После падения Наполеона сильнейшей европейской континентальной державой явно стала Россия. Кроме того, в середине 19 столетия союзниками России стали Австрия и Германия Бисмарка. При этом протестантская Германия явно видела в протестантской же Англии своего противника.
В этих условиях экспансия России в Средней Азии и ее продвижение к Средиземному морю через Балканы были восприняты как угроза английской Индии.
Как писали «Московские ведомости» в декабре 1851 года: «Нет, дойдет очередь и до коварного Альбиона, и лишь в Калькутте мы заключим договор с этим народом». Судя по тому, что эту статью цитировал Карл Маркс
[161]
, московская газета была прочитана в Лондоне.
Из-за этого и началась «Большая Игра».
С 1830-х годов отношения Лондона и Петербурга были напряженными.
В 1865 году отряд генерала Черняева взял штурмом Ташкент. В 30-тысячном гарнизоне Ташкента было 10 000 сипаев
[162]
. Так что это можно считать русско-индийским боевым столкновением.
Кроме того, на границе Афганистана и среднеазиатских ханств порой вспыхивали прокси-войны. В феврале 1884 года русские захватили в Средней Азии оазис Мерв и приблизились к британскому протекторату в Афганистане. Непосредственно 30 марта 1885 года произошли столкновения между русскими и афганскими войсками у реки Кушка.
25 мая 1886 года управляющий Морским министерством адмирал И. А. Шестаков записал в дневнике: «Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему бы не употребить тех же средств, что они»
[163]
. Речь шла о создании русской военной базы на Красном море. В случае осложнения отношений с Великобританией с нее можно было бы перекрыть движение через Суэцкий канал.
Эта история
[164]
началась в 1885 году, когда итальянцы захватили Массауа — город и порт на территории нынешней Эритреи. Османская империя, считавшая его своим, обратилась за помощью к России и просила поддержать ее протест против действий Италии. А российское Министерство иностранных дел, в свою очередь, решило заручиться поддержкой Германии и Австро-Венгрии. И 26 января 1885 года российский поверенный в делах в Берлине граф М. Н. Муравьев доложил в Санкт-Петербург результаты своих переговоров с канцлером Германии князем Отто фон Бисмарком:
«Под большим секретом Бисмарк обращает внимание на то, что в случае нарушения Италией трактата 1857 г.
[165]
Россия могла бы, может быть, этим воспользоваться и занять, если Массауа уже не будет свободной, какой-либо другой пункт на Красном море близ Абиссинии»
[166]
.
«…Мысль о приобретении колонии в Африке действительно пришлась по душе общественным деятелям, считавшим себя самыми большими патриотами России. В издаваемой ими прессе появились пространные статьи о том, что российский император как защитник восточного православия должен поддержать христианский народ Абиссинии (Эфиопии). Что тридцать миллионов жителей этой страны нуждаются в помощи и защите от иноземных колонизаторов. А потому у России должен появиться опорный пункт на Красном море, позволяющий связать две христианские страны. Вскоре нашелся и человек, готовый взять на себя все трудности создания колонии, — Ашинов, гордо именовавший себя «атаманом вольных казаков»
[167]
.
Ашинов упоминался и в вышецитированной записи адмирала И. А. Шестакова:
«Нам, пожалуй, нужно бы иметь средства всячески вредить англичанам, и почему бы не употребить тех же средств, что они. Ашинов — плут, но мы избавляемся от него у себя»
[168]
.
В итоге 6 апреля 1888 года пароход «Кострома» высадил атамана Ашинова и его небольшую команду на берег в Таджурском заливе.
Передовая экспедиция должна была создать базу для первой волны поселенцев, но атаман всего две недели спустя отправился в обратный путь, оставив соратников с запасами, закончившимися в самом скором времени. В России он громогласно объявил о создании в Африке станицы Новая Москва и начал требовать помощи от правительства и общественности в продолжении освоения африканской земли.
В числе тех, кто убеждал императора в необходимости создания колонии, был человек, к мнению которого, особенно в части предпринимательства, Александр III внимательно прислушивался. Нижегородский губернатор Н. М. Баранов сделал немало для развития Нижегородской ярмарки и потому слыл знатоком в торговых делах. 20 сентября 1888 года он писал императору:
«Заселение русскими выходцами африканского прибрежья только тогда принесет России всю массу возможной пользы, когда правительство твердо будет руководить устройством колонии и ее сношениями с соседями, а главное — с Абиссинией. Только при этом условии колония получит подобающее ей государственное значение. В случае высочайшего соизволения я с особенной радостью взял бы на себя съездить под видом отпуска в казачью колонию на захваченные берега Таджурского залива и в Абиссинию, дабы фактически на месте проверить полученные сведения и затем, если, как надо полагать, сведения окажутся верными, при некотором содействии правительства образовать Российско-Африканскую компанию»
[169]
.
Не менее усердно убеждал императора и другой имевший на него влияние высокопоставленный чиновник — обер-прокурор Священного синода К. П. Победоносцев, который предлагал замаскировать истинные цели экспедиции Ашинова. Он считал, что нужно отправить духовную миссию в Абиссинию. А отряд Ашинова будет числиться ее охраной. 16 июля 1888 года Победоносцев писал Александру III:
«В настоящее время мы ожидаем с Афона одного дельного монаха Паисия, с тем, чтобы уговорить его ехать в Абиссинию. Что касается до Ашинова, то он, конечно, авантюрист, но в настоящем случае он служит единственным русским человеком, проникшим в Абиссинию. Стоило бы серьезно расспросить его хоть о том деле, которое, по словам его, уже заведено им на берегу Красного моря. По всем признакам оно может иметь для нас не малую важность, и, по всей вероятности, в таких делах удобнейшим орудием бывают подобные Ашинову головорезы»
[170]
.
Даже среди поддерживающих идею африканской колонизации многие и тогда и позднее считали, что Паисий и Ашинов — самые неподходящие для ее осуществления персоны. Не говоря уже о тех, кто хорошо их знал. К примеру, настоятель русской посольской церкви в Константинополе архимандрит Арсений Изотов 25 мая 1889 года писал архиепископу Тверскому и Кашинскому Савве:
«Вы интересуетесь знать о героях так называемой Абиссинской миссии; о них много было писано в русских газетах, только правды-то мало. Я знал лично и того и другого; Паисий — простой почти безграмотный казак, прежний раскольнический апостол-шалопут… Он жил здесь в Константинополе на Пантелеймоновском подворье в должности казначея. Здесь же на подворье он познакомился с Ашиновым, который выдавал себя здесь за атамана казаков; он представляется авантюристом самой средней руки, только на хвастовство большой мастер, и в этом они оба равны»
[171]
.
Так что у
императора был основания сомневаться в целесообразности отправки миссии Паисия с Ашиновым и навербованных им людей. Тем более что против отправки миссии настойчиво возражал министр иностранных дел Н. К. Гирс. В итоге экспедиция стала сугубо частным, не имеющим никакого отношения к государству предприятием. Но она все же началась.
