— Но я рад, что вы не испугались. Я рад, что вы остались.

Его слова прозвучали так искренне, что у Элизы перехватило дыхание. Она почувствовала, как ее сердце начинает биться чаще.

*****

— Госпожа… — прошептала Эрика, ее голос едва различим на фоне завывания ветра за окном. Она нервно теребила подол своего фартука, стоя у тяжелой дубовой двери.

Иоганна, погруженная в тягостные раздумья, не сразу отреагировала. С тех пор, как ее заточили в этой мрачной келье, дни слились в однообразную череду томительных ожиданий. Надежды на освобождение почти не осталось, лишь горькое осознание несправедливости сжимало сердце ледяной рукой.

— Госпожа… — повторила Эрика чуть громче, робко стукнув костяшками пальцев в дверь.

Иоганна нехотя поднялась с жесткой кровати, каждое движение отдавалось болью в ослабевшем теле. Дойдя до двери, она приложила ухо к холодной деревянной поверхности, прислушиваясь. За дверью — тишина, нарушаемая лишь приглушенными звуками из глубины монастыря.

— Госпожа, — зашептала Эрика, ее голос дрожал от волнения, — Вам… вам просили передать это.

Из-под двери показался краешек сложенного листка бумаги. Иоганна, сгорая от любопытства и предчувствуя что-то важное, просунула пальцы в узкую щель и вытащила письмо.

Письмо… Кто мог отправить ей письмо? Эта мысль, как молния, пронзила ее сознание. Герцогиня с недоумением и трепетным интересом развернула пожелтевший листок.

«Дорогая Иоганна!» — начиналось письмо, написанное размашистым, но в то же время осторожным почерком. — «Мне очень жаль, что Вы столкнулись с такой несправедливостью»…

В этот момент мир вокруг Иоганны словно исчез. Осталось только биение ее собственного сердца, которое с каждым словом учащалось. Это он! Эта мысль, как вспышка, озарила ее сознание. Он жив! Гражданин, ее тайный защитник, жив и он не забыл о ней!

Он спасет ее! Эта мысль принесла с собой волну неземной радости. Лицо Гражданина, которое она так старательно пыталась восстановить в памяти все эти дни, вдруг стало четким и ясным. Она вспомнила его глаза, полные тепла и решимости, и неуловимый аромат свободы, который всегда его сопровождал.

Иоганна жадно проглотила оставшиеся слова: «Письмо пропитано ядом. Оторвите от листка ровно 1/16 часть и проглотите, остальную часть сожгите и ничего не бойтесь. Скоро Вы будете свободны. С надеждой на скорую встречу».

Дрожащими руками она оторвала крошечный кусочек бумаги и, преодолевая внутреннее сопротивление, проглотила его. Горький, едкий вкус мгновенно распространился по языку. Голова закружилась, в глазах потемнело. Последнее, что она увидела, прежде чем потерять сознание, — пляшущие языки пламени, пожирающие остаток письма. Свобода… близка…

*****

После обеда, едва успев отпить последний глоток ароматного чая, Элиза последовала за Францем, старым и достойным камердинером замка Штольберг. Его спина была прямой, как трость, а шаги отмеряли ровный, неторопливый ритм.

— Это комната вашей покойной матушки, — произнес Франц, открывая перед Элизой тяжелую, обшитую темным деревом дверь. — Здесь хранятся все ее вещи.

Элиза вошла в комнату, и ее охватило странное чувство. Словно она перенеслась в другое время, в другую жизнь. Комната была просторной и светлой, с высокими потолками и большими окнами, выходящими в сад. В воздухе витал легкий аромат лаванды и старинного дерева.

Франц жестом указал на массивный гардероб, инкрустированный перламутром:

— Платья фройляйн…

Элиза открыла дверцы гардероба, и ее взгляд утонул в море тканей и цветов. Столько платьев она не видела даже в самых роскошных магазинах столицы! Шелковые, атласные, бархатные… Расшитые жемчугом, кружевами, золотыми нитями… Она провела рукой по нежной ткани одного из них, восхищаясь изысканностью фасонов и богатством отделки.

— А здесь… — Франц достал маленький серебряный ключик и отпер дверцу небольшого будуара, скрытого за тяжелой портьерой. — …хранятся драгоценности и украшения фройляйн.

Элиза вошла в будуар, и ее буквально ослепило сияние драгоценных камней. На бархатных подушечках лежали ожерелья из крупных бриллиантов и изумрудов, серьги с рубинами и сапфирами, браслеты, инкрустированные редкими черными жемчужинами. Золото и серебро переливались в лучах солнца, создавая волшебную игру света.

Среди всего этого великолепия внимание Элизы привлек небольшой медальон из матового золота, лежащий в отдельной шкатулке. Он был простой формы, без излишней вычурности, но в нем было что-то особенное, что заставило ее сердце забиться чаще.

Элиза осторожно взяла медальон в руки. Он был неожиданно тяжелым для своих размеров. На лицевой стороне была выгравирована изысканная монограмма — две переплетенные буквы “А” и “Ш”. Она нажала на небольшую защелку, и медальон открылся. Внутри был миниатюрный портрет молодой женщины с добрыми глазами и нежной улыбкой. Мама…

Элиза с замиранием сердца смотрела на портрет. Это была ее мама, которую она знала только по старым, выцветшим фотографиям и портретам.

Элиза надела медальон, чувствуя, как тепло распространяется по ее груди. На остальные драгоценности она взглянула с грустью. Вся эта роскошь была ей чужда. Она не привыкла к такому блеску и богатству. Ее сердце жаждало не драгоценностей, а простых человеческих радостей: любви, тепла, понимания. И, казалось, мамин медальон стал для нее символом этой неуловимой, но такой желанной простоты.

— Поразительное сходство! — воскликнул Рудольф, входя в комнату и останавливаясь рядом с Элизой. Его взгляд упал на открытый медальон. — Вы так похожи со своей матушкой.

Он мельком окинул взглядом блестящие драгоценности, разложенные на бархатных подушечках, и спросил:

— Что вы возьмете с собой?

— С собой? — переспросила Элиза, поднимая на него удивленный взгляд.

— Да, в этом замке мы уже закончили все формальности, и нам нужно отправляться дальше. Нужно посетить и другие ваши имения, — объяснил Рудольф, с легкой улыбкой наблюдая за ее реакцией.

Внезапно Элизу охватило странное чувство. Она представила, как они всю жизнь кочуют из одного имения в другое, из замка в замок, пытаясь объять необъятное. Бесконечная череда дорог, новых лиц, формальностей… А жизнь проходит мимо, ускользает, как песок сквозь пальцы. Они состарятся в дороге, так и не успев закончить все дела, не успев… жить.

— А можно этого не делать? — спросила она тихо, с надеждой глядя на Рудольфа.

— Неужели вы не хотите увидеть все ваши владения? — удивился он, приподняв бровь.

— Я предпочитаю прожить жизнь, а не коллекционировать пейзажи за окном кареты, — ответила Элиза, глядя прямо в глаза Рудольфу. — Воспоминания ценнее географических отметок.

— Мудрое решение, — улыбнулся Рудольф, с явным облегчением. — Тогда, с вашего позволения, я назначу доверенного инспектора. Он проведет аудит всех ваших новых владений и сделает подробный отчет. А чем тогда займемся мы с вами?

Элиза, немного замявшись, тихо произнесла:

— Я… я мечтаю увидеть Париж.

— Париж? — глаза Рудольфа заблестели. — Прекрасная мечта! Тогда забирайте все эти платья и драгоценности — они вам там точно пригодятся! Завтра же отправимся осуществлять вашу мечту.

И в этот момент Элиза поняла, что настоящие сокровища — это не золото и бриллианты, а возможность выбирать свой путь, свою жизнь. И рядом с Рудольфом она верила, что ее жизнь будет наполнена не вечными странствиями, а яркими, незабываемыми моментами.

*****

Эрика, сжимая в руках поднос с завтраком для герцогини, нервно поглядывала на сестру Агату. Утро выдалось пасмурным, и тяжелая атмосфера словно проникла в старинные стены монастыря, наполнив воздух предчувствием беды. Сестра Агата, высокая и строгая женщина с резкими чертами лица, молча шагала впереди, ее ключи зловеще побрякивали на поясе.

Дойдя до кельи герцогини Иоганны, сестра Агата вставила ключ в замочную скважину и с легким скрипом отворила дверь. То, что они увидели, заставило кровь застыть в их жилах.