Когда машина загрузилась, он ввел пароль и проверил почтовый ящик. Сообщений было целых восемь, но все, кроме одного, чепуховые — генерал бегло просмотрел их и удалил, не утруждая себя ответом. Последнее было подписано агентом, который уже четвертый месяц ходил по пятам за неким арабским шейхом. Шейх щедро финансировал террористов и при этом имел кое-какие чисто человеческие слабости, делавшие его весьма перспективным в смысле вербовки. Агент сопровождал шейха во всех его поездках, но до сих пор так и не сумел войти с ним в контакт. Павел Петрович подозревал, что агент просто крутит динамо, стремясь продлить свое безоблачное, оплачиваемое из государственного бюджета существование в сказочных заморских странах.

Ворчливо помянув потерявшего стыд курортника, генерал Прохоров открыл послание, уверенный, что найдет там уже ставший привычным перечень правдоподобно выглядящих отговорок и ссылок на объективные обстоятельства. На этот раз, однако, агент его удивил: послание было кратким и содержало вполне конкретную информацию, касавшуюся, правда, вовсе не шейха с его не совсем традиционной сексуальной ориентацией, а совсем другого лица. К посланию прилагалось несколько фотографий, на которых как раз и фигурировало упомянутое лицо во всей своей красе: в пляжном костюме и солнцезащитных очках по колено в ласковом прибое, на белокаменной набережной, в проеме зеркальных дверей пятизвездочного отеля, и так далее, и тому подобное. Фотографии были плохонькие, сделанные, судя по всему, камерой мобильного телефона, но ошибиться было трудно: Павел Петрович хорошо знал этого человека, и человеку этому было совершенно нечего делать там, где на него случайно наткнулся агент.

Чувствуя себя так, словно прямо под его креслом только что неожиданно взорвалась учебная противотанковая мина, Павел Петрович схватился за мобильный телефон и набрал номер. Пока в трубке тянулись длинные гудки, он постарался успокоиться. К тому моменту, как на другом конце линии приняли вызов, это ему удалось.

— Слушай меня внимательно, полковник, — сказал он. — Появилась новая информация, которую тебе надо знать…

Окончив разговор, генерал-лейтенант Прохоров велел подать к подъезду машину и вскоре уже мчался в аэропорт.

Объект «Барсучья нора» выглядел как зажиточный, крепкий лесной кордон. Это впечатление немного портила сложенная из силикатного кирпича маленькая казарма на полтора десятка коек с пристроенными к ней пищеблоком и баней. Зато два бревенчатых, крытых замшелым, почерневшим шифером сарая выглядели как настоящие, словно простояли на этой поляне посреди густого леса не одно десятилетие. Никакого периметра с колючей проволокой тут не было и в помине, от него остались лишь торчащие вкривь и вкось посреди разросшегося подлеска бетонные столбы — корявые, изъеденные временем, испятнанные рыжими и изумрудными наростами мха, с уцелевшими кое-где обрывками ржавой проволоки. Насыпной холмик уцелел, но вместо бетонного куба караульного помещения с бронированной поворотной башенкой наверху, где когда-то был установлен крупнокалиберный пулемет, на его верхушке торчали лишь поросшие крапивой и малинником обломки фундамента, похожие на пеньки сгнивших зубов.

Так это выглядело с земли. С воздуха же «Барсучья нора» была просто зеленой проплешиной в густых зарослях. Такой эффект достигался простейшим способом, известным с тех пор, как в небо поднялся первый аэроплан с грузом авиационных бомб на борту, а именно посредством маскировочных сетей, которыми были затянуты все расположенные здесь строения. На старых разлапистых соснах, что окружали это укромное местечко, были оборудованы хорошо замаскированные площадки, где днем и ночью дежурили снайперы, с наступлением темноты сменявшие дневную оптику на инфракрасную.

Глеб провел здесь уже без малого месяц, кочуя с платформы на платформу, а иногда дежуря в штабной каморке, где стояли неплохая армейская рация и вполне обыкновенный полевой телефон, а на стене висела увеличенная, очень подробная карта квадрата и ближайших прилегающих к нему территорий. Карта пестрела непонятными пометками, сделанными рукой полковника Семашко. Смысла этих пометок Глеб постичь не сумел, как ни старался. На маршруты патрулей и расположение постов наблюдения все это не походило; со временем он начал склоняться к мысли, что соскучившийся по живой оперативной работе полковник просто развлекался, от нечего делать планируя боевые операции, которым не суждено было состояться, и нанося на карту расположение несуществующих подразделений. Если догадка Сиверова соответствовала действительности, полковник находился в шаге от помешательства; порой, когда Геннадий Иванович, голый до пояса, в качестве утренней гимнастики отрабатывал приемы штыкового боя, было нетрудно поверить, что этот шаг им уже давно сделан. Уже через десять минут после того, как полковник брал в руки свой любимый старинный АК-47 с примкнутым штыком, от набитого сухой травой мешка, служившего ему мишенью, оставалась лишь кучка жалких лохмотьев, непригодных к дальнейшему использованию. Лишь однажды увидев, с какой свирепой яростью милейший Геннадий Иванович атакует воображаемого противника, кромсая его штыком и нанося страшные удары окованным прикладом, его городские знакомые обязательно переменили бы свое о нем мнение и впредь, наверное, воздерживались бы от совместных с ним застолий, а также от рукопожатий, праздной болтовни и иных выражений симпатии. В эти минуты он был не просто страшен — вид его вызывал в душе мистический ужас, как вид атакующего жертву вампира.

В данный момент полковник Семашко отсутствовал на вверенном ему объекте. Стоял теплый майский вечер, малиновый шар солнца уже коснулся своим нижним краем черной кромки леса, окрасив все вокруг в теплые медно-оранжевые тона. С обнесенной хлипкими перильцами платформы в кроне старой сосны открывался прекрасный вид на окрестности. Территория объекта «Барсучья нора» была отсюда видна как на ладони. Глеб сидел на старом фанерном стуле с тонкими железными ножками, с винтовкой на коленях и биноклем на груди, с разрисованным камуфляжными полосами и пятнами лицом и с целой охапкой свежесрезанных зеленых веток на голове, из-за которой сам себе напоминал лешего, и поглядывал по сторонам, в нарушение полученного приказа уделяя особое внимание не прогалинам между деревьями и даже не бетонке, которая с этого насеста просматривалась насквозь, до самого горизонта, а стоявшим посреди поляны сараям.

Где-то стукнула дверь. Поискав глазами, Глеб увидел Косарева, который, выйдя из бани, направлялся в казарму. Бывший майор полчаса назад сменился с поста, уступив свое место Глебу, только что принял душ и собирался, судя по всему, отдохнуть. Он был раздет до пояса, что позволяло всем желающим полюбоваться его впечатляющей мускулатурой и богатой коллекцией шрамов, отлично дополнявшей тот кошмар, что заменял Косареву лицо. Поднявшись на крылечко, Косарев напоследок огляделся по сторонам, прихлопнул на голой груди комара и скрылся в казарме.

Проводив его взглядом, Сиверов снова сосредоточил внимание на сараях. Ничего нового он не увидел, да и не рассчитывал увидеть, однако бревенчатые постройки притягивали взгляд, как мощный магнит притягивает иголку. Одна из этих хибар маскировала старую ракетную шахту, причем маскировала превосходно: даже оказавшись внутри, случайный человек не нашел бы там ничего, кроме утоптанного земляного пола да пылящегося по углам, ни на что не годного хлама. Чтобы обнаружить «нору», о ее существовании нужно было знать или хотя бы догадываться. Глеб догадывался и, в одну из ненастных, безлунных ночей проникнув в сарай, без труда обнаружил под тонким слоем земли стальную поверхность «утюга» — многотонной плиты, что прикрывала устье шахты.

В соседнем сарае обнаружилась силовая установка, предназначенная, несомненно, для приведения «утюга» в движение. Старая шахта, разумеется, давным-давно была отключена от централизованной системы запуска ракет, по команде которой «утюг» автоматически отъезжал в сторону, открывая баллистической ракете путь в стратосферу. Поэтому тем, кто спрятал здесь свои ворованные сокровища, пришлось позаботиться о создании новой локальной системы, которая в случае необходимости могла, пускай и с огромным трудом, сдвинуть с места многотонную стальную плиту.