– И что, новые хозяева хотят все это изменить? – спросил он.

– Тсс, – Румер приложила палец к губам. – Давай пока забудем о них…

На втором этаже он прошел вдоль левой стены к спальне родителей. Когда он заглянул в нее, то увидел на том месте, где они спали, знакомый до боли железный остов кровати с синельным покрывалом. В полумраке он вспомнил, как просыпался от кошмаров, прибегал сюда и стоял в дверях, глядя на спящих родителей.

Годы спустя они с Элизабет провели здесь пару ночей. Время быстро пролетело, и сейчас он смотрел на кровать и видел себя там, где спал его отец, а Элизабет – там, где спала его мать: у окна, выходившего на пляж. Зебу всегда было не по себе, когда он тискал Элизабет под носом у Румер. Поэтому их набеги сюда были скоротечными и сумбурными.

Румер первой шагнула в его старую комнату. От его коллекций уже давным-давно ничего не осталось, их попросту выбросили: всех этих насекомых, ракушки, морских звезд и прочее. И его метеорит тоже. Он упал на землю прямо здесь – у тупика Крестхилл-роуд, как будто притяжение Мыса вырвало его из космоса. Зеб подобрал метеорит, невзирая на опасения матери по поводу того, что тот мог оказаться радиоактивным, и поставил маленький шероховатый камень на полку, сколоченную из прибившихся к берегу деревяшек.

Теперь же, ощущая прилив душевных сил, Зеб открыл окно и высунулся наружу. Полуобернувшись, он протянул руку Румер и помог ей взобраться на подоконник. Придерживая друг дружку, они пролезли вдоль кровли у мансарды, а потом по крутому спуску вскарабкались на верхнюю часть крыши.

– Не поскользнись, – сказала Румер.

– А то что? Опять сломаю лодыжку? – спросил он.

– Просто напоминаю тебе, Зеб, – запыхавшись, ответила она, пока они пытались сохранить равновесие, чтоб не скатиться вниз. Дюйм за дюймом они продвигались к тому месту, находившемуся точно между покосившимся дымоходом и флюгером в форме единорога, где они и уселись.

Отсюда небо казалось таким ясным, каким Зеб еще не видел его со дня своего приезда на восток. Этот дом располагался на самой верхней точке Мыса, и, взобравшись на крышу, они оказались выше уровня морской дымки. Приплыв с востока, над бухтой покачивалась большая золотистая луна. А небо было устлано мириадами блестящих звезд, как затканным ковром.

– Бывало, я смотрела наверх, – сказала Румер, – и пыталась угадать, где же ты…

– Правда? – Зеб скользил пытливым взглядом по Млечному пути.

– А ты думал, что я не буду? Что я вычеркну всё это из памяти напрочь?

– Да, Румер. Особенно после всего, что я сделал…

– Расскажи-ка мне лучше о земных новостях, – перебила она его. – К примеру, о работе, которая заменит тебе полеты.

Он вспомнил снимки, которые изучал днем, и отчет, составленный для лаборатории в Калифорнийском политехе.

– Сегодня я просмотрел кое-какие фотографии. Спутники НАСА обнаружили ледовый щит. В северной части России.

– И они хотели, чтобы ты расшифровал эти фото?

– Да.

– Что такого необычного во льде? К тому же на севере России – наверное, там всегда сплошной лед.

– Но не так, как сейчас, – тихо ответил Зеб.

Во дворе внизу зашуршали ветви кустов. «Какое-нибудь животное ползет сквозь заросли», – подумал Зеб. Видя то, как Румер склонила голову набок и с интересом слушала звуки, которые издавал неведомый зверь, он скрепя сердце решил поведать ей все остальное, не переставая спрашивать себя, зачем вообще завел разговор на эту тему.

– Дело в том, – продолжал Зеб, – что на снимках видно четыреста тысяч тюленей, попавших в ледяную ловушку.

– В ледяную ловушку? – ахнула Румер. – Столько тюленей?!

– Да.

– Но как это произошло? А в России знают об этой беде? – она расстроилась не на шутку.

– Их путь в Баренцево море был заблокирован. Из-за невероятно сильного ветра на северном выходе из Белого моря образовался ледовый затор… тюлени должны были начать свою миграцию месяц назад, но теперь они еще в западне.

– И ты это увидел?

– На фотографиях можно четко различить воду и ледовый щит.

– Зеб, что же с ними будет?

– Они голодают, – Зеб воочию представил себе снимок, зная, что никакому ветеринару не под силу спасти их.

Ему даже не пришлось смотреть на Румер, чтобы понять, что она заплакала. От ее всхлипов у него сдавило грудь. Румер всегда была такой: если птенец вываливался из гнезда, она лезла на дерево и водружала его обратно. Если лебедь цеплялся за рыболовную леску, она прикрывала голову от ударов его мощных крыльев и освобождала птицу. Он видел, как она переживала за поморника, и знал, что она пошла бы на все ради тюленей.

– Что мы можем сделать? – спросила она.

– Ничего, – ответил Зеб. – В том-то вся проблема. Мы видим, что творится, однако развитие ситуации неподвластно нам. И все эти спутниковые технологии, позволяющие заглянуть в любую точку мира, сейчас попросту бесполезны. Вот что я думал, когда…

– Что когда?..

Он не хотел рассказывать ей. У него в ушах опять зазвучали отголоски того взрыва. Он сжал зубы так, что у него свело челюсть.

– Поэтому тебе очень повезло с работой. Ты помогаешь животным, спасаешь их жизни. Как с этим поморником…

– Но мы пока не знаем, удалось ли ему выжить, – вздохнула Румер.

– Я знаю, – сказал Зеб. – Я видел его сегодня.

– Правда? Когда?

Зеб перевел дух. Он сидел рядом со своей лучшей подругой, в окружении звезд, вдыхая давний аромат жимолости, ощущая на себе действие настоящей магии летней ночи Мыса Хаббарда.

– В обед, – он поднял руку. – Когда занимался этим…

Румер повернула голову. Она заглянула через ограду в свой собственный двор. Над домами на другой стороне улицы взошел диск луны и замер среди высоких темных сосен. Его свет, проникавший сквозь сучья, сделал свою работу: на ветвях росшего между домов старого дуба засияли золотые нити.

– Что это? – удивленно выдохнула она.

– Это специально для тебя, – Зеб взял ее руку. – Потому что я хочу, чтоб ты снова поверила в нас с тобой…

– Поверить в нас с тобой? – эхом отозвалась она.

– В то, как все было раньше, – прошептал он. – Когда ты говорила, что нас соединяет магическая золотая нить.

– Зеб…

– И что она останется навсегда, – добавил он. Румер больше не могла вымолвить ни слова. Комок в горле мешал ей говорить. Глядя на дерево, где в паутине медной проволоки плясал лунный свет, она словно перенеслась в прошлое. Его рука согревала ее ладонь, и она взглянула ему прямо в глаза.

Зеб смотрел наверх, мимо флюгера-единорога, туда, где Арктур вершил свой бег. Под этим углом казалось, что звезда словно насажена на рог мифического существа. Зеб подумал о противоположном ракурсе, о созерцании Земли из космоса, и у него снова свело челюсть. Но он захотел рассказать ей.

– Я много раз пролетал над… – начал он.

– Над Мысом Хаббарда? – перебила она.

– Да.

– И ты видел? Правда?

– Я знал, чувствовал. Мое воображение рисовало наши дома. Наш двор, сад. Эту крышу, откуда мы смотрели на звезды…

Румер обхватила себя руками, чтобы бившая ее дрожь не доконала ее.

– Но большую часть времени я думал о другом. Я прижимался лбом к иллюминатору «Челленджера» и видел звезды, луны, планеты… а потом Землю.

– Оттуда она выглядит иначе, да? – Он кивнул.

– Чудесная бело-голубая планета… да, она выглядит иначе. – Он снова поглядел в небо, вспоминая, каково это было смотреть сюда – вниз.

– Должно быть, в космосе она похожа на луну или звезду.

– И да, и в то же время нет, – слыша собственное сердцебиение, ответил Зеб. «Что это?» – недоумевал он. В скафандре все эхом проходило через его шлем, и он засыпал под успокаивающую колыбельную своего пульса.

Но здесь, на крыше, разговаривая с Румер о полете, он словно услышал ритм своей жизни.

– Нет? – спросила Румер.

– Ну… в другом смысле, – сказал Зеб.

– Я понимаю.

– Эта маленькая сфера, она так далеко… и в ней содержится все, что я люблю… деревья, океаны, музыка, искусство… я постоянно думал о нашей магической нити.