Я кидаю взгляд на настенные часы и тут же слышу, что концерт начинается. Ведущие громко и чётко читают свои речи, а мы дружно выбегаем закулисы и выстраиваемся там в нужном порядке. Маша в очередной раз произносит напутственные слова, просит внимательно слушать музыку и чувствовать её. Я встряхиваю руками, чтобы снять напряжение. Тяну шею.
Музыка начинает играть громко. Мы выходим в центр сцены. Уголки губ тянутся вверх. Заученные движения сами рвутся наружу в нужным момент. Мне остаётся лишь поддаваться им. Я смотрю в зал. Сначала на самые дальние ряды, но постепенно спускаюсь к первым. Преподаватели и другие сотрудники университета внимательно наблюдают за нами. Я медленно прохожусь по ним взглядом и вдруг замечаю его. Даниил Александрович со сложенными на груди руками сидит прямо напротив меня. В его глазах так и читается: «Делает все, лишь бы не учиться». Сжимаю зубы и беру себя в руки. Я не могу позволить ему и своим эмоциям завалить танец. Подхожу ближе к краю сцены и собираю всё своё внимание, чтобы не свалиться в зал. Стараюсь не смотреть на преподавателя. Он только сбивает. Но краем глаза замечаю, как Даниил Александрович встаёт. Почему? Зачем? Набираю ртом больше воздуха и кружусь. Он уже почти у двери. Как он может уходить именно сейчас? Это невежливо и… Обидно. Мне больше не хочется танцевать. Если можно было бы, то я бы всё бросила и прямо сейчас же убежала, но нужно довести дело до конца. Я не могу подвести Машу и остальных. Почему же он ушёл?
Совсем погрязнув в своих мыслях, я и не замечаю, что происходит за спиной, а, когда наконец-то обращаю на это внимание, то ничего уже не могу сделать. Несколько новеньких сбились, кажется, ещё давно и никак не вольются обратно. Маша пытается им что-то сказать, но те совсем теряются, а я бросаю всякие надежды закончить танец хорошо. Теперь могу лишь сделать всё, что зависит от меня.
Звучат финальные аккорды, но я слышу лишь гонг, после которого Маша набросится на непутёвых танцоров. Зал взрывается аплодисментами, но это притворство. Тут нечему хлопать. После поклона мы заходим закулисы, и начинается разбор полётов. Маша чуть ли не силой заталкивает нас в подсобку и собирает в углу. Её брови сведены к переносице, а руки упёрлись в бока.
— Что случилось? — проговорила она спокойно, но я вижу, что Маша сдерживается изо всех сил.
— Я сбилась буквально на секунду.
— А из-за неё сбилась я.
— Я тоже.
Первокурсницы щебечут словно птенцы, надеясь избежать гнева матери-птицы, чтобы не вылететь из гнезда. Я складываю руки на груди и упираюсь плечом в стену, наблюдая за ними. Танец провален. Это плохо. Но Маша как-то слишком уж злится из-за этого. Её щеки и шея, кажется, краснеют, а голос становится всё грубее и грубее.
— Так, хватит, — прерывает она это бессмысленное лепетание и падает на первый попавшийся стул. — Это конец.
Все замолкают, глядя на неё. Я слегка отталкиваюсь от стены и подхожу ближе. Конец чего? Миллион вопросов крутится в голове, но решаюсь задать лишь один:
— Ты о чём?
— Это уже не важно, — тихо проговаривает Маша, запустив ладонь в волосы. — Идите в зал и посмотрите концерт.
Вся группа неуверенно кивает и направляется к выходу, но я остаюсь и сажусь рядом с ней.
— Объясни.
— Наш кружок закроют.
— Почему это?
— Никто не хочет к нам идти, сама видишь. Я пообещала деканату идеальное выступление, чтобы нам дали ещё один шанс, но теперь всё кончено.
Я сжимаю губы и нервно сглатываю. Маша же громко и тяжело вздыхает. Мы замолкаем. Не могу подобрать подходящих слов. Они не могут закрыть единственный танцевальный кружок в университете. Стискиваю зубы, но вскоре наконец-то отвечаю ей:
— Мы что-нибудь придумаем. Попросим ещё один шанс. Прорекламируем кружок. Пригласим больше людей.
Я буквально вываливаю на неё все свои идеи, но Маша лишь тихо слушает. Неужели она потеряла надежду? Этого нельзя допустить.
— Маша, — пытаюсь привлечь её внимание, чтобы добиться хоть чего-то. — Ты меня слушаешь?
— Да-да, — еле слышно отзывается она. — Пойдём просто посмотрим концерт? Я сейчас не хочу думать об этом.
Я разочарованно вздыхаю, но всё же соглашаюсь с ней.
Громкая музыка снова раздаётся со сцены. Знаменитый в нашем университете дуэт представляет свою новую песню. Мы садимся в самом последнем ряду. Голоса певцов заполняют всё пространство. Я пытаюсь вслушаться в слова, проникнуться смыслом, но голова занята совсем другим. Даже прекрасное вступление не может перетянуть внимание на себя, поэтому я лишь жду, когда музыка стихнет, чтобы выйти в коридор. Я же не Даниил Александрович, чтобы уходить прямо посередине номера.
Рыжеволосая девушка медленно проходит вдоль сцены, а потом останавливается и тянет высокую ноту. Парень обходит вокруг неё. Они поворачиваются друг к другу, смотрят в глаза. Кажется, они поцелуются в следующий же миг, но музыка останавливается. Зал взрывается аплодисментами, а я вместе с ними. Что ж, хоть у кого-то выступление прошло удачно. Я встаю на ноги и совсем тихо покидаю актовый зал. Хочется побыть одной. Поворачиваю к небольшой лестнице, которой почему-то редко пользуются, и поднимаюсь на следующий этаж. Вряд ли кого-то там можно будет встретить. Посижу на ступеньках, а потом вернусь на концерт.
Но моя лестница уже занята. Даниил Александрович стоит наверху около окна и внимательно смотрит в свой телефон. Неужели он ушел, чтобы полистать ленту. Видимо, совсем не ценит искусство. В груди неприятно колет. Преподаватель вышел именно во время нашего номера. Всё было так плохо?
— Здравствуйте, — тихо здороваюсь я, замирая на первых ступеньках лестницы.
— Неплохой танец, — проговаривает он, когда наконец-то отвлекается от телефона.
— Вы его почти не видели, — складываю руки на груди. — Почему ушли?
— Устал от громкой музыки.
— В самом начале?
— Да, появились дела.
Я хмурюсь. Так он устал или дела появились? Странные отговорки. Поднимаюсь выше и наконец-то нахожусь на одном уровне с ним.
— Точно, я забыла, — я раздражённо хмыкаю. — Вы же не любите танцульки.
Даниил Александрович смотрит прямо мне в глаза и вскидывает брови. Что? Не ожидал? Мы несколько секунд молча глядим друг на друга, а затем он произносит:
— Я ничего не имею против танцев, но не в вашем случае.
— Почему же?
— Потому что вы висите на грани отчисления.
— А вам какая разница? — не выдержав, спрашиваю я и слегка щурюсь.
Даниил Александрович приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но не решается. Он отводит взгляд в сторону. Нервно сглатываю. Почему молчит? Так только хуже. Кажется, в этой тишине слышен лишь стук моего сердца.
— Потому что знаю, что когда-то ты любила историю, — очень тихо проговаривает преподаватель, и теперь я теряю дар речи, но быстро прихожу в себя. Он в первый раз обратился ко мне на «ты».
— С чего вы взяли?
Даниил Александрович глубоко и очень медленно вздыхает. Он не спешит отвечать, отходит в сторону и садится на подоконник, который слегка скрипит под ним. Я осторожно подхожу ближе.
— Я не сразу вспомнил тебя, — начинает преподаватель с очередным вдохом. — Три года назад… Ты была, кажется, на первом курсе.
Я несколько раз моргаю, пытаясь осознать реальность происходящего. Его голос изменился. Больше нет той строгости и серьёзности. Сжимаю губы и продолжаю слушать его.
— На какой-то конференции студенты читали свои доклады. Я хорошо помню твою тему…
— Даже я её не помню, — встреваю я, не удержавшись.
— «Мифологический образ Тесея в представлении древних греков», кажется, — с грустной усмешкой напоминает Даниил Александрович.
Я совершенно ничего не понимаю, но всё же усаживаюсь рядом с ним.
— Я, конечно, больше интересуюсь историей России, но твой доклад был таким… живым.
Мои брови медленно поднимаются. Почему он это рассказывает?
— Мне он понравился, — Даниил Александрович поворачивает голову ко мне. — Правда. Да, он был слабоватым, конечно, но я видел, как тебе интересно. Ты же училась когда-то и, видимо, любила это?