Глава 44 Железная цена, заплаченная за что? Именно в этом состоит главный вопрос об «Отечественной войне 1812 года»: зачем? Если победу Наполеона при Бородино русские историки называют «пирровой», то есть несущей семена будущей катастрофы, то отчего же они избегают ставить вопрос о цене для России во всей кампании 1812 года? По-беда — это то, что после беды. Так в какую беду вверг Александр свою страну? Во что ей обошелся его парижский триумф? Самое печальное — «Военное министерство, насколько нам известно, никогда не подсчитывало потери в период Наполеоновских войн»[516]. Людишек не считали в самом буквальном смысле…
Наполеон прикидывал, что «Кампания 1812 г. в России стоила менее 50 тыс. человек собственно Франции. Русская армия, при ее отступлении от Вильно до Москвы, в ходе различных боев потеряла в 4 раза больше, чем армия французская; пожар Москвы, из-за того, что она была деревянной, стоил жизни 100 тыс. русским, умершим от холода и лишений; наконец, во время марша от Москвы к Одеру русская армия также получила удар, страдая от непогоды того времени года. Она не насчитывала при своем прибытии в Вильно и 50 тыс. человек, а в Калише — менее 18 тыс. Можно полагать, подсчитав все, что потери России в течение этой кампании, были в 6 раз большими, чем потери Франции в ее современных границах»[517]. С демографической точки зрения эта война лишила Россию двух миллионов человек в приросте ее населения (включая неродившихся)[518]. «На наш взгляд, (прямые) людские потери России в 1812–1814 гг. можно оценить в приблизительном диапазоне до 1 млн человек»[519]. В деньгах потери России составили «несколько миллиардов тех рублей. Были уничтожены центры сосредоточия фабричной промышленности в Москве и вокруг нее. Многие фабричные заведения хотя напрямую и не пострадали, но оказались разоренными. Поэтому после 1812 г. стали возникать, наряду со старыми центрами, новые, — например, бумажное ткачество в районе г. Иванова. 1812 год, считал М. И. Туган-Барановский, «ускорил ту промышленную эволюцию, которая определялась общими условиями русского хозяйственного развития, — эволюцию, выражавшуюся в росте кустарной промышленности за счет фабричной, что было характерно для России первой половины прошлого века»[520]. На переговорах с Балашовым 30 июня 1812 (идет десятый день войны) Наполеон ставит лишь одно условие: исполнить тильзитское обещание об анти-английских торговых санкциях. В ответ на письмо Александра I Наполеон предложил: «Будем договариваться сейчас же, здесь, в самом Вильно… Поставим свои подписи, и я вернусь за Неман»[521]. Отказ от торговли с Англией для тогдашнего Газпрома, конечно, был чувствителен. Но не чувствительнее реально понесенных потерь как людских, так и экономических[522]. Или, может, стоило сжигать Москву и класть сотни тысяч русских жизней ради удержания сдуру проглоченной Польши (вместе с миллионом ее евреев)? Или ради герцога Ольденбургского?[523] Или ради свободной торговли с Англией? Может, Бонапарт угрожал русской вере? Но разве были хоть какие-то претензии у Наполеона к православной церкви? Времена его церковноборчества уже давно прошли. В 1802 году он восстановил религию в правах, подписав конкордат с римским папой. Впрочем, остатки республиканского видения религии очень сильно ожили с началом испанской войны, где «монахи, священники, инквизиторы стали не просто пропагандистами священной войны против Наполеоновских войск, но и вдохновителями ужасающих зверств по отношению к пленным французам или союзникам. Ответом на это армии был новый виток антирелигиозности. В бою под Брагой в Португалии ополченческая рота испанцев состояла из молодых монахов. Пощады им не давали»[524]. И все же «каждое воскресенье после мессы проводился парад, где ему (Наполеону) представлял вновь сформированные части»[525]. Если даже сам император «не нуждался в гипотезе Бога», он прекрасно понимали значимость религии в политике, и потому не вел против нее войну. Как сказал Меттерних, — «Наполеон не был нерелигиозным в обычном смысле этого слова. Он не допускал, чтобы мог существовать искренний и убежденный атеист; он осуждал деизм, как плод необоснованного умозрения. Христианин и католик, он лишь за положительной религией признавал право управлять человеческими обществами. В христианстве он видел основу всякой истинной цивилизации, в католицизме — культ наиболее благоприятный для поддержания устоев нравственности, в протестантизме — источник смуты и раздоров. Не соблюдая церковных обрядов в отношении к себе самому, он, однако, слишком уважал последние, чтобы позволить себе насмешки над теми, кто придерживался их. Возможно, что его отношение к религии являлось не делом чувства, а результатом дальновидной политики, но это — тайна его души, которой он никогда не выдавал»[526]. Православные епископы Западной Руси встретили его колокольным звоном. Могилёв был занят корпусом маршала Даву. 13 июля французы приказали архиепископу вместе с духовенством принести присягу новым властям. Обсудив ситуацию с членами консистории и секретарем, архиеп. Варлаам Шишацкий 14 июля в кафедральном соборе присягнул Наполеону. Консистория предписала духовенству сделать то же самое, и две трети духовенства епархии принесли присягу по формуле: «Я, нижеподписавшийся, клянусь всемогущим Богом в том, что установленному правительству от его императорского величества французского императора и италийского короля Наполеона имею быть верным и все повеления его исполнять, и дабы исполнены были — стараться буду». Вслед за этим архиепископ Варлаам получил отношение от могилевского полицеймейстера о праздновании 3-го августа (по старому стилю) дня тезоименитства Императора Наполеона, и о вечернем освещении (иллюминации), в знак особого торжества, церквей и домов города. Вследствие резолюции архиепископа Варлаама, консистория определила дать знать духовенству всей епархии о торжественном праздновании 3-го августа и назначила для наблюдения за выполнением этого распоряжения особых надзирателей: могилевского благочинного, протоиерея Вонсевича, и состоящего при архиерейском доме иеромонаха Ореста. Кафедральный протоиерей в своем показании говорит, что 3 и 13 августа, т. е. в день рождения Императора Наполеона и Императрицы Жозефины во время архиерейского служения в кафедральном соборе, он произнес две проповеди по приказанию могилевского архипастыря. Содержание проповеди, сказанной 3 августа, было общее о промысле Божием, но в конце проповеди, сколько он, протоиерей, помнит, было им сказано обращение к Императору французов в таких словах: «На ком же более всего виден промысел Всевышнего, как не на великом Императоре французов: его предприятия и подвиги велики, дела его преславные; его намерения приводят в удивление всю вселенную».
Позже архиеп. Варлаам сказал, что он велел поспешно списать проповедь с печатных книг, с изменением некоторых слов и с включением имени Наполеона и его супруги. 11 августа, вследствие требования временной комиссии, архиепископ Варлаам издал распоряжение, чтобы в могилевских церквах не звонили в колокола от захода до восхода солнца, а к литургии звонили бы тихо и непродолжительно[527]. вернуться Безотосный В. М. Цена и последствия победы // Эпоха 1812 года. Исследования. Документы. М., 2023, с.316. вернуться Земцов В. Н. Наполеон о войне с Россией в 1812 году // Эпоха 1812 года. Исследования. Документы. М., 2023, с. 53. вернуться Корнилов А. Эпоха Отечественной войны и ее значение в новейшей истории России // Русская мысль. 1912. № 11. С. 148. вернуться Безотосный В. М. Цена и последствия победы // Эпоха 1812 года. Исследования. Документы. М., 2023, с.317. «Победа далась более высокой ценой, ибо пришлось пожертвовать не только ненадёжными польскими провинциями, но и рядом областей коренной России. Причём, в Смоленской и Московской губерниях «скифская тактика» ужесточилась до степени «тактики выжженной земли», так что с собственно русскими землями российское командование обошлось более сурово, чем с изменившими западными областями. Это стало одной из наиболее трагичных страниц той войны, как и судьба русских пленных, из-за этой тактики обречённых на голодную смерть». (Попов А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. М., 2022, с.36) вернуться Там же, с. 319. «Логично было предположить, что участие в континентальной блокаде несло России разорение. К началу 1809 г. в недоимках на купечестве числилось 80,9 тыс. руб. За год они возросли на 181 тыс. руб. достигнув без малого 262 тыс. руб. на начало 1810 г., что составило 8,2 % от уплаченных купцами в 1809 г. налогов. Однако, уже в следующем году купечество практически адаптировалось к новым налогам и даже смогло найти средства для погашения задолженности на 339,8 тыс. руб., так что в недоимках к началу 1812 г. состояло только 259,3 тыс. руб. По отношению к сумме уплаченных налогов доля недоимок сократилась до 5,7 %. Что касается крестьянства, то в 1809 г. недоимки с помещичьих крестьян увеличились на 181,2 тыс. руб., в то время как государственные крестьяне смогли сократить задолженность по недоимкам на 47,4 тыс. руб. Повышение налогов в 1810 г. вызвало естественное увеличение недоимок. К началу 1812 г. недоимки с помещичьих крестьян были даже меньше чем на начало 1809 г. (2 168,5 тыс. руб. против 2 206,2 тыс. руб.). В то же время все увеличение недоимок с государственных крестьян за тот же период (до 3 617,7 тыс. руб. по сравнению с 2 649,6 тыс. руб.) пришлось на 1810 г. и значит, может быть объяснено повышением налогов. Таким образом, динамика недоимок свидетельствует, что основные податные сословия в целом не только сохранили свою платежеспособность, но даже смогли выплачивать повышенные налоги. Чтобы объемнее представлять себе вышеприведенные цифры, сравним их с данными о недоимках за 1812 г. К началу 1813 г. недоимки с купечества достигли 2 971,2 тыс. руб., увеличившись за год в 11,5 раз! В недоимках числилось более четверти от собираемых с купцов налогов. Не менее сильно пострадало и крестьянство, чьи недоимки выросли до 41,7 млн. руб., из них 69,4 % приходилось на долю государственных крестьян. Более того, в последующие два года недоимки продолжали нарастать, так что правительству в конце концов пришлось пойти на их частичное списание. Как видим ущерб, нанесенный Отечественной войной, не идет ни в какое сравнение с теми потерями, которые могло причинить участие России в континентальной блокаде». (Трошин Н. Н. Континентальная блокада и Россия (к вопросу об экономических причинах Отечественной войны 1812 года) // Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы. Материалы XVI Международной научной конференции, 6–7 сентября 2010 г., Можайск, 2011,с. 286) вернуться Троицкий Н. А. 1812. Великий год России. М., 2007, с. 143. Можно сказать, что именно эта встреча с Балашовым и погубила Великую Армию, т. к. дала Наполеону иллюзию переговорно-дипломатического завершения войны. «Всем им казалось, когда еще Наполеон стоял в Вильне и когда он шел потом по Литве и Белоруссии, что за первым визитом Балашова в императорский лагерь последует и второй, а может быть, и третий его визит. И всякий раз эти “переговоры на ходу” будут становиться все благоприятнее для Наполеона, потому что испуганные русские будут делаться все уступчивее по мере продвижения великой армии в глубь страны. Но первая поездка Балашова оказалась и последней. Русские молча отступали, молча сжигали все за собой и разоряли свою страну, молча отдали врагу огромную территорию, но и тени чего-либо похожего на желание мириться не обнаруживали. Совсем бы иначе был принят Балашов в Витебске. Но Балашов не приезжал». (Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию 1812 года // Сочинения. Т. 7. М., 1959, с. 528) вернуться См. Трошин Н. Н. Континентальная блокада и Россия (к вопросу об экономических причинах Отечественной войны 1812 года) // Отечественная война 1812 года. Источники. Памятники. Проблемы. Материалы XVI Международной научной конференции, 6–7 сентября 2010 г., Можайск, 2011, C. 278–297. С выводом: «континентальная блокада была для Александра скорее поводом, чем действительной причиной для разрыва с Наполеоном». Русские (и не только) монахи того времени вообще не интересовались проблемами экономики и низкого торгово-купеческого сословия. И экономика России была вполне закрыто-натуральной. вернуться В Проекте манифеста о войне с Наполеоном в 1812 году больше всего места было уделено именно ему: «Французскій императоръ декретомъ присоединилъ Ганзеатическіе города и герцогство Ольденбургское къ своей имперіи. Мы не могли молчать безъ потери достоинства и правъ нашихъ при семъ новомъ похищеніи, тѣмъ паче, что герцогство Ольденбургское принадлежало царствующему въ ономъ принцу Голштейнъ-Готторпскому, по уступленію въ Бозѣ почивающихъ предмѣстниковъ нашихъ, любезной сердцу нашему, бабки императрицы Екатерины II-й и любезнаго родителя нашего императора Павла I, коихъ благодѣяніе, оказанное близкому дома нашего родственнику, симъ насильствомъ уничтожилось; что августѣйшіе предшественники наши на Россійскомъ престолѣ приобрѣли упомянутое герцогство въ замѣну отрицанія отъ правъ своихъ на Шлезвигъ-Голштейнскія владѣнія, и что наконецъ самими нами въ Тильзитскомъ договорѣ съ Французскимъ императоромъ нарочною статьею утверждено спокойное владѣніе герцога Ольденбургскаго. Кромѣ государственной обиды, Имперіи нашей нанесенной, въ внезапномъ и неожиданномъ нами присоединеніи Ганзеатическихъ городовъ и всего берега отъ Эльбы до Голландіи, Мы съ горестію усмотрѣли въ семъ поступкѣ какъ пренебреженіе нашихъ собственныхъ неоспоримыхъ правъ, такъ и въ изгнаніи Ольденбургскаго дома, съ коимъ мы нѣсколько времени прежде сего умножили связи родства нашего бракосочетаніемъ сына царствующаго Герцога съ любезною нашею сестрою, намѣреніе нанести личное императорской особѣ нашей оскорбленіе» (Русская Старина. 1870, т. I). Как видим, с российской стороны тут повод к войне был сформулирован по принципу «США вмешивается во внутренние дела СССР по всему миру». вернуться Соколов О. Армия Наполеона. С. 444. вернуться http://www.museum.ru/museum/1812/Library/metternih/napoleon.html вернуться Сергеев А. Н. Присяга Наполеону и моление за него в Могилевской епархии в 1812 г. // «Русская старина», 1908, т. 136, с. 577–588. http://www.museum.ru/1812/Library/Rs7/ Соловьев Ю. П. Коллаборационизм 1812 года. Сословный аспект // Диалог со временем. 2017. Вып. 58. сс. 201–223. |
