— Разве, учитель? Почему? —недоумевал Виктор. — Я же разбил его. Неужели этого мало?

Друид, стоя рядом с валуном, ударил по нему кулаком, отчего тот вновь разлетелся.

— Вот, ч-ч-чего ты долж-ж-жен добитьс-с-ся, Виктор. С-с-смею з-з-заметить, твоя с-связ-зь с-с-с духовным з-з-зверем с-с-стала крепч-ч-че. Продолж-ж-жай тренироватьс-с-ся.

Внутри Виктора смешались противоречивые чувства. Он определённо стал сильнее. Но разбить валун одним ударом… это же какую мощь должен даровать медведь?

— Хоть мыс-с-сли ч-ч-читать нам не дано, но я виж-ж-жу, как ты тревож-жиш-шьс-ся, — Стиллэ положил Виктору руку на плечо. — Ты с-справиш-шься, мой уч-ч-ченик. Когда с-связ-зь с медведем будет макс-с-симально крепкой, тебе пройти это ис-с-спытание не с-сос-ставит ос-с-собого труда.

Спокойное шипение Стиллэ успокаивало Виктора. Он слушал его, и вся тревога, всë расстройство — все гнетущие мысли исчезали. Словно внушая, Друид Стиллэ настраивал Виктора на лучшее, заставлял верить в себя и не сдаваться.

— Спасибо, учитель. Мне будто стало легче, — с улыбкой ответил Виктор.

Друид даже мышцей на лице не пошевелил — лишь молча кивнул. Эмпаты без эмоций — так о Друидах думал Виктор. Единственное, что известно из записей более старших Хранителей и что учителя о себе рассказывали, — Друиды сами не испытывали эмоции, но научились чувствовать их в других.

Стиллэ тем временем не сводил глаз с Виктора.

— Что-то не так, учитель? — спросил Виктор.

— Я вс-с-сë ещ-щ-щё ч-чувс-ствую в тебе тревогу. Только другую. Ч-ч-что тебя гнетëт?

Виктор подумал, стоило ли говорить, ведь Друидов, судя по тем записям, людские дела никогда особо не заботили. С другой стороны, раз Стиллэ сам уловил в Викторе тревогу, значит, стоило хотя бы попытаться.

— Понимаете… — он собрался с духом. — Дело в отце. Его явно что-то беспокоит. Вот только я хочу понять что. Вы же явно знаете, он вам рассказывал.

Друид задумчиво погладил бороду, взмахом руки отодвинул все тренировочные манекены и поднял из-под земли два древесных пенька.

— Прис-с-сядь, — Стиллэ указал рукой на них.

Виктор послушно сел и приготовился слушать. Друид сделал то же самое, опираясь на посох.

— Как С-С-Степан с-с-сам говорил: «Мой путь ус-с-сеян мертвец-ц-цами». Говорил ли он тогда прямо или ч-ч-что-то подраз-зумевал, мне неведомо, но я ч-чувс-ствовал его с-с-страх в этот момент. С-с-сильнее вс-с-сего это ч-чувс-ство его поглотило в твой первый год ж-жиз-зни.

Виктор встревожился:

— Это то, о чëм я догадываюсь?

— Думаю, да.

— Папа говорил, что моей мамы не стало, когда мне исполнился год. Но он не говорил, что с ней случилось. Я это хочу узнать! Как она умерла? — всполошился Виктор.

— Тиш-ш-ше, юный Тихонов, — своим томным шипением произнёс Стиллэ.

— Простите, учитель. — Виктор успокоил себя с помощью техник дыхания, глубоко вдыхая и медленно выдыхая.

Он старался держать себя в руках, излишне не тревожился и не злился. Пусть и воспоминания о матери, которую он никогда не видел, царапали сердце, будто кот скрёб стены.

— Расскажите, что знаете.

— Лиш-ш-шь то, ч-ч-что твой отец-ц-ц оч-ч-чень каялс-с-ся мне. Я не мог ему помоч-ч-чь в его проблеме, ибо мы с-с-сильны, ноне вс-сес-сильны. Только выс-слуш-шал его и помог унять боль…

Виктор молча сидел. Голос учителя будто растворялся в пелене раздумий. Мысль о том, что именно папа убил маму долго таилась в нëм, но он постоянно еë отбрасывал. Невозможно, чтобы человек, который так скучает по маме, что даже дома не даёт её любимым цветам завянуть… В голове не укладывалось. Виктор чувствовал смятение в душе. Он молча встал и призвал с помощью камня портал домой.

— Простите, что прервал вас, учитель. Но я должен с этим разобраться. Поймите.

Стиллэ медленно поднялся одновременно с появившимся порталом и спокойно кивнул, не проявив никаких эмоций.

— Ес-с-сли тебе это помож-ж-жет, то с-с-ступай.

Виктор поклонился на прощание, прижав кулак к груди, после прыгнул в портал.

***

Когда Виктор пришёл домой, то попробовал открыть дверь ключом.

Хм… Папа сегодня рано… Мне это даже на руку.

Степан открыл дверь и впустил сына, после чего ушёл на кухню. Пахло чем-то жареным — Степан готовил ужин. Это показалось крайне странным.

— Сегодня без тренировок, сын. Поешь как следует.

Виктора очень терзали смутные сомнения. С виду казалось, что Степану стало лучше, он даже готовил свои любимые жареные пельмени в сырно-сметанном соусе, собственноручно слепленные. Да вот только голос какой-то отрешённый. Будто из Степана выкачали всю радость. Да, раньше он тоже особо не пестрил восторгами, но Виктор прекрасно понимал, когда его отец искренне радовался за своего сына. Сейчас же… он будто сам не свой.

— Переодевайся, умывайся и садись ужинать. Понимаю, пахнет вкусно, но помни о дисциплине, — ещё более безэмоционально говорил Степан.

Виктору это показалось странным, но он пока решил не давить на отца, вдруг что. Сын сделал всё, как попросил Степан. Ужинали они в тишине, и вроде всё проходило спокойно. Правда, Степан ел неспешно. Или это только сейчас Виктор заметил? Когда они оба поели и помыли тарелки, Виктор серьёзно спросил:

— Пап, мы можем поговорить?

Степан приподнял бровь, после чего сел за стол напротив сына и ответил:

— Что-то тебя беспокоит?

— Я был сегодня в Эдеме. Учитель рассказал мне кое-что о маме. Я хочу знать, что с ней стряслось.

Степан сложил руки в замок и с громким выдохом опёрся на них лбом.

— Вить… — ответ себя долго ждать не заставил. — Мы уже говорили об этом. Я не могу рассказать.

— Почему? Учитель сказал, что ты прям каялся перед ним. Что с ней случилось? Если не уберëг, то так и скажи. Зачем таить?

— Нет, Виктор, — не повышая тон, повторил Степан. — Я не могу об этом говорить. Так будет лучше для тебя, поверь мне.

— А к чему эти недомолвки? Ты зря, что ли, тренировал меня? Зря учил быть сильным и не бояться, смотря страху в лицо? — Виктор решил идти до конца. Он хотел выбить из отца внятный ответ. — Почему я не могу знать о том, что случилось с мамой?

— Мамы больше нет. Я не уберëг еë. Остальное тебе знать не надо. Крепче спать будешь.

Тут Виктор не выдержал. Его рука загорелась зелёным, и он в гневе ударил в стену, оставив солидную вмятину.

— Какого хрена ты юлишь?! Скажи уже просто, что маму убил ты! Убил, не выдержал и пошел каяться к учителю! Раз ты не говоришь, что с ней стало, то ты еë и убил! — проорал Виктор, после чего между ними повисла недолгая пауза.

Степан будто никак не реагировал на это, лишь опустил голову на сложенные в замок руки. Виктор же резко встал и, взяв куртку из комнаты, вышел в коридор.

— И куда ты пойдёшь в такое время?! — громко спросил Степан.

— Подальше от тебя! — рявкнул Виктор, сильно хлопнув дверью.

***

В баре Виктор сидел за стойкой и потягивал чёрный квас.

— Сука… слабак, даже признаться в убийстве не смог… — бурчал он себе под нос.

И после очередного глотка он вдруг услышал странный свист. Медленный такой, протяжный, будто успокаивающий — и тут же у Виктора по телу прошли холодные мурашки. Рядом с ним сидел появившийся из ниоткуда парень в кожаном доспехе. На спине у него красовался плащ, капюшон которого скрывал лицо. Виктор сразу понял, кто это, узнав тот самый кожаный доспех с качественным сплетением кожи и кольчуги. Следующее, что бросилось Виктору в глаза, — так это большой меч на спине, в прошлый раз его вроде как не было. Судя по длине клинка и размеру гарды, двуручный меч.

Парень держал в руке кружку пива, разглядывал еë содержимое, как бы пытаясь по-театральному напустить загадочности, и присвистывал странную мелодию, словно наслаждался происходящим, не обращая внимания на других. Правда, и окружающих он своими ужимками явно интересовал не больше, чем их собственное питьë. Виктор осмотрелся вокруг — все вели себя как ни в чём не бывало. Странник, закончив свистеть, откинул голову и сел поудобнее, сняв капюшон. Из-под чёлки показался ярко-синий глаз, будто блестящий сапфир, что отразилось в душе Виктора ещё большим неприятным холодом.