Игнасий потер переносицу и остановился. Йарахонг слишком велик, ему ни за что не успеть обойти его весь. Если бы он мог обратится к Всебесцветному и всеведущему Яэ-Истине! Но бог по-прежнему молчал, и Игнасию приходилось обходиться собственными силами.

Что он знал о личности и характере бога Тьмы, о его привычках и пристрастиях? Непозволительно мало. Даже имя не сохранилось. Он и прежде, до войны, похоже, держал его в тайне, открывая только избранным жрецам. А уж теперь-то… Бог тьмы был одним из тех, кого восемьдесят лет назад изгнали из мира. Всех служителей истребили, алтарь сломали и истолкли в мелкую крошку, чтобы никто не сумел его восстановить. Так поступили со всеми божествами, побежденными в той войне, и множество лет все было спокойно. Но он все-таки вернулся.

Что Игнасий мог сказать про бога Тьмы сейчас? Он хитер и неглуп. Непросто пробиться из небытия. Еще сложней подгадать момент, когда пророки перестанут следить за вероятным будущим, будут заняты только собой и своим идиотским заговором. Еще он явно действовал напрямик. Не прятался, а нападал в открытую и не чурался мести. Если Игнасий верно вспомнил написанное в исторических книгах, именно пророки были теми, кто восемьдесят лет назад сыграл решающую роль в войне. Вернувшаяся тьма сокрушила их первыми из чувства мести, или из-за того, что они удачно подвернулись на пути?

И еще одна деталь не давала Игнасию покоя. Он отчетливо почувствовал момент, когда пророки перехватили хранительство над городом, но когда он подошел к площади, свечения от узора в моноптере видно не было. И к нападению темных тварей жрецы Ахиррата оказались не готовы, хотя обычно они видят вероятности на шаг вперед. Их застали врасплох. Это могло означать, что к тому моменту уже пострадал алтарь пророков, и жрецов отрезало от божественных сил. Игнасий представил, как человек, готовившийся призвать в этот мир Тьму, хитростью проник в опустевший храм Ахиррата и перепосвятил старый и мощный, напитанный силой, алтарь своему божеству. В этом случае все сходилось. И сила только что возрожденной Тьмы, и неожиданная беспомощность пророков. Возможно, Игнасий ошибался, но все равно решил первым проверить именно это место.

Оставался последний вопрос: что Игнасий станет делать, если алтарь тьмы действительно окажется там? Единственное его оружие — ум и слова. Вряд ли они будут полезны против тварей, сотворенных тьмой. Фонарь в его руках тоже не назвать подходящим оружием. Крохотная частица пламени внутри него больше светит, чем жжет. Конечно, Игнасий мог бы сходить в храм Фаршаха и позвать с собой кого-нибудь из его служителей или попросить на время огненный талисман. Вряд ли ему откажут. Но это все время, которое и без того уже истекало. Игнасий в который раз пожалел, что способность жрецов ветра передавать друг другу слова на расстоянии доступна только им самим. Но тут ничего не поделаешь.

А ведь этой ночью он уже видел то, что могло сработать! Игнасий остановился и хлопнул себя по лбу. Как он умудрился не понять и не придать значения этой встрече! Мог бы и догадаться! Шкатулка Искр! Поддельная она или настоящая, Игнасий не мог определить, но плоды ее силы даже в темноте видел отлично.

Глава храма Росы держал коробочку с опаской, как ядовитого скорпиона. Когда Игнасий отказался ее забрать, он выбросил ее так небрежно, будто она была не драгоценной святыней, а простой безделушкой. Возможно, она все еще лежала там, на земле. Как он мог не подумать, не обратить внимания, упустить! Игнасий повел фонарем из стороны в сторону, освещая стены строений, а потом нырнул в нужный переулок и ускорил шаг.

Игнасий отлично знал центр города, но отыскать нужное место оказалось непростой задачей. Свет фонаря почти не разгонял тьму. Мерцающий теплый круг высвечивал мостовую под ногами да неясные изменчивые контуры храмов, сливающиеся в одну сплошную стену. Где именно Игнасий разговаривал с жрецами Росы? Он зажмурился и постарался вспомнить. Какой из храмов прятался за спиной обожженного толстяка? Отличали ли его витражи и колонны? Или обтесанный криволинейный камень стен? Ничего. В памяти осталась одна темнота. В тот момент Игнасий смотрел не на здания, а на лица и думал лишь о том, как поскорей добраться до центральной площади. Вот глупец!

Хотя нет. Одна примета все же сохранилась в памяти. Как раз перед досадной встречей его фонарь ненадолго осветил расписанную разноцветными красками стену. Это был храм богинь искусств, посвященный сразу трем из них. И еще: когда шкатулка упала, Игнасий услышал хруст и мягкий удар, как будто коробка сломала стебель растения и приземлилась на взрыхленный клочок земли. Что ж. За это уже можно было зацепиться.

Вот и нужное место. Через одно здание от расписанной стены, если смотреть в сторону центральной площади. Игнасий обошел кругом, чтобы сориентироваться. Непроглядная темнота уже не так пугала его. Страх вывернулся наизнанку и стал азартом. Значит, так. Во время разговора он стоял лицом к центру, а глава Росы напротив. Когда тот размахнулся и выбросил шкатулку, она улетела к противоположной стороне улицы. Да, так вероятней всего.

Стену здания на другой стороне улицы заплели вьюнки. Бутоны закрылись на ночь, но все равно пахли сладко и свежо. Растения казались сплошной переплетенной оградой. Даже если одно из них сломалось, это не было заметно. Игнасий поставил фонарь на каменный бортик, отделяющий мостовую от засыпанного землей участка, но светлей от этого не стало. Жесткие стебли и широкие гладкие листья отбрасывали густые тени. Игнасий шарил вслепую. Ничего.

В животе сжался холодный ком. Неужели глава Росы передумал и забрал шкатулку обратно? Или кто-то другой нашел ее раньше? Или Игнасий и вовсе перепутал, и надо искать в другом месте? На стенах Йарахонга немало ярких росписей. Что если он так и не отыщет ее? План с применением шкатулки слаб, но другого у него нет.

Он сжал челюсти и резче двинул рукой, обшаривая лозу. Надломленный стебель хрустнул и сдвинулся, его верхняя часть осела под собственной тяжестью. В это же мгновение пальцы Игнасия наткнулись на острый угол шкатулки. Он крепко ухватил ее двумя руками и вытянул наружу. Внутри что-то еле слышно шуршало и потрескивало. Игнасий переборол первый порыв отбросить ее прочь, и взамен этого крепко прижал к груди. В ней спасение для всего Йарахонга. Если Игнасию удастся правильно ею воспользоваться.

Похоже, у рассудка Юржина был предел, до которого мог дорасти страх. Страх вызвать недовольство родных, разочаровать их. Страх потеряться и остаться навечно одному. Страх боли. Страх темноты. Липкий страх бессилия перед чудовищными тварями. Теперь им всем пришел конец. Страхи достигли верха души и, закипев грязной пеной, перелились через край. И пена обратилась решимостью.

Юржин удрал с места битвы, спасая себя. Сначала он мчался, не чувствуя под собой ног, не понимая, куда и зачем бежит. Ветер трепал волосы и хрипел в горле. Скоро бедра налились тяжестью, в боку закололо. Юржин споткнулся, замедлился, а потом и вовсе перешел на шаг.

Мрак заполнял мир целиком. Он был даже гуще и плотней, чем та темнота, которой Юржин испугался, когда его заперли в храме Росы. Каким чудом он умудрился до сих пор ни во что не врезаться и ни с чем не столкнуться? Что ждет его в шаге впереди? Или в двух? Юржин вытянул руки, и только теперь ощутил, как что-то оттягивает ему левую кисть. Кулак сжался так крепко, что расслабить его удалось не сразу. Юржин остановился, вслепую ощупывая находку. Гладкое, но в то же время шершавое, как переплетенные волокна. Нити, натянутые туго, как струны. Прохладные полированные шарики бусин.

Предмет под пальцами мягко засветился, откликаясь на прикосновение. Сначала еле заметным сиянием вдоль нитей, тусклым, как голубой мох, и таким же прохладным. Сияние растекалось и скоро охватило весь предмет целиком, и Юржин наконец узнал его. Это был тот самый плетеный круг, который он видел в руках жреца Ветра и который упал с неба прямо ему в руки. Как он мог про него забыть?