— Нет! — гаркнул я на девочку, когда та обеими руками ухватилась за пасть Кары и уже хотела прижаться к ней губами.

Я схватил ребёнка за руки и оторвал от земли. Вовремя!

Я был удивлён и поражён спокойствием зверя. Ни звука, ни рыка. Кара даже зубы не оскалили, а это могло бы произвести отрезвляющий эффект на всех.

Юстина подбежала ко мне и забрала девочку из моих рук. Женщина принялась тщательно оттирать детские ладони рукавом своей рубахи.

— Твоя рубаха грязнее, чем Кара, — сказал я Юстине, улыбнувшись.

— Да! Но моя рубаха хотя бы в грязи, а не пойми в чём!

— Не кипятись, волчица никого не заразит. Не целуйте её, не лезьте руками в пасть, и ничего плохого не случится.

— Больно надо, — фыркнула женщина.

Её губы искривились больше от омерзения, чем от злости. Смелость блестела на её глазах, а храбрость заставляла держать подбородок приподнятым. Но когда широко раскрытые глаз стрельнули в туман за моей спиной, макияж бойкой бабы смыло, оставив разводы испуга, похожие на размазанную губную помаду и потёкшую тушь.

За моей спиной раздались тяжёлые шаги по мокрому песку. Из тумана вышел огромный воин (на голову выше меня). На его руках лежала укутанная в плащ женщина. Влажный воздух опушки сотрясся лёгким гулом испуга и выпавшей на землю посуды из дрожащих женских рук. Дети зарыдали с новой силой. Кто-то уткнулся лицом в материнский живот, кто-то начал слёзно проситься на руки.

— Успокойтесь, — сказал я. — Нам, как и вам, нужно тепло.

После моих Юстина опустила девочку на землю и сказала ей возвращаться к матери. Лицо женщины смыло тени первобытного испуга и натянуло плотное покрывало уверенности, той самой, что была приобретена за долгие годы непростой жизни. Её любопытный взгляд тут же упал на Осси. Девушка крепко спала на руках гиганта, но подлая болезнь умудрилась изогнуть женское тело даже сквозь глубокий сон.

— Она больна? — спросила Юстина.

— Она быстро идёт на поправку, но ей необходимо тепло и сухая одежда.

— Несите её к костру, — распорядилась женщина, — немедленно!

Женщины быстро разомкнули плотное кольцо, когда к ним подошёл Дрюня. Никто не кричал от страха, не звал на помощь. Поняв, что никому не грозит опасность, безразличие вновь накинулось на женские лица, заставляя всех заниматься лишь своими делами.

Видя, как Юстина поглядывает на Кару, я полюбопытствовал:

— Юстина, те звери, о которых ты говорила, их тела были покрыты такой-же коркой?

— Нет, — не раздумывая ответила она. — Зверьё было обычным. Болезнью не тронуты, ничем не изуродованы. Лишь их глаза… Они горели бешенством и безумием.

— Это как? — спросил я.

— Их глаза… они словно были налиты кровью, а из пасти стекала пенящаяся слюна. И вой… в округе стоял невыносимый звериный вой, словно сто голов скота убивали в одном месте и в один момент. Даже кролики… даже кролики кидались на людей, вгрызались в глотки, отрывали с лиц куски плоти.

Тем временем Дрюня полностью освободил Осси от плаща, и, взяв девушку на руки, уселся в метре от костра. Жар пламени тут же набросился на влажную одежду и волосы. От Осси поднялся еле заметный пар.

— Инга, — пришла очередь Юстины завалить меня вопросами, — кто вы такие?

— Давай я лучше отвечу тебе на другой вопрос…

— Какой?

— Наш отряд движется в сторону «Кровавого леса». Мы вышли из деревни Оркестр. Слышала о такой?

— Да, — кивнула головой женщина, — слышала.

Одна из женщин с присосавшимся к её сиське младенцем подошла к Дрюне. Не из любопытства, как я понял. Она указала пальцем на Осси, и сказала, что той неудобно лежать на каменных руках. Еще пару женщин подобрали Дрюнин плащ и постелили возле костра как какой-то матрац. Дрюня аккуратно, как собственное дитя, уложил Осси на плащ. Женщины тут же перевернули девушку спиной к огню и принялись растирать её тело своими руками. Осознав свою бесполезность, и, убедившись, что Осси в надёжных руках, Дрюни ничего другого не оставалось как подойти к нам с Юстиной.

— Меня зовут Андрей, — представился Дрюня, вперившись своими страшными глазами в Юстину.

Девушка пошатнулась от напора наглости, но не отпрянула назад. Она осмотрела гнойный доспех, но скривила лицо от отвращения лишь когда взгляд пал на ужасающую секиру. Юстина удивила меня в очередной раз, когда решила не задавать лишних вопрос. Каждый вопрос должен нести ответ во спасение!

— Я наслышана о вас, — уверенно заявила Юстина. Страх напрочь покинул её голос. — Вы правили до прихода Бориса. По крайней мере такие ходят у нас слухи.

— Борис не справился со своей работой, — подметил Дрюня. — Мне пришлось вернуть бразды правления. Мне доложили, что вы ищите новый дом.

Впервые я увидел в женских глазах надежду.

— Да, ищем! — воскликнула она.

— Оркестр вас примет с радостью.

— Этот день запомниться прекрасной вестью, но… — Юстина вдруг глянула куда-то вглубь тумана, туда, от куда они так стремительно убегали… — я боюсь, что чуму не остановить. Рано или поздно, но безопасных мест не останется на этой земле.

— Останется, можете не переживать. Как видите, меня и мою подругу уже пыталась поглотить чума. Но у неё что-то пошло не так! — Дрюня неожиданно рассмеялся, напугав всех своим бульканьем. — Не бойтесь, мы не заразны. Если вы только сами этого не пожелаете.

— Мой муж… — неожиданно воскликнула Юстина. — … мой муж! Вы спасёте моего мужа?

— Где его искать? — спросил я.

Женщина быстро глянула на Дрюню, затем на меня. Она как будто боялась говорить правду. Возможно, она еще испытывала какое-то недоверие к нашим персонам, но, судя по всему, та угроза, что нависла над её мужем, гораздо страшнее пары уродцев, закованных в доспехи из кожных выделений.

— Мы из деревни Лофказ, названной в честь правителя Петраса Лофказа. Моего мужа зовут Колег. И на его плечи возложена защита всех деревенских врат, находящихся на землях Лофказа.

Каждое произнесённое слово Юстиной было преисполнено гордость. Без каких-либо сомнений она любит мужа, безмерно уважает, и готова слушаться каждого его слова. И я особо не удивился, когда узнал, что именно здесь, на этой дороге, она оказалась по его приказу.

Лицо Юстины быстро набросило маску печали, глаза блеснули целлофановой пеленой слёз.

— Он остался… Он и три сотни мужчин остались в последней уцелевшей деревне. В Лофказе. Нас всех, я имею в виду всех женщин, отправили на юг в поисках новой жизни. Что сталось с другими такими же группами женщины… я даже боюсь подумать. Надеюсь, дорога приведёт их к спокойно жизни.

— Как далеко ваша деревня? — спросил Дрюня.

— Мы уже трое суток в пути.

— Доберёмся за двое, — твёрдо заявил Дрюня, посмотрев мне в глаза.

— Вы и вправду поможете? — вопрошала Юстина, с надеждой заглядывая в наши лица.

Почёсывая подбородок, Дрюня попытался найти в моих глазах сомнения или быть может страх, перед предстоящим путешествием, но ничего подобного сыскать ему не удалось. Я дал ему безмолвное согласие, после чего он пообещал Юстине свою помощь.

Глубокие морщинки вокруг женских глаз распрямились от хлынувшей волны воодушевления. Тонкие губы блеснули искренней улыбкой, а потом вдруг кожа на её лице вытянулась, глаза округлились. Она что-то вспомнила. Что-то важное.

— Мой муж… Он никогда не откроет вам ворота. Ни при каком предлоге. И не поверит ни единому вашему слову, если только не увидит это…

Юстина запустила ладони себе за воротник, что-то ухватила под рубахой. Наружу она вытащила сжатый до бела кулак, внутри которого оказался серебряный медальон в виде бараньего рога.

— Возьмите…

Женщина протянула Дрюне ладонь с лежащим на ней медальоном.

— Я мог снять его с твоего трупа, — сказал Дрюня, не отрывая глаз от медальона.

— Да… да… верно, — растерялась Юстина, — но слова его верной клятвы я не выдам даже под пытками. Увидев моего мужа, скажите ему: моя любовь крепка как рог барана, любую стену им проломлю, снесу хоть сотни, хоть тысячи ворот — не страшно. Моя любовь крепка как рог барана, а трещинки — они как шрамы, украсят рог, и с ним любовь мою.