Во время телефонного разговора майор получил недвусмысленный приказ наплевать на все и в самую первую очередь ликвидировать Слепого. Генерал Прохоров не слушал возражений: он почему-то был уверен, что наемник по-прежнему где-то здесь, в городе, и забрал себе в голову в одиночку взять штурмом объект «Барсучья нора», чтобы завладеть его содержимым. Якушев никак не мог с этим согласиться: даже не зная наверняка, как охраняется «Барсучья нора», об этом можно было догадаться. Попытка проникнуть на объект была равносильна самоубийству; кроме того, чтобы так рисковать, наемник должен был очень хорошо представлять себе, за чем охотится. А откуда ему было это знать? Но даже если покойный Потапчук поделился с ним полученной от Скорикова информацией, нужно совсем не иметь инстинкта самосохранения, чтобы решиться на такое дело. Нет, его наверняка давно уже и след простыл. Синица в руках лучше журавля в небе; имея на руках, гонорар за ликвидацию Потапчука и щедрый аванс за предстоящую работу, ускользнув из-под бдительного надзора Якушева и получив таким образом полную свободу передвижений, Слепой наверняка рванул когти и где-то залег на дно. Якушев был в этом уверен, и результаты предпринятых им поисков только укрепляли его в этой уверенности, поскольку до сих пор оставались нулевыми.

Но приказ оставался в силе: сначала убрать Слепого, а уже потом — всех остальных. Якушев следовал этому приказу, хотя и считал его бессмысленным. Похоже, Павел Петрович сильно переоценивал профессионализм наемника. Слово «маразм», то и дело приходившее Якушеву на ум, когда он размышлял на эти темы, майор старательно гнал от себя и, конечно же, даже оставаясь наедине с собой, никогда не произносил его вслух: он не сомневался, что квартира буквально напичкана следящей и записывающей аппаратурой. Кроме того, он допускал, что этот пресловутый приказ продиктован вовсе не глупостью или маразмом, а вошедшей в поговорки и легенды интуицией генерал-лейтенанта Прохорова, благодаря которой тот, несомненно, и стал генералом, а не кончил, как многие его коллеги, начальником службы безопасности какого-нибудь занюханного банка.

Продолжая поиски Слепого, майор между делом готовился к тому моменту, когда генералу надоест валять дурака и он, отменив предыдущий приказ, распорядится приступить к запланированным ранее ликвидациям. Расписание Зимина и Журавлева Якушев знал по минутам и не уставал вносить в него все новые уточнения. Прослушивание телефонов начальника милиции больше ничего не давало: подполковник, судя по всему, опомнился и сообразил, что обсуждать важные дела по телефону не следует. Майор изучил все подходы к потенциальным жертвам и полагал, что может убрать их в любой момент. Но Прохоров все медлил, и поторопить его не было никакой возможности: помимо всего прочего, генерал запретил Якушеву звонить ему без крайней нужды.

Сегодня, около часа назад, майору позвонил резидент и договорился о встрече. Тон у него был многозначительный; слушая его, можно было подумать, что он действительно располагает важной информацией. Склонный к мизантропии Якушев недолюбливал этого скользкого типа, но встретиться согласился: со всей этой бодягой надо было поскорее кончать, если он не хотел провести здесь остаток жизни, охотясь за призраком.

Чтобы не терять даром время, Якушев решил не отступать от правил и приготовить ужин. Он вскипятил воду в эмалированной кастрюле, подсолил, высыпал туда содержимое пачки с магазинными пельменями, помешал, чтоб не слиплись, и приступил к приготовлению фирменного салата, носившего у него красноречивое кодовое название «Мизантроп». Рецепт приготовления данного блюда был прост, как все гениальное: накрошив в миску репчатого лука, майор заливал его уксусом, подсолнечным маслом и соевым соусом, который можно было при желании заменить обыкновенной солью. Получалось быстро и вкусно — для тех, разумеется, кому по нраву маринованный лук. А что окружающие потом воротят от тебя нос, так это их проблема. Недаром ведь салат носит такое название!

Агент где-то застрял. Якушев успел без спешки употребить пельмени с луковым салатом и даже помыть посуду, а его все не было. Майор вышел в комнату и опустился в кресло перед телевизором. Показывали, как обычно, всякую чепуху; взгляд Якушева периодически отрывался от экрана, останавливаясь то на полке с DVD-дисками, по преимуществу заполненными порнографическими записями, то на баре, сквозь стеклянную дверцу которого соблазнительно поблескивали многочисленные бутылки. Да, тут можно было со вкусом провести время, и Якушев уже не в первый раз дал себе слово сразу же по окончании работы попросить агента, с которым сотрудничал, организовать для него приятный вечерок. Наверняка к этой уютной квартирке прилагается штат длинноногих телок, умеющих становиться в разные позиции…

Наконец из прихожей донеслось мелодичное побрякивание дверного звонка. Якушев встал, достал из висевшей на спинке кресла кобуры пистолет, снял его с предохранителя, взвел курок и пошел открывать. На вопрос «Кто?» из-за двери послышался голос агента; Якушев осторожно выглянул в глазок, отпер дверь и отступил в сторону, держа пистолет наготове. Нервы у него в последнее время что-то совсем расходились; умом понимая, что Слепой, вероятнее всего, находится уже в тысячах километров от этого места, майор тем не менее все время ждал меткой пули из-за угла. Виноваты в этом, наверное, были мучившие его ночные кошмары; впрочем, и они, и одолевавшее майора в периоды бодрствования беспокойство могли быть вызваны проблесками интуиции, которой он тоже не был лишен. Словом, береженого Бог бережет; лучше показаться кому-то смешным и странным, отперев дверь с пистолетом в руке, чем сдохнуть в этой норе, пахнущей, как вагина…

Агент вошел, с полным пониманием посмотрел на пистолет и даже слегка приподнял руки, показывая, что они пусты. Якушев протолкнул его в глубь тесной прихожей и все так же, с пистолетом наготове, выглянул наружу. Убедившись, что на лестничной площадке больше никого нет, он закрыл и запер дверь и только после этого снял пистолет с боевого взвода и поставил на предохранитель.

Агент тем временем успел снять и повесить на вешалку пальто, на плечах которого темнели круглые следы упавших сверху капель: в последние дни заметно потеплело, и с крыш текло даже после захода солнца. Сегодня, где-то около полудня, Якушев едва успел увернуться от рухнувшей с высоты четвертого этажа глыбы рыхлого, подтаявшего снега, которая долго сползала по скату крыши, а потом еще дольше висела на самом краю, дожидаясь его.

— Весна, — заметив, куда он смотрит, сказал агент. — Благодать! На улице теплынь, на реке лед тронулся… Скоро лето, майор!

— До лета еще дожить надо, — засовывая громоздкую «беретту» в карман брюк и вслед за гостем проходя в комнату, проворчал Якушев. — Садись, закуривай. Выпьешь?

— Не откажусь, — падая в кресло, заявил агент. — Тем более что повод имеется.

— Вот как? — открывая бар, с сомнением произнес Якушев.

Агент был почти двухметровым блондином с мужественными чертами лица, широченными плечами и узкими бедрами. Бабы по нему наверняка сохли — недаром ведь он превратил конспиративную квартиру в дом свиданий, — а для Якушева его неотразимая внешность служила дополнительным поводом для неприязни. Сам не отличаясь внешней привлекательностью, майор терпеть не мог всех этих красавчиков, провинциальных мачо, полагающих, что мужская доблесть измеряется исключительно количеством баб, которых им удалось раздеть.

— Что будешь пить? — скрывая волнение, вызванное словами агента и полным едва сдерживаемого торжества выражением его физиономии, нарочито скучным голосом поинтересовался Якушев.

— Где-то там была текила, — заявил этот тип.

Якушев поставил перед ним квадратную бутылку с желтоватым содержимым и сходил на кухню за лимоном и солью.

— О! — сказал агент, увидев, за чем он ходил. — Чувствуется столичный стиль. А по тебе не скажешь…

— Чего? — вклинился в паузу Якушев. — Что я знаю, как надо пить эти мексиканские помои? Знаю, не сомневайся. Я вообще много чего знаю. Например, что судить о людях по одежке — самое распоследнее дело…