Почему 17 августа по старому стилю подается как 30 августа по новому: в 19 веке разница было 12 дней, а не 13.
Непонятно, как связаны 11 и 17 августа. Но еще более непонятно — а где же угроза, да еще и миновавшая?
Слабая угроза если и появилась, то позже, нежели 11 августа: 14/26 сентября незначительный отряд французов — около 200 человек вошел в соседний (125 километров от Брянска) Рославль. «14 сентября 1812 г. одному из вражеских отрядов удалось ворваться в полуопустевший Рославль. Хотя через несколько часов он оставил его»
[697]
.
Непосредственно к Брянску французские войска не приближались, но в Рославльском уезде они появились еще раз через месяц. К тому времени поворот в войне уже был очевиден: Наполеон оставил Москву 7/19 октября. Битва за Малоярославец, окончательно поломавшая планы Наполеона, имела место 12/24 октября.
Итак, 15–16 (27–28) октября были новые бои в районе Рославля:
5-ый полк Калужского ополчения прогнал французский отряд численностью около тысячи человек около деревни Липки. На следующий день разведка доложила о новом отряде французов в 1200 человек. Полк настиг неприятеля в селениях Семеново (Семиново) и Ступино. В двухдневном бою французы потеряли 70 человек убитыми и 95 пленными
[698]
.
«Узнав в 20-х числах октября о взятии Рославля Калужским ополчением, брянцы со всем городским духовенством вторично совершили крестный ход со Свенской иконой Божией Матери: «В возблагодарение Царице Небесной за… спасение града и страны от нашествия неприятельского»
[699]
.
То есть светские историки говорят, что вторичный крестный ход был совершен после получения известия о победе и как благодарность за нее, уже состоявшуюся. Но это не мешает епсайту брехать, будто победа была одержана прямо «Во время шествия»; «в то время, когда в Брянске молились, неприятельские полчища возвратились назад». Легким движением руки причина и следствие меняются местами.
Часть 5
Сократ и война
«В свое время Сократ мне сказал: "Женись непременно. Попадется хорошая жена — станешь счастливым. Плохая — станешь философом". Не знаю, что лучше».
Этот афоризм в уста Сократа вложил Григорий Горин, сценарист фильма «Тот самый Мюнхгаузен» (1979).
Прямо так Сократ вряд ли говорил. Но однажды юноше, который спросил, жениться ему или не жениться, он ответил: «Делай, что хочешь, — все равно раскаешься» (Диоген. О жизни философов 2,5,33).
Сам Сократ пережил много уколов от своей жены Ксантиппы. Этим она внесла свой вклад в становление Философа. Как писал Ницше, — «Сократ нашел жену, какая ему была нужна: так далеко не зашел бы героизм даже этого свободного ума. Фактически Ксантиппа все более вгоняла его в его своеобразное призвание, делая ему дом и домашний уют бездомным и неуютным: она научила его жить на улице и всюду, где можно было болтать и быть праздным, и тем создала из него величайшего афинского уличного диалектика» (Человеческое, слишком человеческое, 433).
Упреки и поражения и в самом деле учат лучше, чем комплименты и премии. Монашеская традиция об этом говорит много и разнообразно. Однако, хорошо бы учиться не только в одиночку и не только на своих личных ошибках, но и совместно и на общих не-триумфах.
История Россия дает поводы «стать философом». Считайте, что эта часть книги написана Ксантиппой для Сократа.
Глава 51
Не-славянофильские выводы
Россия никогда не воевала с Западом как таковым. Если Россия вела войну с какой-то европейской державой, то изрядная часть остальной Европы ей в этом помогала.
И лишь в одной европейской войне у Москвы не было европейского же союзника: в Зимней войне с Финляндией. Впрочем, и тогда Англия и Франция помогали финнам лишь на словах, а дружественная СССР гитлеровская Германия («Германо-советский договор о дружбе и границе» был подписан по итогам совместного разгрома Польши 28 сентября 1939) осаживала финнов, отказала им в поставках оружия и снабжала советские подводные лодки в Балтийском море
[700]
.
И всегда эти союзы строились не на симпатиях, а на интересах — иногда совпадающих, иногда противоречащих.
Лишь Несколько после-наполеоновских десятилетий в Европе был союз монархов, и, например, законы Австрийской Империи запрещали критику других европейских монархов. Но это был союз не против России, а во многом — под ее контролем. И критика русского самодержца была запрещена законами Австрийской монархии
[701]
. А спустя сто лет монархический интернационал был вытеснен интернационалом пролетарским — но все равно про-московским…
Сплотить весь Запад против себя — это дано только очень талантливым современным дипломатам.
Культурно Россия — это страна-спутник Европы
[702]
. Она впитывает европейскую интеллектуальную энергию и частично ее усваивает. Культурный экспорт России много меньше, чем ее культурный импорт
[703]
. Как и у всех постколониальных (или «догоняющих») стран, в России появилась острая потребность обосновать уникальность своего исторического пути. Конечно, такая схема требовала радикального приговора культурной метрополии.
Так было в 16 веке при отколе от «Матери — церкви» Константинопольской патриархии (они-де утратили православие, стали униатами и прислужниками султана).
Так было в 19 веке у славянофилов.
В 20 веке приступы самовосхваления и изоляционизма в некоторые периоды насаждались государственной пропагандой.
Вот и сегодня из этого дерьма очень желают сделать конфетку. Мол, Европа нашей самодостаточной Державе не нужна. Запад нас всегда ненавидел.
Это антизападничество высмеивал еще Алексей Толстой:
Но тот продолжает, осклабивши пасть:
«Обычай вы наш переймете,
На честь вы поруху научитесь класть,
И вот, наглотавшись татарщины всласть,
Вы Русью ее назовете!
И с честной поссоритесь вы стариной,
И, предкам великим на сором,
Не слушая голоса крови родной,
Вы скажете: "Станем к варягам спиной,
Лицом повернемся к обдорам!"»
Откинуть антизападничество хотя бы в европейской эмиграции в 1928 году призывал поэт Вячеслав Лебедев — ветеран Первой Мировой войны и Деникинской армии:
О, Петр! Ты вновь и вечно прав!
Режь бороды, стругай и крякай!
— Здесь колыбель твоих Полтав,
Здесь опустил ты русский якорь!
И водолазы — уж не мы ли? —
Перед зарею новых дней
Подымут вновь в песке и иле
Концы заржавленных цепей…
Не мы ль — вторичное посольство
Твоей беспомощной земли,
Где позабыть мы не смогли
Стрелецких буйств и своевольства.
И в свете западной зари —
Загробный хохот Бонапарта;
— На ученические парты
Садитесь вновь, за буквари!..
Грохочут университеты
От гула русских каблуков.
О веснах чешских городов
Поют российские поэты,
Довольно грубой похвальбы!
Довольно азиатской лени!
Не изменить своей судьбы:
Перед Европой — на колени!
Смотри — самозабвенный труд
И героическая скука
Завет свободы берегут
Проблематическому внуку.
И хартий вольностей земных
Торжественную баррикаду
В дни католических святых
Для детского выносят сада.
И приучается играть
В песке республиканских скверов
Иная, радостная рать
Спокойной, мужественной эры.
Перешагни ж за рубежи!
В ветрах свобод — иные цели…
Мы умирать всегда умели,
А надо научиться — жить!..
И возвратившись в оный день
На дикие, родные пашни,
В глуши тамбовских деревень
Поставим Эйфелевы башни.
И запоет с антенных лир,
Над огородами укропа,
Воздушный голос — «Труд и Мир!
Дано: Июнь. Тамбов. Европа».
(«Поэма временных лет»)
