***

Веста сидит за столом на кухне, перед ней пластиковый стаканчик с йогуртом. Ложка в её руке лениво скребёт по стенкам, но содержимое, кажется, её не интересует — взгляд блуждает где-то далеко, за пределами этой комнаты. Астарта подходит к полкам у стены, наклоняется, достаёт пачку чипсов с красной перчинкой на упаковке. Хруст целлофана режет тишину. Она уже разворачивается, чтобы уйти в свою комнату, но Веста останавливает её вопросом:

— Ты всё ещё в депрессии?

— Ага, — просто отвечает Астарта и шагает к двери.

Можно назвать это депрессией. Или апатией. Или разбитостью. Назвать как угодно — суть не изменится. Сожаление о том, что опустила прицел, грызёт её, как ржавчина металл. Она не может отпустить этот момент, он крутится в голове, как заезженная пластинка.

— Совсем забыла, — бормочет Веста себе под нос, вскакивает и пробегает мимо Астарты к своей комнате.

Астарта провожает её взглядом и замечает на столе пачку таблеток, подходит ближе. Это пачка снотворных — белая, с синей полосой. Видимо, Веста оставила. В голове вспыхивает идея, дерзкая и простая: усыпить Эрика. Пока Весты нет, Астарта быстро хватает одну пластинку с таблетками из пачки и прячет в карман. На упаковке мелким шрифтом написано: «Мгновенный эффект. Здоровый сон гарантирован». Это шанс.

Веста возвращается с охапкой йогуртов, кладёт всё в холодильник. Увидев Астарту рядом с таблетками, она забирает пачку и поясняет:

— У меня проблемы со сном, поэтому пью это. Эрик дал их мне. Помогают заснуть, но можно пить только одну перед сном.

Астарта кивает, раздумывает. Как заставить Эрика проглотить таблетку? В рот ему не засунешь — он не дурак, будет сопротивляться. Растворить в воде? Он не станет пить ничего подозрительного. Астарта мотает головой, отгоняет бесполезные мысли и идёт к комнате. Но вдруг её осеняет — мысль абсурдная, нелепая, но гениальная в своей простоте. Поцелуй. Она может поцеловать Эрика и передать ему таблетку прямо в рот.

***

Несколько дней Астарта выжидает момента. Она носит при себе пять маленьких белых таблеток в прозрачном пакетике, спрятанном в кармане штанов. Они с Вестой снова затыкают вентиляцию в комнате, воздух становится тяжёлым, но безопасным. Остаётся только ждать, когда Эрик появится, когда вентиляторы снова загудят, выпуская газ.

План Астарты прост и сложен одновременно. Она поцелует Эрика, держа пакетик во рту, порвёт целлофан зубами и перекинет таблетки ему в глотку. На пачке написано, что они растворяются мгновенно — он не успеет их выплюнуть. Но есть минусы. Первый — сам поцелуй, от одной мысли о котором её передёргивает. Второй — ей придётся притвориться, что она смирилась с заточением, что принимает его игру. Астарта сомневается в своих актёрских талантах. Соблазнить вампира, которого она ненавидит, а он наверняка ненавидит её? Задача кажется невыполнимой, но нужно попробовать. Другого выхода нет.

Астарта сидит на полу у стены, пластиковой вилкой выскрёбывает на бетоне вертикальную черту — ещё один день. Черт уже тринадцать, почти две недели в этом бетонном аду. Вилка гнётся, царапины получаются неровными, но ей всё равно — это просто способ отсчитывать время, которое тянется, как смола.

Слышатся быстрые шаги. Веста врывается в комнату, захлопывает дверь за собой, прижимается к ней спиной. Её глаза расширены, дыхание сбивчивое. Астарта понимает без слов: началось. Вентиляция снова работает, газ пробирается внутрь.

Они садятся на пол рядом, прислушиваются. Веста обнимает свои колени, кладёт голову на них, её светлые волосы падают на лицо, как занавес. Она молчит, задумчивая. Астарта уже привыкла к этому и к тому, как Веста избегает чужих глаз — это её броня, её способ держаться.

— Знаешь, если попытаться понять причину, зачем человек делает то или иное, то его, может, даже удастся понять и простить, — вдруг говорит Веста, голос тихий, но твёрдый.

Астарта хмурится. Она не согласна. Эрика нельзя простить за всё, что он натворил — за заточение, за игры, за собаку, за уколы. Если прощать убийц, мир утонет в хаосе и крови.

— Ты знаешь, что Эрик — вампир? — переводит тему Астарта, смотрит на Весту.

— Да, — кивает она. — Но это не имеет значения. Я всех называю людьми. Мне кажется, вампиры — это просто более осознанные люди.

Астарта вздыхает, качает головой. Опять не сходится. Будь Эрик осознанным, он не творил бы этот кошмар, не втягивал бы Весту, которая вообще ни при чём, в свою месть. Веста напоминает ей Эли — подругу из интерната, такую же хрупкую, наивную, верящую в добро там, где его нет.

Эрика всё нет, шаги не звучат. Но Астарту начинает клонить в сон — медленно, неотвратимо. Видимо, вентиляция закрыта неплотно или газ просачивается через щели в двери. Глаза слипаются, веки тяжелеют.

— Я пойду прилягу, — говорит Веста, встаёт и идёт к кушетке. — Не знаю, сколько ещё продержусь.

Астарта кивает. Она понимает: разбираться с Эриком придётся ей одной. Весту она не впутает — та и так жертва, а не игрок.

Гудение вентиляции стихает. Астарта прислушивается, сначала не верит, думает, что показалось, но тишина подтверждается. Она цепляется за ясность сознания, борется со сном, сжимает кулаки, ногти впиваются в ладони.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем за дверью что-то щёлкает. Шаги приближаются, тяжёлые, уверенные. Астарта хочет схватить что-то для защиты — вилку, стул, что угодно, — но вовремя вспоминает план. Сегодня она должна быть кроткой, покорной, иначе всё рухнет.

Она кладёт пакетик с таблетками в рот, прячет за щеку — они маленькие, почти незаметные. Делает глубокий вдох, прижимает платок к носу. Дверь открывается.

Эрик входит без защиты — ни маски, ни очков, только тёмная одежда и холодный взгляд. Астарта косится на него подозрительно, пальцы сжимают платок сильнее.

— Можешь убрать платок, — говорит он, голос ровный, как лезвие. — Хочу с тобой поговорить. Иди за мной.

Он направляется к кухне, не оглядываясь. Астарта следует за ним осторожно, сердце стучит в горле. Пока всё идёт гладко, слишком гладко.

Эрик бросает на кухонный стол стопку бумаг, садится на диван и небрежно закидывает ногу на ногу.

— Изучи, — коротко бросает он.

Астарта берёт бумаги, пальцы чуть дрожат, но она скрывает это. Между тем говорит:

— Ты хотел меня убить.

— Верно, — отвечает он, не отводя глаз.

— Но не убил. Почему?

Молчание. Эрик не отвечает, смотрит на неё, как на шахматную доску, где он уже просчитал все ходы. Астарта опускает взгляд на бумаги. Первая — свидетельство о бесплодии её отца, дата за год до её рождения. Вторая — чек из центра репродукции, оплаченный матерью: «Вип-материал “Одарённый ребёнок”». Третья — распечатанная фотография: рыжеволосый мужчина с голубыми глазами, улыбка широкая, открытая.

— Это твой биологический отец, — поясняет Эрик.

Астарта не может однозначно отвергнуть данную информацию. Она вспоминает, как в детстве подслушивала ссоры деда с матерью — в один из таких случаев та кричала, винила в поведении Астарты центр репродукции. А отец всегда был холоден, отстранён, тогда ясно почему. Кусочки пазла складываются, но картинка всё равно мутная.

— Даже если так, зачем мне это знать? Почему ты мне это показываешь? — спрашивает она, голос напряжённый.

Эрик молчит. Чуйка подсказывает Астарте, что есть ещё что-то, важное, скрытое. Она меняет вопрос:

— Мой биологический отец — вампир, так ведь?

Эрик кивает, наконец говорит:

— Вампиры сдают материал только на своей территории, но его выкрадывают, перепродают по миру за огромные деньги с громкими названиями. Это бизнес, осудить такую продажу за пределами Грани практически невозможно.

Астарта из пробирки. Это не меняет её жизни, но добавляет одну деталь.

— Я полукровка? — спрашивает она, сама не зная зачем.

Просто мысль мелькнула, вырвалась наружу. Но теперь Астарта думает: если она полукровка, у неё может быть такая же сила, чутьё, как у Эрика.