– Тогда скажи мне, в чем дело. Я не вынуждаю тебя сделать аналогичное признание. У тебя сейчас трудное время. Это ужасно – наблюдать, как все, что создано твоей семьей, переходит в чужие руки.

– Вот именно! – Элизабет яростно сжала кулаки. – Я столкнулась с ситуацией, которую не могу разрешить, однако я так легко…

Она оборвала фразу и отвернулась. Джону хотелось дотронуться до нее, но он понимал, что сейчас не стоит этого делать.

– Так легко – что, Элизабет?

После некоторых колебаний она тихо, но твердо сказала:

– Мне не нравится, что я… не способна контролировать себя, когда нахожусь с тобой.

Джон понимал состояние Элизабет и сочувствовал ей, однако он знал, что настоящий момент – не время для эмоций.

– Страсть, которая соединяет двух людей, может быть ошеломляющей, – сказал он тихо. – Она может показаться тебе небезопасной, неестественной, но это лишь потому, что ты не знала любви раньше.

– А ты знал?

– Нет. Ты единственная женщина, которой я могу сказать, что люблю ее.

– Ил и думаешь, что любишь, – тут же поправила его Элизабет.

– Ты думаешь, я не понимаю своего сердца? Да, я не любил раньше, но у меня были интимные отношения с женщинами, и я получал от этого удовольствие.

Элизабет передернуло, и Джон почувствовал, что причинил ей боль.

– Однако получать удовольствие от общения с женщиной – вовсе не означает отдавать ей всего себя. Того, что я испытал сегодня с тобой, я не испытывал прежде. Между нами возникает такая интимность, которая смиряет меня, заставляет поверить, что я хочу быть с тобой всю жизнь.

– А ты не боишься? Не боишься перемен? Не боишься… лишиться своего «я»?

– Давая тебе власть надо мной? Ты это имеешь в виду?

Элизабет закусила губу.

– Я хочу этого, Элизабет. И я готов расстаться с теми вещами, которые, как я думал, составляли все, что мне необходимо для ощущения счастья. Я не хочу возвращаться к той жизни, которую я вел раньше, проводя ее в путешествиях и сражениях. Если тебя не будет со мной, то какое значение имеет все остальное?

– Я не могу поверить, что столь важные вещи перестанут для тебя иметь значение.

– Я не сказал этого. Просто ты значишь больше. Думаю, моя любовь к приключениям возникла как заменитель истинной любви. Я не надеялся на любовь, поскольку был третьим сыном и вряд ли мог ожидать, что мне предложат невесту.

Элизабет посмотрела на него полными слез глазами.

– А если я и стану путешествовать, то хочу видеть тебя рядом, – добавил Джон. – Ты слишком много значишь для меня.

Элизабет закрыла глаза, и по ее щекам скатились две слезинки.

– Обычно я не лезу в карман за словом. Но сейчас просто не знаю, что сказать.

– В тебе говорит твоя требовательность к себе, Элизабет. Ты никогда не забываешь, сколько людей в твоем замке зависят от тебя. А я один из них.

– Это не так. Ты занимаешь в моих мыслях совсем особое место.

Джон слегка улыбнулся:

– Это все, что мне сейчас нужно. Но тебе потребуется немалое терпение.

– Это ты проявляешь терпение, – сказала Элизабет. – Ты так рисковал, возвращаясь сюда, а я набросилась на тебя…

– Это чудесно, потому что говорит о твоем неравнодушии ко мне. Ведь не все можно выразить словами.

Элизабет наклонила голову.

– Ты должен идти. Спрячься. Если Баннастер найдет тебя…

– Он решит, что ты помогаешь врагу.

Элизабет схватила его за руку.

– Нет, я беспокоюсь не о себе. Если ты пострадаешь, я не смогу этого вынести.

Она поцеловала его ладонь. Ощутив ее слезы, Джон мягко погладил Элизабет по голове.

– В таком случае я пойду, дорогая, – пробормотал он, нагибаясь, чтобы поцеловать ее в макушку. – Увидимся завтра вечером. Знай, что ты не одинока.

– Я это знаю, – прошептала Элизабет.

Джон вышел от нее и направился к подвалу, где было множество мест, чтобы спрятаться. Он устроился поудобнее на мешках с зерном и попробовал заснуть, но перед ним все время стояли ее печальные глаза.

На следующее утро Элизабет ожидала в кухне, когда Адалия приготовит еду для Анны. Элизабет чувствовала себя утомленной, но объясняла это себе тем, что не выспалась. Адалия бросила на нее несколько обеспокоенных взглядов, но не произнесла вслух ничего, кроме пожелания доброго утра.

Однако причина упаднического настроения Элизабет заключалась вовсе не в недосыпании. Она все время думала о Джоне, его деликатности, его понимании, И чувствовала себя недостойной его внимания, поскольку не знала, что предложить ему взамен.

Сомнения и колебания измучили Элизабет. Она постоянно задавала себе вопрос – любит ли она Джона? Не должны ли были любовные игры убедить ее в этом?

Бывали моменты, когда она даже испытывала отчуждение. Но ведь Джон не заслуживал этого.

Элизабет вынуждена была признаться себе, что она оказалась трусихой, что ее расстроило.

И все-таки – что такое настоящие чувства? Множество людей вполне хорошо живут в браке, даже не испытывая истинной любви друг к другу.

«Но это не относится к моим родителям, – с грустью подумала Элизабет. – Они все делали вместе, даже умерли. Какой же глупой я была, считая, что люблю Уильяма! Ведь тогда не было ничего похожего на нынешний круговорот эмоций – ни страха за любимого человека, ни экстаза, ни отчаяния. А смогу ли я пережить, случись что-нибудь с Джоном?»

– Анна?

Элизабет очнулась от своих мыслей и увидела, что Адалия участливо смотрит на нее.

– Я уже дважды окликнула вас по имени, – тихо сказала кухарка, – я же не могу доверить полный поднос девушке, которая ни на что не реагирует.

Элизабет сделала попытку улыбнуться:

– Прости меня. Просто я задумалась. Сейчас я уже здесь.

– Ну и хорошо. – Адалия огляделась по сторонам и шепнула: – Он все исправит.

Элизабет сделала вид, будто не поняла, о чем говорит Адалия.

– Кто?

Адалия лишь покачала головой и вручила ей поднос с едой.

Элизабет прошествовала через большой зал, стараясь не обращать внимания на сочувственные взгляды. Ее удивило, что не только слуги, но и солдаты внимательно наблюдали за ней. От этого она чувствовала себя неловко.

У подножия башни она обнаружила Баннастера, который поджидал ее, и поняла причину любопытства солдат.

Продолжая держать поднос, Элизабет сделала книксен:

– Доброе утро, милорд.

– Доброе утро, Анна.

Баннастер смотрел на нее с таким видом, словно он и не гонялся за ней по коридорам замка, пытаясь затащить в постель.

Но зачем он ждет ее?

– Я пойду вместе с тобой, чтобы нанести визит леди Элизабет, – объявил он.

– Милорд, позвольте мне пройти первой и подготовить ее к вашему приходу. Леди Элизабет любит, чтобы ее прическа была уложена таким образом…

– Вся эта суета излишня, – сказал он. – Красота леди Элизабет очевидна. Я войду вместе с тобой.

Солдаты, не глядя на нее, отступили в сторону, и Элизабет, опередив виконта, шагнула в башню и стала подниматься по лестнице. Она боялась, что Баннастер начнет прикасаться к ней, и потому поднималась так быстро, что едва не задохнулась, когда они достигли верхней площадки.

Чего он хотел? Расстроить Анну, рассказав ей, как Джон был изгнан из замка? А может, ему надо было узнать, не помогала ли «леди Элизабет» своему нареченному?

Элизабет постучала в дверь и сказала, как это делала и раньше, что ее сопровождает лорд Баннастер.

Она услышала, как виконт хмыкнул, однако ничего не сказал.

Анна довольно долго не открывала дверь. Уж не получила ли она еще одну корзину, которую нужно было спрятать? Наконец дверь открылась, и Анна отступила на шаг назад.

– Доброе утро, лорд Баннастер, – тихо сказала она.

– Да, доброе, – любезно ответил виконт.

Он явно был невероятно доволен собой. К счастью, Элизабет уже рассказала Анне, кем был на самом деле Джон. Однако горничная не знала, что Джон вернулся и сейчас скрывался где-то в замке. Но это ее неведение было, пожалуй, и к лучшему.