а ее пенсии как не хватало на лекарства, так и не хватает. С мыслью о маме я заставил себя подняться и выйти из своей комнаты.
Мы жиле не богато, можно сказать, что даже бедно. Ремонта наша квартира не видела со времен, когда в ней еще проживал мой отец, а учитывая, что я никогда его не видел в осознанном возрасте, а мне уже девятнадцать, выходит так, что ремонта не было всю мою жизнь — я улыбнулся.
Дверь со скрипом закрылась, и сидевшая на кухне, которая находилась в конце коридора, мама услышала и, улыбаясь, повернулась.
— Доброе утро, сынок, — произнесла она.
— Доброе, — ответил я и направился в ванную комнату.
Зайдя в ванную, я вновь услышал журчание воды из неисправного унитаза. Я несколько раз пробовал его починить, но никак не получалось, он каждый раз вновь начинал журчать, а иногда издавать звуки, больше похожие на рев какого-то животного. Я так хотел его поменять, но денег на это не было, и я, как и все остальное, отложил эту мечту на полку. Знаете, такую полку, которая находится на самом верху книжного шкафа, на которую можно забраться, если только забраться по пятиметровой лестнице. Это говорит лишь о том, что эта мечта была куда менее важная, чем сотни других, например, заменить радиатор отопления в спальне мамы, чтобы она не мерзла зимой и не одевалась в тысячу одежд, или хотя бы купить обогреватель.
Задумавшись о своих мечтах, я ударился ногой об унитаз, отчего я скорчился и в небольшой комнате дернулся к ноге и в тот же миг ударился лбом об раковину. Откинувшись назад, я, чуть не упав в ванну, успел схватиться за ее край и едва устоял, чтобы не перевалиться в нее, ведь уже не впервые меня наказывает сантехника, когда я мечтаю о ее замене.
Потирая лоб и ногу, я разделся и осторожно залез в ванну и включил воду, сначала услышал звуки ада, которые издавала душевая лейка, прежде чем из нее полилась вода.
Закончив мыться, я вылез из ванны и, обтершись, надел свежие трусы, которые прихватил из своей комнаты. Вытирая голову, я вышел из ванной и медленно направился на кухню, где все еще сидела мама.
Зайдя на кухню, я, закинув полотенце на шею, присел за стол, где мама перебирала свои таблетки, аккуратно раскладывая их в таблетницу на неделю вперед.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, наблюдая за тем, как она тщательно отбирает каждую таблетку и, осматривая ее внимательно, чтобы ничего не перепутать, кладет в пустое углубление таблетницы.
— Да ничего, сынок. Все также там сям болит, но жить можно, — произнесла мама, посмотрев на меня. — Ты ешь давай, тебе сегодня на учебу с утра.
Забота в ее словах с одной стороны ласкала слух, но в тоже время давала нехилую такую пощечину, ведь это я о ней должен заботиться, а не она обо мне. Особенно учитывая, что мой папаша, после того как мама попала в аварию, сбежал, кстати, виноват в той аварии был именно он. Не захотел он жить с женщиной, у которой костей было переломано больше, чем их было на самом деле, которая на всю жизнь оставалась инвалидом с постоянно беспокоящими ее болями.
От этой мысли я нахмурил брови и слегка скривил рот от злобы, но в тот же миг перестал это делать, чтобы мама не заметила. Она знала, что я часто злюсь на отца и часто его вспоминаю, а точнее, что он нас бросил, поэтому я старался не показывать этой злости, чтобы лишний раз не подавать виду и не расстраивать маму. Она и так всю жизнь винила себя за все, что происходит с ней и том, как мы живем с ней сейчас. Лишнего расстройства я не хочу ей причинять.
Пошарив глазами по столу, я заметил два сделанных мамой бутерброда и кружку еще горячего чая. Схватив бутерброд, я жадно принялся его уминать, запивая обжигающим язык чаем.
— Не спеши, а то подавишься! — строго сказала мама, посмотрев на меня.
Я сбавил обороты, наслаждаясь бутербродом с маслом и колбасой, которая не частый гость в нашем доме.
Краем глаза я заметил, что уголки рта мамы нервно ходят. Я понял, что она что-то хочет сказать, но не может собраться с мыслями. Я не первый раз это видел, поэтому сразу понял, что вопрос связан с деньгами. Вспомнив, что она вчера ходила к врачу, я понял, что он, видимо, выписал новых лекарств, и именно об этом она хочет поговорить.
— Как вчера к врачу сходила? — спросил я, пытаясь зайти издалека, чтобы избежать неловкости с ее стороны.
— Да как! Как обычно, выписал очередных лекарств, — смущенно и слегка нервно ответила мама.
— Дорогие? — осторожно поинтересовался я.
— А когда были дешевые? — смущаясь, ответила она.
— Все нормально, Топор обещал сегодня дать зарплату за эту неделю наперед. Купим все, что там написал этот врач, главное, чтобы они помогали, — с улыбкой, дабы успокоить маму, ответил я и приобнял ее свободной левой рукой.
Сразу заметил, как с ее плеч словно спал тяжелый груз, и она немного расслабилась и улыбнулась, но продолжала чувствовать себя неловко, что было очень заметно.
— Сынок, ты прости, что со мной… — начала тут говорить мама, как я ее тут же остановил, перебив.
— Все нормально, ты, главное, не переживай. Денег я достану, хватит нам и на лекарства, и на все остальное, — произнес я, еще раз приобняв ее левой рукой. — И помнишь, я обещал купить обогреватель? Так вот, думаю, за эти выходные точно получится заработать на чаевых. Должны прийти толпы студентов первогодок на свои посвящения, я в них не очень верю, но Топор говорит, что в эти дни они неплохо зарабатывают.
— Обогреватель было бы славно. Зима уже близится, да и сейчас уже не жарко, — мечтательно ответила мама.
Доев бутерброды и залив их половиной кружки оставшегося горячего чая, я встал из-за стола, еще раз обнял маму и побежал в свою комнату собираться.
Запрыгнув в джинсы, я схватил черный рюкзак и, накидав туда тетрадей и уложив старенький, но еще вполне рабочий ноутбук, закинул его на плечо поверх куртки, выбежал из комнаты. Кинув взгляд на маму, я ей еще раз помахал, затем вышел из квартиры.
Закрыв за собой дверь, я увидел, что под дверью лежало письмо, вероятно, которое только что выпало из двери. Я удивился, ведь давно не видел, чтобы кто-то оставлял письма в дверной щели. Да и вообще, кому нам с мамой писать? Подняв письмо, я его осмотрел, но не увидел ни имени, ни адреса отправителя, а лишь адресата. Удивительно, но письмо было адресовано мне.
Пожав плечами, я закинул его в рюкзак и побежал в университет, чтобы не опоздать.
* * *
Выйдя из метро и устремив взор на университет, я окинул величественное здание сталинской эпохи. Мне всегда казалось, что это здание придает всем, кто в нем учится, особый статус. Иногда у меня возникает чувство, когда я выхожу вечером из него, что мне словно в кровь закачали интеллигентской, аристократической крови, так и хотелось выпить чая, откинув мизинец в сторону. Если меня кто-то спросит, где рождается интеллигенция в нашей стране, я без раздумья отвечу — «МГУ».