— Я могу её увидеть?

— На несколько минут.

Медсестра открыла дверь, и Джеймс вошёл.

София лежала на кровати, подключённая к аппаратам. Её лицо было бледным, на голове виднелась повязка.

Он подошёл ближе, сердце сжималось от вида той, кого он ещё недавно презирал.

— София… — прошептал он, садясь рядом.

Её глаза слабо приоткрылись.

— Джеймс… ты пришёл, — произнесла она еле слышно.

— Я здесь, — сказал он, сжимая её холодную руку.

— Ты поправишься.

Она слабо улыбнулась, но в её глазах было что-то ещё.

— Прости меня… — прошептала она.

— Я всё испортила…

— Тихо. Сейчас не время, — сказал он, хотя внутри него всё кричало.

— Пожалуйста… позаботься об Оливере… — её голос становился слабее.

— София, ты будешь с ним. Ты сама о нём позаботишься, — его голос дрогнул.

Но она закрыла глаза, и тревожный сигнал аппарата заставил его вскочить.

— Врача! — крикнул Джеймс, выбегая в коридор.

Медики ворвались в палату, а Джеймса оттолкнули в сторону. Он стоял за стеклом, наблюдая, как они пытаются спасти её жизнь.

В тот момент он осознал, что, несмотря на всё зло, что она причинила, часть его всё ещё надеялась, что она выживет. Потому что иначе он не мог представить, как объяснит всё Оливеру.

Серое небо давило своей тяжестью, словно само оплакивало потерю. Люди медленно собирались вокруг чёрного катафалка, некоторые держали в руках белые розы. Джеймс стоял чуть в стороне, одетый в строгий чёрный костюм. Его взгляд был пустым, а плечи напряжены, как стальные тросы.

Рядом с ним стоял Оливер, сжимая его руку. Мальчик не понимал до конца, что произошло, но по серьёзности взрослых и слезам на лицах чувствовал, что случилось что-то непоправимое.

Когда Лима приехала, её сердце сжалось от вида Джеймса. Он выглядел сломленным — таким, каким она никогда его не видела раньше. Она долго колебалась, решаясь подойти, но, сделав глубокий вдох, всё-таки пошла к нему.

Джеймс стоял возле могилы, опустив голову.

— Джеймс… — тихо позвала она.

Он повернулся. Его глаза были красными от бессонных ночей, но в них промелькнула искра облегчения, когда он увидел её.

— Ты пришла, — сказал он глухо.

— Я не могла не прийти, — ответила Лима, подходя ближе.

Она посмотрела на Оливера, который держал в руках маленький букет белых цветов. Её сердце дрогнуло.

— Как он? — спросила она, кивнув на мальчика.

— Пока держится, — выдохнул Джеймс, но по его голосу было ясно, что сам он на грани.

Оливер заметил Лиму и чуть стушевался, спрятавшись за ногу Джеймса.

— Привет — мягко сказала Лима.

Мальчик только кивнул, прижимая к груди цветы.

Джеймс посмотрел на сына, а затем снова перевёл взгляд на Лиму.

— Я даже не знаю, как объяснить ему всё это. Он слишком мал, чтобы понять, — сказал он, его голос дрогнул.

— Дети понимают больше, чем мы думаем, — тихо ответила Лима.

— Но они чувствуют главное — любовь и защиту. Это то, что ему нужно сейчас.

Джеймс провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть усталость и боль.

— Ты права. Я не могу дать ему ответы, но могу дать ему безопасность.

Лима кивнула, затем осторожно взяла его за руку.

— Ты не один, Джеймс. Не забывай об этом.

Он посмотрел на неё так, как будто впервые за долгое время почувствовал поддержку.

— Спасибо, Лима. Я правда не знаю, как бы я справился без тебя сейчас, — тихо произнёс он.

— Ты справишься. Ты сильный. И ради сына ты справишься.

Джеймс слабо улыбнулся, но в его взгляде всё ещё читалась боль.

Оливер дёрнул его за рукав.

— Папа, когда мама вернётся домой? — его голос был тихим и неуверенным.

Джеймс замер. Он присел на корточки перед сыном и положил руки ему на плечи.

— Оливер… мама больше не вернётся домой, — его голос дрожал.

— Но я всегда буду рядом с тобой. Я тебя не оставлю.

Мальчик нахмурился, будто пытался осознать услышанное, а затем бросился к отцу, обняв его.

— Не оставляй меня, папа! — всхлипнул он.

— Никогда, — прошептал Джеймс, крепко обнимая его.

Лима отвернулась, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. Но когда Джеймс поднялся, он взял её за руку.

— Спасибо, что пришла, — сказал он, сжимая её пальцы.

— Я не могла иначе, — ответила Лима, глядя на него.

— Ты не один, Джеймс. Не забывай об этом.

Он снова посмотрел на неё.

— Ты всё ещё веришь в меня? После всего?

Лима опустила глаза, а затем тихо сказала:

— Я не знаю, во что я верю сейчас. Но я знаю, что ты не тот человек, которого я когда-то боялась. И я вижу, что ты изменился.

Джеймс сжал её руку сильнее.

— Лима… я так много хочу тебе сказать. Но, наверное, сейчас не время.

— Да, — согласилась она. — Не время.

Когда все разошлись, Лима ещё немного задержалась рядом с Джеймсом.

— Ты сможешь это пережить, Джеймс, — сказала она, заглядывая ему в глаза.

Он грустно улыбнулся.

— Я просто пытаюсь не разрушить то, что ещё осталось.

— Ты не разрушишь. Ты построишь заново. И если тебе понадобится помощь… я здесь.

— Спасибо, Лима.

— Лима, — начал он, — я знаю, что это, возможно, слишком, но… не могла бы ты поехать с нами домой? Просто… побудь с нами немного. Оливеру нужна поддержка, и мне тоже.

Лима замялась. Она понимала, что это рискованно, но видела в его глазах настоящую боль и страх остаться одному.

— Хорошо, — тихо ответила она.

— Я поеду с вами.

Джеймс с облегчением кивнул. Они вместе усадили Оливера в машину, и Лима села рядом. Дорога до дома прошла в тишине, нарушаемой лишь редкими фразами, которые Оливер задавал о матери.

Когда они приехали, Марта сразу же отвела Оливера в его комнату, чтобы поиграть, оставляя взрослых наедине.

Джеймс пригласил Лиму в кабинет. Он выглядел напряжённым, словно собирался сказать нечто важное.

— Лима, — начал он, закрывая за ней дверь, — я не знаю, как начать… но мне нужно рассказать тебе кое-что, чего я не говорил раньше.

Она села на диван, скрестив руки.

— Я слушаю.

Джеймс подошёл ближе, облокотившись на стол.

— София… она призналась мне. Призналась во всём, что сделала пять лет назад. Она подстроила ту ночь с Лукой. Всё было ложью, Лима. Я был слеп, поверил ей, а не тебе. И я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения.

Лима побледнела, но голос её оставался спокойным.

— Я знаю, Джеймс, — ответила она.

— Я давно перестала злиться на Софию. Но это не меняет того, что было. Ты не поверил мне тогда, и это разрушило всё.

Джеймс провёл рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями.

— Я знаю. И я ненавижу себя за это. Но это не всё… — он замолчал, прежде чем произнести самое тяжёлое.

— Оливер… он не мой сын. Биологически. Я узнал это недавно.

Лима подняла на него удивлённый взгляд.

— Но ты всё равно воспитываешь его?

— Да, — твёрдо ответил Джеймс.

— Он для меня как родной. Я не брошу его, Лима. Я боюсь за его будущее, боюсь, что не справлюсь… но он мой сын, несмотря ни на что.

Лима смотрела на него, чувствуя, как старые обиды постепенно отступают. Она видела перед собой не сломленного мужчину, а отца, который готов бороться.

— Я не могу судить тебя за то, что ты любишь ребёнка, — сказала она мягко.

— Это делает тебя сильнее, Джеймс. Но это не значит, что я смогу снова тебе довериться.

Он кивнул, принимая её слова.

Когда Лима встала, чтобы уйти, она случайно уронила блокнот со стола.

— Прости, — наклонилась она, чтобы собрать их, и в тот же момент Джеймс сделал то же самое.

Их руки соприкоснулись, и Лима замерла. Джеймс медленно поднял голову, их глаза встретились.

Он почувствовал тот же сладкий аромат её духов, что и пять лет назад. Этот запах разбудил в нём воспоминания — нежные, болезненные, незабываемые.