Я узнал голос, он принадлежал Ансгару. Сын герцога лично принимает участие в обороне! Уважуха парню, не стал отсиживаться в подвале с нытиками. Но это несколько не удивило меня. Даже с глазу на глаз парень держался стойко, без капли страха. Жалко только, что у парня перед решающей битвой началась совсем иная битва. Битва интересов.

Когда до спорящих оставалось рукой подать, над нашими головами раскатилась волна ужасающего вопля, который не в состоянии повторить даже сотня умирающих людей в страшных муках. Из леса донеслись оглушительный гвалт, жуткий до ужаса.

Все тут же притихли, вокруг воцарилась тишина.

Оглушительный вопль повторился с новой силой. И только сейчас я сумел уловить мученический звериный вой. Сотни, а может и тысячи зверюшек вопили в едином порыве, как по чей-то команде. Словно в зоопарке уже пару недель животных морили голодом, от чего те в бешенстве бегали по клеткам и вопили во всю глотку.

— Открой ворота! — гаркнул Дрюня на пацана, лишь устоялась тишина.

Ансгар уже был облачён в красивый кожаный доспех, прошитый по краям золотой нитью. Наплечники скорее были для красоты, что подтверждалось теснением в виде непонятных мне узоров и символов. Но кем бы ты ни был, в какой бы привилегированной семье ты не родился, грязь всегда тебя найдёт. Огромные комья уже успели сползти ко кожаным штанам и ботинкам обратно на землю. Ансгар стоял в грязной луже, уставившись в глаза Дрюне. Стальной меч наготове. Взгляд решительный, ни капли сомнений. Здесь, в этой деревни никто не смеет оспаривать его приказы. Тем более — чужаки.

— Мы не станем открывать ворота! — отрезал Ансгар.

Дрюня уже открыл рот, чтобы возразить, но я быстро вклинился в разговор. Я подошёл к своему другу, схватил его под руку и потянул в сторону. Дрюня поддался моему напору, шагнул назад.

— Дрюня, мы не будем ничего требовать от паренька, — сказал я.

— Я еще ничего от него не требовал! — запротестовал Дрюня. — Я прошу по-хорошему.

— Они не станут рисковать и открывать тебе ворота.

— И что ты мне предлагаешь?

— Мы пример бой здесь, в этой деревне.

— Червяк, ты хочешь, чтобы моя секира разила врага или всех, кто попадёт ей под лезвие?

— Просто, смотри, кого и куда бьёшь.

— Тебя это тоже касается! — гавкнул Дрюня, уставившись на мой длинный меч.

Он был прав, места здесь не то, чтобы мало, но и не сказать, что шибко много для точного удара по врагу. Каждое движение будет нести смертельную опасность для всех, даже для местных вояк, что будут крутиться у нас под ногами. Идея выйти за ворота может и имеет смысл. Но мы не знаем, что нас ждёт за воротами. И это глупо. Глупо идти туда, где враг неведом. Пусть даже это наше кредо по жизни, но сейчас мы подвергаем риску не только наши жизни. Мы забываем об этом.

— Мы не будем требовать открыть врата, — объявил я Дрюне.

— Ты испугался?

Я ощутил на себе довольно ироничный взгляд моего друга. Возможно, он хотел сыграть на моём самолюбии или чувстве страха, но я был непреклонен. У меня не было никакого желания нести ответственность за жизни сотни людей.

— Я испугался за жизни этих людей, — сказал я, уставившись Андрею в глаза. — А ты? Ты подумал об этих несчастных? Или бухло затуманило твой рассудок?

— Червяк, ты чего тут праведника включил? Я же тебе говорю, я опасаюсь покалечить людей.

Может действительно, я стал слишком подозрительным. Лукавит мой друг или нет, это уже ничего не значит. Ворота мы не станем открывать. С этим решением, неохотно, но Дрюне пришлось согласиться. Мы подошли к Ансгару и уточнили, что нас ожидает.

— Те немногие, что уцелели в дальних деревнях, с выпученными от безумия и страха глазами вторили какой-то бред, — сказал юный правитель. — Мы еще лично не встречались с этой угрозой. Слухи. Земля полна слухов, и слухи ведают нам о сокрушительной волне, где каждая капля — обезумевший зверь. Оглушительный вопль заставляет цепенеть от страха, и после лес рождает серую волну. Ни одна деревня не устояла. Трусы бежали первыми, и их трусость породила слухи. Возможно, чужая трусость сегодня спасёт наши жизни, но от этого мне не будет спокойнее на душе. «Кровавый лес» не успокоиться. Будет хлестать нас до тех пор, пока не вымрет всё зверьё, или мы. Это наше проклятье. Плата за непокорство. Плата за нашу силу.

— Сегодня мы с вами, — сказал я, смотря Ансгару в глаза. — Сегодня мы погуляем на славу, и не заплатим ни единого гроша!

— Да! — крикнул Дрюня, вскидывая над головой секиру, — посидим нахаляву!

Его слова скрылись в раскате звериного воя. Стоящий стеной лес перед вратами и высоким забором взревел хрустом ломающихся веток и лопающихся стволов. Сотни птиц взмыли в небо с верхушек высоченных сосен и дубов.

Я снова ощутил в воздухе страх. Но не людской. Это был всеобъемлющий животный страх. И он стремительно ширился.

— Андрей, — обратился Ансгар к моему другу. — Я не открою вам ворота, но я хочу доверить тебе их сохранность.

Дрюня крепко, с ощутимым хрустом, сжал двумя ладонями древко уродливой секиры и ехидно улыбнулся, прекрасно понимая, на что намекает пацан.

— Мои войска займут помосты вдоль забора, — продолжил Ансгар, — а вы останетесь здесь, внизу. Я не знаю, что нас ждёт, но уверен, что звери никогда не смогут снести эти ворота. Но они точно смогут перебраться через забор, каким бы высоким он не был.

— Ансгар! — сквозь плотный строй воинов до нас добрался Колег. — Люди готовы, ждём команды.

— Уводи всех на забор, — паренёк взмахом руки в кожаной перчатке сумел обвести весь забор. — Внизу бой примут воины Андрея.

Колег кивнул, после чего рявкнул во всю глотку:

— За мной!

Громко зашуршали кожаные доспехи сотни воинов. Под тяжестью мужских ступней грязная вода из луж только и успевала выплеснуться из одной ямы в соседнюю. Бряцанье стальных мечей заполнило всё вокруг, но и оно не в силах было заглушить звериный вой. Душераздирающий вопль больше не прерывался. Он стал постоянным, словно гул в туннеле метро, который с каждым мгновением только нарастал. Нарастал с устрашающей скоростью.

Толпа вояк разбилась на два потока, каждый из которых устремился к ближайшей тропинке до помоста, примыкающему к высоченному частоколу.

— Отойти от ворот на двадцать шагов! — скомандовал Дрюня своей армии.

Уродливые воины, окружённые мухами и слепнями, словно они уже давно трупы, захрустели своими доспехами, подчинившись приказу. Лучи палящего солнца хлестали коричневые пластины, отбрасывая тени от кривых наростов и оттеняли глубокие трещины, в бесчисленном количестве омрачавшие гнойные корки. Здесь, внизу, стоя по щиколотку в грязи, страхом и не пахло. Они ничего не боялись. Как и Ансгар. Паренёк продолжал стоять рядом с Андреем, словно прощаясь с ним. Его губы больше не шевельнулись. Он лишь кивнул Дрюне и устремился к помосту.

«Кара, будь хорошей девочкой, проследи за пареньком.»

Волчица, ничего не ответив мне, кинулась следом за сыном герцога.

— Червяк, — Дрюня встал напротив меня, расправил плечи, покрутил головой в разные стороны, словно разминая застывшие мускулы, затем посмотрел на свою секиру и сказал мне:

— Иди с ними, наверх. Мы тут как-нибудь сами справимся.

— Боюсь, я там могу поранить людей, я лучше…

— Здесь ты можешь и нас хорошо поранить. Давай не будем спорить. Там ты найдёшь себе достаточно места, чтобы рубить мечом всё живое возле себя, не боясь никого покалечить.

Дрюня положил мне руку на плечо и сгорбился, приблизившись к моему уху. Он шепнул:

— Мы же прекрасно понимаем с тобой, что нам здесь ничего не грозит. Зверюшки. Я только хочу, чтобы всё это побыстрее закончилось. Чтобы цирк как можно быстрее съебался от сюда, и мы отправились дальше.

— Мы можем посидеть в сторонке, — предложил я, но уловил ли Дрюня в моих словах сарказм — я не понял.

— Нет! — воскликнул он. — Я не хочу пропускать драку!

Пока я взбирался по узкой дорожке на помост, я ненароком глядел в спины воинов, стоящих вдоль забора. Что их держало здесь? Боялись ли они смерти или действительно, чувство страха стало привычкой. Безумие. Особенно, когда ты осознаёшь, что до тебя никто не смог остановить волну смерти. Возможно, они все желают увековечить себя в списках тех, кто был в тот день и смог стать частью огромного волнореза, остановившего чуму. А быть может всё проще. Любовь к семье. Боязнь за близкого. Быть может это и есть тот самый стимул, насыщающий тебя отвагой во имя борьбы со злом.