Вот, кстати, еще мечты российской военной элиты, не вошедшие в современные школьные учебники:
«Целыми веками общество наше воспитывалось на идее о походе в Индию. Вместе с молоком матери мы всасывали взлелеянную мечту о распространении нашего оружия за Гиндукушский хребет, в самую колыбель человечества, в сказочную страну мировых сокровищ, чтобы попутно свести здесь все старые счеты с Англией. Трудно сказать, на чем базировалась такая легкомысленная самоуверенность, которая не желала считаться ни с какими условиями: географическими, стратегическими и иными. Плодилось немало невежественных и легковесных статей и брошюр, которыя усиленно толкали Россию по направлению к Индии, насыщая наше общественное мнение опасными химерами»
[187]
.
Впрочем, и дела тоже были: «Во время англо-бурской войны царское правительство дважды предлагало Германии вмешаться в войну. Германия это предложение отклонила»
[188]
. Правда, в свою очередь, кайзер Вильгельм подталкивал Россию к решительным действиям против Англии, но не для того, чтобы участвовать в них, а лишь затем, чтобы шантажировать Лондон русским нажимом и использовать его в своих целях
[189]
.
Когда война в Африке угасла, появилась идея вновь ее разжечь. Русский
посланник в Лиссабоне Кояндер телеграфировал в Петербург 10 (23) февраля 1905 г.:
«Бывший бурский генерал Жубер-Пинаар приехал из Трансвааля с целью предложить нам организовать в Южной Африке восстание чернокожих, которые к нему совершенно готовы, в чем они и ручаются. По его словам, это восстание могло бы быть достаточно серьезным, чтобы занять в течение двух-трех лет все внимание Англии»
[190]
.
Имя генерала Жубера было известно и популярно в России:
улицам русских городов давали названия в честь бурских героев. В одну лишь харьковскую Городскую управу поступили предложения дать трем новым улицам названия: Трансваальская, Жуберовская и Крюгеровская
[191]
.
Ответная телеграмма министра иностранных дел Российской империи гласила:
«Телеграмма получена. Предложение бурского генерала заслуживает внимания». Причем «На подлинном собственной е. и. в. рукой начертано: "Согласен". — "Царское Село, 12 февраля 1905 г."».
Далее генерал Жубер подробней излагал свой план:
«настоящей целью моей было свидание с каким-либо официальным представителем России для того, чтобы спросить у него, желает ли его правительство оказать содействие возникновению в Южной и Центральной Африке восстания кафров, восстания, настолько серьезного, что оно способно будет поглотить исключительное внимание Англии в продолжении двух или трех лет».
Посол добавил к этой записке:
«По его убеждению, для успешного ведения дела ему нужна поддержка могущественной европейской державы, за каковой поддержкой он и обращается к России, которая в свое время должна будет взять Южную Африку под свой протекторат».
8 марта 1905 года глава МИД РИ Ламсдорф телеграфировал Кояндеру:
«Предложения Жубера, без сомнения, представляются заманчивыми».
Здравый смысл все же победил. Англию решили не дразнить.
Еще в разгар Игры был проблеск общеевропейской солидарности, и европейские державы, включая Россию и Англию, вместе подавляли китайское Ихэтуаньское восстание в 1899–1901 годах. Но 7 ноября 1901 года Николай Второй писал Бенкендорфу (своему послу в Лондоне):
«Я пальцем не шевельну, чтобы пойти на какое бы то ни было соглашение с Англией»
[192]
.
Однако, поражение в японской войне заморозило планы российской экспансии вглубь азиатского континента (Тибет, Афганистан, Персия). И уже в 1907 году Николаю пришлось шевелить пальцем и подписывать Англо-русскую конвенцию, завершившую формирование Антанты.
Этапы формирования этого блока были такие:
1891 год — оформлено соглашение между Российской империей и Французской республикой о создании Франко-русского союза.
1892 год — подписание секретной военной конвенции между Россией и Францией.
1893 год — заключение оборонительного союза России с Францией.
1904 год — подписание англо-французского соглашения.
1907 год — подписание англо-русского соглашения.
Ключевым было соглашение, достигнутое в переписке между английским статс-секретарём по иностранным делам Э. Греем и французским послом в Лондоне П. Камбоном 22–23 ноября 1912 года.
Британия брала на себя обязательство по защите французского побережья Ла Манша, позволяя Франции весь свой флот перевести в Средиземное море.
Это соглашение было секретным. О нем не знали многие члены английского кабинета министров.
До мая 1914 оно было неизвестно русскому царю.
И до самого начала войны оно было неизвестно кайзеру.
Что и стало одним из важных условий начала Великой войны. 9 июля
1914 году Грей смело лгал немецкому послу Лихновскому, что «между Англией, с одной стороны, и Францией и Россией — с другой, не существует никакого союза и никакой военной или морской конвенции» и что
его страна сохраняет «свободу рук». Эта информация, переданная Лихновским в Берлин, убедила кайзера, что Англия останется в стороне, а посему «обедать будем в Париже, а ужинать в Петербурге». 29 июля Грей заявил немецкому послу, что британское правительство
«может оставаться в стороне до тех пор, пока конфликт ограничивается Австрией и Россией, но если в него втянутся Германия и Франция, … будет вынуждено принять срочные решения». 1 августа Грей заявил немецкому послу, что в случае войны между Германией и Россией Англия могла бы остаться нейтральной при условии, что Франция не будет атакована. Германия согласилась принять эти условия, но вечером 1 августа Георг V написал Вильгельму II, что предложения Грея были «недоразумением»
[193]
.
Союзы были слишком тайными, а их тексты слишком общими. В них не было однозначно прописано, что считать casus foederis (букв. «случай союза» — обстоятельства, которые обязывают начать войну на стороне союзника). Оттого и не мог немецкий царь по евангельски присесть и подсчитать, сможет ли он со своей силой справиться с противостоящей
[194]
.
Да и с прогностикой ошибались все стороны: Германия считала, что Италия будет с ней, а вышло наоборот. Германия же считала, что Румыния будет в ее лагере и даже профинансировала прокладку телеграфного кабеля из Берлина в румынскую Констанцу и оттуда в Стамбул. Но Румыния ушла в Антанту. Россия же сделала аналогичное ошибочное вложение, протянув подводный телеграфный кабель из Стамбула в болгарскую Варну. А Греция так и просто раскололась: король в Афинах был за Германию, а его премьер-министр в Салониках — за Антанту…
Но два прогноза сбылись. История показала правду формулы Николая Маркова, произнесенной им в канун Первой мировой войны: «Я думаю, что лучше вместо большой дружбы с Англией иметь маленький союз с Германией»
[195]
.
Тогда же и в том же русского царя пробовал уверить бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново: «Стоило, однако, нам стать на путь тесного сближения с Англией, как тотчас последовало присоединение Боснии и Герцеговины к Австрии»
[196]
.
