– Сначала паспорт покажи, – заявил он, и в его голосе снова появились властные нотки. Он снова почувствовал себя в своей тарелке, словно запрыгнул обратно на своего воображаемого коня.

– Паспорт ты увидишь, когда вещь отдашь, – отрезал я, глядя ему прямо в глаза. – Или сядешь, забыл?

Напоминание о мрачной перспективе немного остудило его пыл. И он уже не так уверенно, с некоторой опаской, проговорил:

– Я тебе не верю. Что если ты его выбросил или под труп подбросил?

– А не надо было мою вещь забирать, – ответил я, чувствуя, как внутри нарастает холодная ярость. – Тогда бы этого не было. Давай мою вещь сюда, или я пошел. Сообщать в милицию о трупе.

Он вцепился в меня взглядом. Маленькие, свиные глазки смотрели на меня испытующе, пытаясь учуять, блефую я или нет. Но меня его взгляду было не пронять. Слишком много всего произошло за последние дни. Чего только один беспилотник стоит…

– Хорошо, – сдался он, опустив взгляд. В его голосе звучала обреченность. – Сейчас.

Он скрылся за дверью. Вернулся быстро. Протянул мне телефон. Я повертел его в руках, нажал на боковую кнопку. Ноль реакции. Батарея села.

«Ну да, что ему еще оставалось делать», – подумал я.

Сунув телефон в карман, я отчеканил:

– Ждешь десять минут и спускаешься к окну между первым и вторым. Посредник оставит там паспорт и студенческий.

– Что? Мы так не договаривались! – взвизгнул он.

– А ты думал, я тебе из рук в руки все отдам? Чтобы меня внизу уже ждали? Через. Десять. Минут. Между. Первым. И. Вторым.

И, не говоря больше ни слова, я развернулся и стал спешно спускаться по лестнице, чувствуя, как его взгляд буравит мне спину. Я задержался на нужном пролете, нацарапал ключом на стене стрелку, указывающую в сторону батареи, и большими, неровными буквами вывел: ТАМ.

Снаружи меня никто не ждал. Я скользнул тенью под окнами первого этажа, стараясь не привлекать внимание. Свернул за угол и только тогда побежал по безлюдной улице со всех ног, сквозь поздний вечер, сквозь бушующую пургу. Сбавил ход лишь через квартал, оглянулся. Хвоста не было. И тогда я взял курс на дачи.

«Лишь бы сейчас меня не тормознул патруль», – пронеслось у меня в голове с липким страхом. – Ага, вышло бы смешно».

Но ничего подобного не случилось. Я добрался до дачи. Сарай. Второй ярус. Портал. Но входить не торопился. Слишком важный был момент. Слишком тревожный. Я бы даже сказал, пугающий до дрожи. А что, если не сработает? Что, если я упустил какую-то мелкую, но важную деталь? Поколебавшись немного, собрав остатки мужества, я отогнал дурные мысли и шагнул в портал.

Меня выплюнуло на пол. Удержал равновесие.

«Прогресс», – мелькнуло в голове с кривой усмешкой.

Кинулся к дверце, выглянул наружу…

Лето.

Солнечный, солнечный день.

Голубое небо.

Отлегло. Словно тяжелый камень упал с души.

Зеленая трава, родная крапива у забора. Щебечут птицы – звуки такие чистые и звонки, словно я не слышал их целую вечность.

Спустился вниз. Вышел на участок. Осмотрелся. Все было привычное, все на своих местах: ель, домик, банька, моя «Девятка».

На глаза навернулись слезы. Мне хотелось упасть на колени и поцеловать эту землю.

Переодевшись, сел в машину и поехал домой. По дороге жадно всматривался в город. В живой город. Полюбил пробки, суету, жару – все то, что еще недавно меня раздражало.

Мой двор, мой дом. Мой этаж. Открыл дверь. Вошел. Прихожая. Юлька на кухне с кем-то болтает. Дошло: теща приехала. Я был готов их расцеловать. Я был… счастлив. Счастлив, словно вернулся из мертвых.

На то, чтобы прийти в себя потребовалось несколько дней. Мир словно рассыпался на осколки, и потребовалось время, чтобы собрать их обратно. Дача, баня с обжигающим паром, утренняя рыбалка, когда туман стелется над водой, как призрак, и пробежки по растрескавшемуся от жары асфальту – вот лекарство от реальности. К концу недели я чувствовал себя почти новым. Как новенький рубль, отчеканенный на монетном дворе – блестящий и звенящий. Даже перед женой не пришлось оправдываться за разбитую физиономию. Юлька, словно по заказу, укатила к теще в соседний город – на целую неделю.

«Удобно», – подумал я с циничной усмешкой.

Затем я занялся магазином. Пока я зализывал раны, Карен, хозяин помещения, не сдал его никому другому. Видимо, ждал именно меня, как ждет путник спасительный оазис в пустыне. В юридической конторе, где пахло пылью и старыми бумагами, мы подписали договор аренды. Я перевел деньги за первый и последний месяц на его счет и получил ключи.

Дальше – косметический ремонт. Помогал мне Санек, тот самый, с которым мы якобы чинили машину в его гараже.

– Что с рожей? – спросил он, едва переступив порог моего будущего магазина.

– Гопники, – ответил я, почти не соврав. Я закрыл за ним дверь.

Саня больше не задавал вопросов о происхождении моего фингала и царапины на щеке. Он бросил взгляд на ящик пива, скромно примостившийся у стены. Банки, слегка запотевшие, манили.

– Допинг?

– Допинг, – кивнул я.

Я поставил на подоконник старенькую колонку и включил тяжелый рок. Дальше – побелка потолка, покраска стен, опустошение пивных банок во время работы… Странное сочетание, но, как ни странно, одно другому не мешало. Скорее, наоборот. Под звуки гитарных запилов и пива, работа шла быстрее и веселее. Словно мы не делали ремонт, а колдовали над созданием нового мира. СССР. Или, по крайней мере, нового магазина.

Работа спорилась, и мы управились за полтора дня.

Затем – оформление разрешения на открытие продуктового магазина. Увы, от беготни по инстанциям никуда не деться. Бюрократическая машина, скрипя и лязгая, принялась перемалывать мои нервы. В налоговой я получил документ об открытии индивидуального предпринимателя. Звучит солидно, но на деле – еще одна бумажка в бесконечной стопке.

На барахолке, где торговали всяким старьем, от которого нормальные люди давно бы избавились, я разжился парой подержанных холодильников-витрин. Они были настолько старыми, что казалось, их выкопали из-под земли, как скелеты динозавров.

Арендовав видавший виды фургончик, я прихватил Саню, и мы отправились на оптовую базу – в царство коробок, мешков и прочей снеди. Закупились ходовыми продуктами – колбаса, макароны, крупа, консервы. К концу дня все это богатство уже хранилось в моем магазине. Скоропортящиеся продукты – молочка, куриные окорочка – отправились в объятия холода, в те самые допотопные холодильники.

Вечером я заглянул на электронный аукцион. Борьба за паспорт СССР разгоралась не на шутку. Мой конкурент выкатил новую сумму в 9 000 рублей. Недолго думая, я предложил 9 500. Этот паспорт должен быть моим! До конца торгов осталась неделя. Что ж, повоюем!

Новый день принес новую суету. Привез в магазин прилавок. Простой, без изысков, из дерева, тяжелый и массивный. Именно то, что нужно. Мы с Саней поставили его у стены, а к ней прикрутили деревянные полки, точь-в-точь копируя интерьер того самого гастронома. Осталось найти старые весы с гирьками и прикрутить к потолку вентилятор, чтобы гонял воздух. Я встал на пороге помещения и окинул взглядом интерьер. Да, почти как там. Почти… но чего-то все равно не хватало. Возможно, запаха вареной колбасы и вечно недовольной продавщицы за прилавком.

Потом занялся вывеской. Вернее, это была не вывеска, а так, набор букв, заключенных в грубый металлический короб, с тусклыми, как у старого фонаря, лампами внутри. «Гастроном». Буквы должны были гореть кислотно-красным. Я собирался повесить эту штуковину над крыльцом – как маяк для ностальгирующих душ. Сейчас она лежала на прилавке, холодная и безжизненная. Я принялся за провод – спутавшийся, как мысли перед сном. Саня, принес удлинитель. Нужно было проверить, загорятся ли это буквы вообще, или так и останутся мертвым грузом.

Включив удлинитель в розетку, Саня вернулся ко мне, отхлебнул из помятой жестянки пива и, глянув на меня, спросил: