— Сядь, Петр Брок!

— Я и так уже сижу, — улыбнулся Брок, — ты хочешь что-то сказать?

— Петр Брок, я признаю твою силу и твое могущество, являющиеся следствием того, что ты невидим. Человек ты или нет, но ты так же неодолим, как и я. Итак, Петр Брок, Агасфер Мюллер предлагает тебе свою дружбу. Конечно, на определенных условиях, которые мы поклянемся оба соблюдать. У тебя есть своя тайна, так же как и у меня! Моя тайна — это Мюллер-дом! Я знаю, что ты в нем заблудился! Я знаю о каждом твоем шаге в моей империи. Я твердо знаю, что ты не бог. Я поймал тебя в сети великана Мастиша! Боги так не поступают, боги не убегают, не скрываются… Так что ты не бог, но я могу сделать тебя богом!

Ты слышишь, Петр Брок! Я предлагаю тебе стать богом в Мюллер-доме! Я делаю тебя богом своего мира! Я буду властелином, а ты — богом! Я поделюсь с тобой своей властью, отдам тебе половину своих богатств! И если ты будешь верным богом, я смогу добиться еще большего, чем добился до сих пор! Рука об руку мы будем строить Мюллер-дом, он будет все, выше и выше, без конца, до самого неба вопреки всем!

Мюллер протянул свою руку по направлению к креслу.

— Согласен?

Брок плюнул в нее.

— Вот мой ответ!

Мюллер вытер ладонь краем халата и сказал со зловещим спокойствием:

— Петр Брок! Будь осторожен! Я знаю, как ты проснулся на лестнице! Я подслушал твой разговор с № 794! Я знаю больше, чем сказал тебе! И если тебе известна тайна «Вселенной», то мне известна тайна твоих снов! Ты не бог, ты отвратительный, кошмарный сон, который ты сам принимаешь за действительность! Ну что, Петр Брок, ты все еще готов помериться силами с Агасфером Мюллером? Если будешь молчать ты, то буду молчать и я… Смотри!

И Агасфер Мюллер показал ему левую ладонь.

У Брока от ужаса потемнело перед глазами.

Он увидел багровый треугольник…

Брок закрыл глаза, но было поздно… Треугольник проник в мозг и своими острыми углами вонзился в затылок и в оба виска.

Брок на секунду приходит в себя. Он видит Мюллера, который снова сидит в кресле и кричит в чашу: «Генерал Окс! Генерал Окс!»

Брок сжимает руку, чувствуя рукоятку ножа. Он понимает, что сил у него осталось на одно движение!

Он коротко размахивается и бьет сверху вниз. Лезвие ножа входит в спину и проникает в сердце Мюллера.

Где-то в немыслимой глубине слышится такой оглушительный грохот, будто Луна сорвалась со своей орбиты и врезалась в Землю. Стены, пол и потолок стали заваливаться на одну сторону. Все вещи скатываются с пола на стену. Алтарь падает на Брока. Металлическая клавиатура обрушивается на его череп.

Короткий удар, мгновенно растворившийся в пустоте — бесцветной, бесформенной пустоте…

Никто не может сказать, сколько времени Петр Брок находился в объятиях смерти, настигшей его под стальной махиной перевернувшегося органа Агасфера Мюллера. Однако случилось так, что безымянный человек, проснувшийся в начале этого рассказа на лестнице, открыл глаза и увидел потолок, сияющий чистотой, ангельской белизной.

В центре этого чудесного белого потолка алеет треугольник! Человек вздрагивает и зажмуривает глаза! Но, странное дело, треугольник остается на потолке и не причиняет ему никакой боли, не давит, не вонзается в него. Медленно, очень медленно человек разлепил веки, вглядываясь в треугольник. Он убеждается, что знак, нарисованный на потолке, прочно сидит на своем месте и не собирается нападать на него. Наоборот. Ему хочется смотреть на него, наслаждаясь его совершенной, строгой простотой.

Потом он слышит голос:

— Смотрите, просыпается…

Он удивленно поворачивает голову и замирает от неожиданности.

Он видит человеческие лица! Настоящие, живые, с добрыми улыбками, губы у них шевелятся, веки моргают.

Поблескивающие очки, сидящие на носу, седая бородка, которую все время поглаживает рука, — это, наверное, доктор. А рядом — молодые, светлые, ясные улыбки людей в белых халатах.

Это сестры милосердия, так как на груди у них красные кресты. Много, очень много прекрасных лиц окружает его ложе.

Врач в белом халате и с седой бородой склоняется над ним и берет его за руку.

— Выкарабкался! — произносит он, — Хочешь — верь, хочешь — нет, но он выкарабкался! Я в чудеса не верю, но это для меня загадка…

— Где я? — несмело, шепотом говорит человек, вспоминая о своем тысячеэтажном сне.

Доктор усмехается:

— На этом свете! А по всем правилам ты уже должен был бы лежать под слоем известки в тифозной яме за лагерем! — Он потрепал его за ухо.

— Ну, теперь будь здоров! Я сам сегодня выпью за твое здоровье и буду спокойно спать… Да знаешь, черт полосатый, что ты бредишь уже третий день? Мы принесли тебя из барака смерти! Ты несешь какой-то вздор, ругаешься, пытаешься спрыгнуть с кровати. Мы даже хотели привязать тебя ремнями… Тебя невозможно было разбудить… Это был какой-то страшный тиф… Какая-то чертовщина. А что тебе снилось, что это за Агасфер Мюллер, сынок, который так обижал тебя?

Но странный пациент уже не слушает говорливого седобородого доктора. Он сразу же вспомнил о себе, вспомнил свое прошлое, свое имя, свое место в жизни, вспомнил, что он будет делать, когда вернется из плена. Все вдруг прояснилось, стало близким и понятным как свои пять пальцев. И лишь имя Агасфера Мюллера напомнило ему жуткий сон.

Полуудивленный, полуулыбающийся, он говорит:

— Мне снилось, что я блуждал по дому в тысячу этажей. А Агасфер Мюллер был владельцем этого дома.

Наконец-то я добрался до деревянной будки. Стены ее как бы вросли в землю, с одной стороны — вход, с противоположной — окошко. Я постучал по листу ребристой жести, которым был загорожен вход. Так обычно гости оповещают о своем приходе, но здесь вместо дверей зияла дыра.

— Кто это? — послышался неприветливый голос.

— Доктор Ружичка, — представился я. — Можно к вам на минутку?

— А в чем дело? — ворчливо спросил человек в будке.

— Я хочу вас осмотреть. Как вы себя чувствуете?

— Не жалуюсь. Все в порядке. Здоров как бык.

— Но вы хоть выгляните, чтобы я мог вас послушать. Или давайте я войду.

— Идите своей дорогой и оставьте меня в покое!

— Из этого ничего не получится. Меня привел сюда мой долг. Я обязан вас осмотреть.

— А я протестую против насилия! Где ваша хваленая свобода слова и действий? И вы еще утверждаете, что каждый пользуется ею как воздухом?

— Да, но такое понимание свободы предполагает определенную степень сознательности…

— Наши предки протестовали против насилия, объявляя голодовки, в тюрьмах. Теперь иное время, и я в знак протеста объявляю забастовку молчания!

— Послушайте, пан Сильвестр! Общество уважает ваше решение вернуться назад к природе. Вы можете наслаждаться всеми благами цивилизации, но вам хочется спать на рогожах — это ваше дело! Вы отказываетесь от всего, что дает обществу культура, — как от духовных, так и от материальных благ — пожалуйста. Но все же и вы должны уважать определенные законы, если не общественные, то хотя бы присущие человеческой природе. Ведь вы и в этом ските должны оставаться человеком. Вы слышите меня?

Молчание. Из будки не доносится ни звука. Сильвестр начал свою забастовку.

— Я заверяю вас, пан Сильвестр, что с уважением отношусь к вашему решению жить в бедности и скрыться от общества, чтобы предаться размышлениям, как древние философы. Но ведь я новый гигиенист в вашем районе и должен заботиться наряду со всеми и о вас. Вы слышите меня?

Снова тишина.

«Ну ладно, — подумал я, — не хочешь по-хорошему — пеняй на себя».

— У меня больше нет времени, дорогой пан Сильвестр, — сказал я громко, — я ухожу, но завтра снова вернусь. Надеюсь, к этому времени вы поумнеете.

Стараясь побольше шуметь, я пошел прочь, но за ближайшим кустом присел и стал внимательно наблюдать за будкой.