Лина в ответ не сказала ничего. Она просто вздохнула, и Глитч увидел, как она опустила голову. Он чувствовал её боль, её растерянность, но не мог ничего с этим поделать. Он не мог быть тем, кого она хотела увидеть. Он не мог быть тем, кем был. Это было слишком опасно для его сердца, слишком болезненно. Он не хотел снова чувствовать. Он не хотел снова потерять.

Вместо того, чтобы продолжить разговор, он встал и отошёл в сторону, сливаясь с тенью лагеря. Лина осталась сидеть у костра, всё ещё обращённая к тому месту, где он был. Но он знал, что она не могла его понять. Он был разрушен, и она, со всей своей живостью, была просто напоминанием о том, что ему когда-то пришлось потерять. И он не знал, как жить с этим.

Когда Лина начала тихо читать стих, её голос был мягким, почти нежным, словно сама жизнь шептала в темноту лагеря. Глитч не сразу понял, что она делает, но как только услышал первые строки, что-то в его душе оборвалось. Он замер. Ему стало трудно дышать.

"День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке..."

Слова стихотворения были знакомыми, слишком знакомыми. Они наполнили его голову теми самыми образами — пыль, кровь, смерть, бесконечное движение вперёд без остановки, шаги, которые не ведут к свету. Он почувствовал, как задыхается, как его сердце бьётся всё быстрее. Всё то, что он пытался скрыть и забыть, снова нахлынуло на него. Этот стих... этот стих был тем, что он слышал на передовой, тем, что звучало в его голове, когда он был не в силах дышать от страха и боли.

Его ладони вдруг стали влажными, а в груди разлилось ощущение холода, не дающее отдышаться. Он зажмурился, пытаясь подавить панику, но стих становился всё громче, всё ярче. Он снова слышал шаги, снова чувствовал пыль, этот зловещий звук — пыль, пыль, пыль от шагающих сапог.

Зоя. Он вспомнил её. Как она читала эти слова в их первой, почти невидимой встрече, как её голос звучал тогда — живой, полный света. А теперь этот стих был как выстрел. Он чувствовал, как его разум, который так долго был затуманен войной, снова начинает ломаться. Он снова оказался на той самой линии, где человек перестаёт быть человеком, где каждое его действие стало частью чего-то гораздо большего, чем просто война.

"Отпуска нет на войне."

Глитч вздохнул, но воздух казался невыносимо тяжёлым. В его голове начали вспыхивать воспоминания — моменты, когда он был ещё живым, когда не был этим монстром, что уничтожает всё вокруг. Он видел их — своих товарищей, как они умирали, как они кричали. Он видел себя, как сражался с ними, с врагами, с собственными демонами. Он чувствовал, как внутри него что-то рушится, как его душа снова и снова тонет в этом безумии, от которого он не может освободиться.

Паника обрушилась на него, как лавина. Он почувствовал, как мир вокруг него сжимается. Лина продолжала читать, и её слова превращались в удары, которые сбивали его с ног. Он не знал, что делать, как вырваться из этого кошмара, как остановить свою душу, что уже не принадлежала ему.

"Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди."

Его ладони забились в кровь, когда он схватился за свою голову, пытаясь успокоиться. Он почувствовал, как воздух становится горячим, как температура тела резко поднимается. С каждым словом он всё больше терял связь с реальностью, погружаясь в тот момент, когда всё было одним непрерывным потоком страха и боли.

"И отпуска нет на войне!"

— Не… — Его голос сорвался, он не мог вымолвить больше ни слова, лишь сотрясался от панической атаки, которая захватила его с головы до ног. Он не знал, как ещё с этим бороться.

Лина услышала его, но она не сразу поняла, что происходит. Она остановилась и посмотрела на Глитча, не понимая, что вызывает такую реакцию. Она попыталась подойти к нему, но в его глазах был такой ужас, что она замерла, не решаясь сделать шаг. Его дыхание стало учащённым, и он продолжал трястись, сжимая в руках голову. Тело было не его, это был лишь механизм, который отчаянно пытался вырваться из этой бездны.

Лина присела рядом с ним и осторожно положила руку ему на плечо, пытаясь успокоить.

— Глитч... — её голос был мягким, почти шепотом. — Прости... Я не хотела.

Но это не помогало. Глитч почувствовал, как холод по-прежнему пронизывает его изнутри, как он снова и снова возвращается в эту бездну, где нет места для света. Он был разрушен, и не мог найти пути назад.

Глитч с трудом вытер с лица следы пота, когда его вызвали для расследования. Его ум и тело были измотаны, и каждый шаг казался тяжёлым, как если бы он тащил за собой целый мир. Он не хотел заниматься расследованием. Он знал, что это может быть очередной шаг к его разрушению, но у него не было выбора. Ему поручили расследовать убийство Зои, и это дело стало последней нитью, которая связывала его с теми чувствами, что он пытался скрыть.

Когда его привели в помещение, где хранились все улики и записи по делу, Глитч почувствовал, как внутри него начинает что-то закипать. Его тело, всё ещё не оправившееся от того панического приступа, которое вызвал стих, вздрогнуло, когда он взглянул на файлы. Перед ним лежали фотографии. На одной из них была Зоя. Молодая, живая, улыбающаяся, она больше не была тем человеком, который была частью его мира. Она ушла. И теперь только её образ в этих снимках напоминал ему о том, что потерял.

Он знал, что нужно собраться. Он знал, что это его единственная задача, его последнее дело, которое могло вывести его из этого ада. Но его мысли постоянно возвращались к тому моменту, когда он видел её в последний раз, когда их руки касались, когда она заговорила о будущем, о мире, который мог бы быть. Теперь этого не было. Всё исчезло. Он почувствовал, как внутри него снова растёт ненависть. Ненависть к этому миру. К тем, кто убивает. К тем, кто не ценит человеческую жизнь. И ненависть к себе за то, что не смог защитить её. За то, что не смог спасти.

— Глитч, ты готов? — спросил его командир, нарушив его размышления. Его голос был тяжёлым и низким, как всегда. Они все были такими. Они пережили войну. Они знали, что значит терять.

Глитч кивнул, не в силах произнести ни слова. Его взгляд упал на документы, и его глаза пробежались по строкам. В деле было мало информации, но этого было достаточно, чтобы понять: Зоя погибла не случайно. Она была убита. Кто-то из её же окружения. Кто-то из тех, кого она защищала.

— Всё указывает на предательство, — произнёс командир. — Но кто мог это сделать? Кто мог убить её, несмотря на всё, что она для нас сделала?

Глитч сжал кулаки. Это было всё. Всё, что он мог сейчас почувствовать. Это было как удар по лицу, как второе предательство, как если бы она ушла навсегда, и этот мир стал ещё более пустым, ещё более бессмысленным. Но ему нужно было продолжать. Он был хакером, и этот мир был его полем боя. Он знал, как искать, как искать в самых мрачных уголках реальности ответы, которые люди скрывают. Он знал, как находить правду.

— Я найду этого человека, — ответил он хриплым голосом. — И они заплатят за всё.

Задача была ясна. Но всё внутри него было как зыбучие пески, которые поглощают всё вокруг. Он не мог остановиться, он не мог вернуть то, что потерял. Но он мог отомстить.

Когда он покинул помещение, его шаги стали твёрдыми, как никогда. Он не чувствовал ничего, кроме гнева. Он шёл по коридорам, и в его голове крутились мысли о том, как найти убийцу. Но в какой-то момент его глаза заметили одно из старых изображений Зои на экране, и снова перед ним встала её улыбка. Он вспомнил, как она смеялась, как её голос звучал, когда они сидели вместе на тех старых скамейках в лагере.

Тишина. Он был один. Всё в его теле говорило ему, что он должен двигаться вперёд, но сердце не могло пережить всё, что случилось. Порой ему казалось, что он встал на эту тропу мести только ради того, чтобы вновь почувствовать её рядом, даже если это было не более чем тень.

Он вернулся к своему старому ноутбуку и начал проверку. Сканирование всех возможных источников информации, скрытых серверов, и он знал, что должен найти улики. Преодолеть ещё один барьер. Он включил систему, которая сразу же начала выдавать данные.