– Мариш… между вами что-то было?.. Пока ты работала в доме Молотовых?

Отвечать вслух мне не понадобилось. Она вся поняла по моему затравленному взгляду и тихо ахнула. Некоторое время напряженно молчала, наверняка пытаясь разобраться, как это могло произойти между нами?! Учитывая нашу неприязнь друг к другу, зная, какая я рассудительная и умная девочка, а Молотов порой оторванный мерзавец!

– Это произошло случайно?.. – вдруг неуверенно спросила Полина.

Я отрицательно качнула головой и вымученно призналась:

– Молотов стал моим первым, Лин. Так что это точно не могло произойти случайно…

Она оторопела.

– То есть как? Первый?..

– Да, – подтвердила я, в упор посмотрев на подругу. – А что? Так удивлена, что я девственницей была?

Еще бы не удивлена… Учитывая, как я уверенно общалась с парнями и советы об отношениях раздавала. Вряд ли вообще кто-то подозревал, что я ни разу не занималась сексом.

Полина смущенно протараторила:

– Прости. Я просто не понимаю… ничего. Особенно меня беспокоит, что происходит между вами сейчас?..

– А нечего понимать, – уныло отозвалась я, пожав плечами. – Это же Молотов, Лина. А я – кто такая? Бюджетница, которой еще и выпала честь поработать прислугой в его доме! – Горько усмехнувшись, я отвернулась к окну. – Сама виновата. Надумала себе лишнего, вот за это и получила. А он… наверное, только спал и видел, как бы проучить меня после всего! Да пожестче.

Подруга обняла меня сзади и сочувственно произнесла:

– Мне так жаль, зайка! Безумно хочется тебя утешить, но если бы я знала, как...

Проморгав слезы, я повернулась к ней, чтобы обнять в ответ. Казалось, она чувствует вину за то, что когда-то пыталась его защищать передо мной. Разочаровываться – больно.

– У меня только одна просьба, – почти прошептала я, отстраняясь от Линки. – Давай больше не будем говорить об этом?..

– Конечно! Я понимаю твое желание.

– Постарайся не обращать внимания на мое настроение, ладно? – добавила я, и она покорно кивнула, хотя знала, что ей будет крайне трудно не обращать. – Просто игнорируй это и будь рядом. Так мне легче.

– Хорошо, Марин. Но если ты захочешь поговорить…

– Да, я обязательно дам тебе знать! – опередила я.

Задумчиво кивнув, Полина отошла и подняла мою сумку, которую я оставила на полу.

– Не пойдешь на пары?

Я мотнула головой.

– Нет… Мне лучше поехать домой.

Она понимающе промолчала. Я выглядела крайне хреново и не хотела, чтобы кто-то еще увидел меня в таком состоянии.

Домой я поехала на такси, пряча красные глаза за солнечными очками. Слава Богу, Света ушла в гости, и не застала моего прихода. Очень хотелось побыть одной. После истерики и разговора с Полиной я была тотально опустошена. Но это оказалось лучше, чем испытывать боль. Культивировать ее, растворяться в ней, копить…

Правда, сколько можно мучить себя?

Я не брошу универ, и Женя никуда оттуда не денется, не испариться. И что так и продолжать страдать?! Нет уж… Хватит. Мне нужно смириться с тем, что есть. Мне нужно отпустить его! Все это время жизнь, как будто вертится вокруг Молотова. Да, потому что он слишком больно ранил, нанес мне ущерб. Но мне не вернуть потерянного! Простить, возможно, я его никогда не смогу, но должна постараться избавиться от лишнего груза эмоций и сосредоточиться на себе. Выбить мажора из пространства своих мыслей.

Я пообещала, что с завтрашнего дня начнутся перемены. Я буду действовать только ради своего блага. Даже если охладею и превращусь в существо без эмоций! Придет время, и мир потихоньку начнет обретать краски и вкус. Я обещаю, что так и будет, Марина! Больше не прячься и не убегай от этого мира. С завтрашнего дня переворачивай страницу!

Однако когда завтра наступило, меня ждала неожиданная неприятность. Еще ночью я почувствовала, что тело морозит, а утром проснулась с жуткой головной болью. Градусник показал тридцать девять и девять.

Женя

Она не приходила уже три дня. Да, я следил. Как придурок помешанный, мониторил Марину утром, сидя в машине, высматривал в обед и когда кончались ее пары. Но видел только Полину Романову. А они ведь всегда вместе трутся…

Подойти прямо задать вопрос бывшей духа не хватало. Но до меня все же донесли информацию, что Марина несколько дней пропускает универ. И все. Паника врубилась на полную.

Я заявился прямо к ректору. Всерьез испугался, что благодаря моим ебаным стараниям, она решила взять академ или вообще оставить учебу! Я реально так подумал.

Не знаю, как ректор не послал меня подальше после моего наглого вторжения. Но главное, что мне удалось выяснить – Воронцова по-прежнему числится в студентах, а на пары не ходит по веской причине. Она взяла больничный.

Стал ли мне легче? Нихера! Выкуривая сигарету за сигаретой на углу здания, я вечность просидел, пялясь в пространство с бетонной тяжестью в груди.

Ты. Довел. Её.

ТЫ, УБЛЮДОК! Поступая с ней как последняя мразь!

Меня крыло. Я будто потерялся совсем и совершал ошибку за ошибкой! Медленно убивал ее и себя, в попытках уничтожить любые шансы на сближение. Просто не мог иначе, после того, как услышал ее признание, после того как признался сам.. Я должен был действовать жестко!

В голове непрерывно крутился момент, как я прикатил с Миланой к универу в тот гребаный день. Я честно не думал, что все сложится настолько в цвет. Будто сама судьба помогала к херам рушить нашу связь! Ведь Марина оказалась в нужном месте и в нужное время.

Я сделал это, потому что знал – она смотрит. Отрубив все эмоции, притянул к себе одногруппницу и демонстративно обнял ее за талию. Знаю, Марина изо всех сил пыталась скрыть свою боль. Но как, блять, выдержать такое?! Вся ее боль в итоге передалась мне одним взглядом и ударила кулаком под дых.

Милана тем временем смотрела на меня – в предвкушении и растерянности. Она давно ко мне тянулась, но не ожидала такого внезапного подката. Я даже притянул ее лицо для поцелуя, и… не смог. Не сумел отыграть спектакль до конца, так перекрыло кислород. Да и не нужно было – Марина ушла, не оборачиваясь.

– Ты в порядке? – спросила тогда оторопевшая Мила, взяв мое лицо в руки.

Я ответил честно:

– Нет.

Одногруппницу я цинично слил и поклялся себе оставить эти игры. Я уже достаточно херни натворил. Болезнь Марины таким грузом вины легла на сердце, аж дышалось с трудом! Это точно из-за нервов. Никто меня не убедит в обратном.

Ночью стало особенно херово. Я не мог уснуть. Метался по своей кучерявой хате как животное в клетке! Позвонил Савве – он как всегда зависал в автосервисе, куда устроился, только чтобы Марк свой оживить. Но после того, как друг пытался им ворота протаранить, тачка не желала подавать признаков жизни. Как и сердце Омона…

Я поехал к нему, лишь бы не оставаться в одиночестве. Тем более мы в каком-то смысле были братьями по несчастью. Савва, конечно, крепче меня и держался как железо. Но я-то все понимал, примечал. Глаза его пустые, апатию, молчание бесячее. Ксюха будто душу из него вырвала! Он вроде и жил как раньше – телок менял, дела воротил, тусовки не пропускал. Да только все это его уже не зажигало, так как раньше. Погасла искра. Ротвейлер разве что остался единственной искренней радостью. Ну и меня на хер не слал.

– Опять страдаешь? – с порога бросил Савва, подкидывая в руке увесистую железяку. Он был одет в спортивные штаны, которые ему, наверное, еще от прадеда достались и футболку с отодранными рукавами. Но даже в таком виде, я не испытывал к нему абсолютно никакой высокомерно-пафосной херни.

Понуро опустив голову, я провел пальцами по мощной макушке Рони, который лежал возле помятого Марка. Облизнув нос, он нюхнул мою руку и фыркнул. Да, давно не виделись, дружок.

Прислонившись к капоту машины, я достал сигарету. Но не закуривал. Задолбало дымить. До тошноты уже!

– Че на этот раз? – подал голос Омон, перебирая в руках связку проводов.