Есть и более высокая цифра:

Итак, дело не в численном превосходстве армии Наполеона, а в оперативном мастерстве. Точнее говоря: русская армия была вполне грамотно построена для вторжения в Польшу и не была вовремя перестроена.

Но патриарху важно всюду увидеть непреодолимые препятствия и неизбежные поражения с тем, чтобы их одоление представить как чудо. В принципе так же креационисты ведут полемику с эволюционистами: «а у вас вот тут переходного звена не хватает! Значит — было чудо!»

Вместе с Наполеоном и патриархом Кириллом следуем дальше, и узнаем, что «Отступив до города Смоленска, армии соединились. Казалось, вот здесь-то и совершится самое главное, враг будет остановлен, но объединенная армия была разбита»[619].

Впервые я читаю, что в Смоленском сражении русская армия была разбита.

Наполеон вел к Смоленску не более 150 000 человек; его корпуса были растянуты на марше. Русская объединенная армия насчитывала 130 000, собранных вместе.

Но это не означает, что все эти силы участвовали в смоленском сражении. В решающий день 17 августа (н. ст.) Барклай оставил в городе пять пехотных дивизий: двухдивизионный корпус Д. С. Дохтурова и дивизии П. П. Коновницына, Д. П. Неверовского, и принца Е. Вюртембергского. Главные силы 1-й армии остались в стороне, на северной (за-днепровской) окраине Смоленска. Армия Багратиона в это время уже была на Московской дороге. Всего Смоленск от 45 000 французов защищали около 30 000 русских солдат[620].

Так что основные силы русских армий и на этот раз уклонились от генерального сражения, а потому никак не могли быть разбиты.

И все же концу дня русские оставили все предместья, и в ночь на 18 августа Барклай де Толли приказал Дохтурову оставить пылающий Смоленск. Русские потери исчисляются от 12 до 16 тыс. человек. Французские — от 6000 по французским данным до 14 тысяч по русским[621].

Французы считали смоленскую битву своей победой. Русские скорбели, что оставили Смоленск. Но никто не считал русскую армию разбитой — ни Наполеон, ни Барклай.

Никто — пока так не сказал патриарх Кирилл. Кстати, уже через день, 19 августа был бой у Лубино (или при Валутиной Горе). Арьергард генерала П. А. Тучкова отразил натиск Нея. Наполеон болезненно воспринял тяжелые потери французов при Лубино (8–9 тыс. человек против 6 тыс. русских)[622].

И вот нашли большое поле…

Мы уже знаем, что патриарх Кирилл увидел на нем сто тысяч поляков. Кроме того, он увидел там наступление русской армии: «те, кто наступал лоб в лоб на превосходящего силой противника»[623]. Ну, может, контратаки на занятые русские позиции (флеши или Курганную батарею) и можно назвать «наступлением». Но в каждом конкретном эпизоде на этих позициях не было превосходства французов — оттого эти импровизированные контратаки и получались успешными.

Например, на Курганную высоту смог взойти 30-й линейный полк 1-й пехотной французской дивизии. Понятно, что при этом полк понес огромные потери от залпов русской артиллерии. Не успев закрепиться, он тут же был контр-атакован 18-м, 19-м и 40-м егерскими и Уфимским полком. Контр-атаку поддержали три конно-артиллерийские роты полковника Никитина[624]. Французский полк на кургане был почти полностью уничтожен.

Багратионовы флеши был взяты 57 и 72 полками французской армии. Их контратаковали — и «под давлением Воронцова и Неверовского они начали медленно отходить. Русская кавалерия (Ахтырский гусарский, Новороссийский драгунский, Литовский уланский)» вернули флеши[625].

То есть по мере накопления и подхода сил, каждая из сторон начинала атаку на конкретном участке в уверенности в своем ситуационном превосходстве. Кутузов держал свои резервы в предельной близи от передовой линии. Поэтому они несли огромные потери от французской артиллерии, еще не вступая в бой. Но зато они: а) не давали противнику развить ситуационные успехи, окружить русскую армию или разрезать ее на части; б) могли быстро восстановить положение на фронте.

И в целом в центре русской позиции, у батареи Раевского соотношение сил было таким:

Итог битвы патриарх представляет так: (в случае поражения в битве) «никакая сила уже не смогла бы остановить Наполеона в его стремлении оккупировать всю страну. Именно на Бородинском поле наполеоновской армии был нанесен такой сокрушительный удар, что она лишилась возможности осуществить свои планы, в том числе план захвата Петербурга, тогдашней столицы, и была вынуждена отступить»[627].

Про то, что у Наполеона не было плана «оккупировать всю страну», как и «плана захвата Петербурга»[628], речь шла выше. Но получила ли наполеоновская армии «сокрушительный удар»?

В наполеоновском строю перед боем было 125 000 человек. Общие потери Великой армии убитыми и ранеными составили 32–34 000 человек[629]. Антуан Денье служил в кабинете начальника Главного штаба Великой армии маршала Бертье; в ведении этого военного чиновника находились все вопросы, связанные с личным составом войсковых частей и штабов. На основе сведений о потерях всех соединений он составил общую ведомость, согласно которой Великая армия потеряла в трехдневных боях при Шевардино и Бородино 6547 убитых и 21 453 раненых.

Русская армия вывела на поле боя 114 000 регулярных войск, 9500 казаков, 31 700 ополченцев. Из них она потеряла 53 000 человек[630].

Причем мало кто из раненых смог вернуться в строй. 10 000 русских раненых остались на Бородинском поле[631]. Десятки тысяч раненых еще из Смоленска стали свозиться в московские госпитали.