Кроме Май Ван Трилоинг. Слава Богу, что есть Май. Джан чувствовала, что Май была ее единственной подругой в Голливуде. Да, пожалуй, сейчас и во всем мире, за исключением, может быть, доктора Мура и малыша Рауля. Эта пожилая женщина сумела расположить к себе Джан. Сегодня вечером Май предложила присоединиться к Джан и вместе посмотреть шоу, и Джан с радостью согласилась. Все-таки наблюдать за своей телепремьерой, зная, что ее сейчас смотрят десять или даже двадцать миллионов человек, казалось невыносимо тоскливым.

Раздался стук в дверь, и Джан помчалась открывать. В дверях стояла Май, держа в руках коричневый бумажный пакет. Осмотрев Джан с ног до головы, она обратила внимание на старенький халат и все еще мокрые волосы.

– Я и не знала, что у нас будет торжественный вечер, – сухо сказала она и прошла мимо Джан в гостиную. Как всегда, на ней был тонкий хлопчатобумажный спортивный свитер и мягкие котоновые брюки, которые в сочетании с ее безупречно белыми кедами являлись ее фирменным нарядом.

Поставив мешок на низкий столик, она вытащила из него бутылку «Клико».

– Наполеон и Жозефина любили его. Разумеется, я лишь говорю, что слышала. Даже я не настолько еще стара. – Она осмотрела комнату. – Не думаю, что у тебя есть высокие бокалы под шампанское? – спросила она.

Джан покачала головой.

– Значит я правильно сделала, что принесла их. – Май улыбнулась и вынула пару невозможно изящных высоких бокалов. – Ну а ведерко для льда найдется? Это даже ты должна иметь.

– Даже я? – спросила Джан и, улыбнувшись, пошла за ним и наполнила его кубиками льда. – Неужели я такой дикарь?

– Всякий моложе сорока – дикарь. И я была. – Май вытащила из мешка вторую бутылку шампанского. – Ты думаешь, я росла, попивая марочные французские вина? Я, дочь портного? Именно благодаря красоте я попала в этот клуб, а потом понадобилось десять или двадцать лет, чтобы понять: что есть что. Ну вот, по крайней мере, я поняла. Глория Свэнсон всегда была дикарем.

Джан пришлось хихикнуть над последней репликой.

– Май, ну зачем же две бутылки? – спросила она. – Очень экстравагантно!

«Сколько же стоила бутылка марочного «Клико»?» – подумала про себя она. Могла ли Май позволить себе это? Она знала, что не сможет предложить заплатить хотя бы за одну: Май была гордой.

– Ну-с, как часто у тебя бывает дебют на всю Америку? В следующий раз будем поскромнее.

Май сидела в застывшей позе, а Джан поставила одну бутылку в холодильник, а другую – в ведерко со льдом. Очень осторожно она сняла свинцовую пломбу. Показалась пробка.

– Сейчас откроем? – спросила она. Май посмотрела на свои часы и кивнула.

– До начала шесть минут.

Джан медленно открутила проволочную «корзинку». С легким хлопком вылетела пробка и из горлышка появился легкий дымок. Май держала два бокала, а Джан быстро наполнила их, не пролив не капли.

– Отличная работа, – похвалила ее Май. – Но я всегда думаю, что это грустно, когда женщинам приходится самим открывать шампанское. Ты согласна?

Джан кивнула и непроизвольно подумала о Майкле. Было бы хорошо, если бы он смог прийти, но он не звонил уже со среды. Воспоминания о проведенной с Майклом ночи возбуждали Джан и в то же время она стыдилась ее. Была ли она просто еще одной его «победой»? Или же он позвонит, как и обещал? Он казался таким нежным, таким искренним. Она не могла решить для себя, что чувствует по отношению к нему, но знала, что хочет, чтобы он полюбил ее.

Она повернулась к Май, которая удобно устроилась и смотрела рекламу нового «бьюик-скайларка». До начала шоу оставалась минута. Если шоу окажется удачным, если все будет хорошо, у Джан, возможно, будет карьера, о которой она мечтала, стоящая карьера. А если нет… Она покачала головой.

– Начинается! – прошипела Май, и экран погас. Послышалась музыка: тяжелый басовый ритм, а затем Марта и «Ванделлс» запели первый куплет песни «Танцуя на улице». По экрану змеей поползла красная нить, двигаясь в такт музыке, а за ней последовали десятки и сотни других. Затем появилась белая нить, пульсировавшая в такт ритмичной музыке. А за ней тоже последовали десятки, а потом сотни белых нитей. На это наложилось изображение женщины, сидящей на мотоцикле. Потом к ней присоединилась еще одна. Наконец их оказалось трое. За ними эти нити заполняли теперь весь экран и сейчас прояснилось: они представляли собой чередовавшиеся полосы американского флага – красные и белые с темно-синим прямоугольником в левом верхнем углу. После этого камера отъехала назад и сфокусировалась сначала на Лайле, потом на Джан и, наконец, на Шарлин. Кримсон, Кара и Кловер. Их имена появились под их изображением. Теперь же, хотя этот флаг остался на заднем плане, стало ясно, что это были волосы, спутавшиеся волосы этих троих девушек – развевавшиеся, перекручивающиеся, невероятно длинные и танцующие под ритмичную музыку. После этого появилось название «Трое на дороге», составленное из крошечных белых звездочек.

Шоу открылось шумом толпы и быстрыми кадрами об антивоенной демонстрации, снятыми в Бекерсфилде. Марти удалось добиться того, что все выглядело совершенным. Джан была полностью уверена в том, что это документальные кадры, пока она сама не появилась на экране. Но Марти использовал эти кадры, а затем что-то вроде психоделического «наплыва», когда одна врезка плавно переходит в другую – это не напоминало Джан ни один из документальных фильмов, которые она когда-либо видела. По содержанию это были шестидесятые годы, но в «упаковке» девяностых годов. Джан наблюдала за тем, как ее героиня Кара впервые встретила Кримсон на ступенях здания суда. Затем было столкновение с полицейскими, и их отвезли в тюрьму. Диалог прошел нормально, подумала она. Следующим шел черно-белый монтаж: взятие отпечатков пальцев, фотографирование в фас и профиль. Ей это чем-то напомнило фильм Битлз «Ночь тяжелого дня», но опять-таки с обновленным контуром. Это шоу было выдержано в своем стиле. Оно было неповторимо.

– Неплохо, – сказала Май, когда пошла рекламная пауза.

– Я тоже так думаю, – согласилась Джан.

Но хорошо ли настолько, чтобы стать популярной? Было ли оно слишком хорошим? Дойдет ли оно до зрителей? Да, Марти делал серьезную заявку на открытие новой эпохи в истории телешоу, но в то же время он не стеснялся бессовестно эксплуатировать молодость и сексуальность актрис.

Работа одной камерой, съемка именно фильма, а не видео, подобный показ трюков, съемки большей частью на натуре, а не в павильоне, удивительные спецэффекты – все это казалось правильным. Она знала, что съемка каждого эпизода стоила более миллиона долларов. Первые одиннадцать миллионов были затрачены не зря.

Ну что ж, ей нечего было сердиться. Шоу получилось классным. Но все же было немного грустно, что она и Май сидели здесь в темноте. Джан подумала: будет ли кто-нибудь из тех, кого она знает, смотреть это шоу, например, люди из Нью-Йорка или даже ее приятели по средней школе из Скьюдерстауна.

Зазвонил телефон. Она взглянула на Май.

– Никто не знает номер моего домашнего телефона, – сказала она. Это было не совсем точно: Майкл Маклейн знал, и Сай, и Марти. Май пожала плечами. Телефон зазвонил вновь. Джан потянулась за трубкой.

– Ты великолепна. И такое же шоу. Но в нем ты лучше всех. – Это был голос Сэма. Джан почувствовала, что ее рука, державшая трубку, задрожала.

– Спасибо, – с трудом выдавила она из себя.

– Это Сэм Шилдз. Надеюсь, что я первый поздравил тебя, а также первый, кто предлагает тебе новую работу.

Джан посмотрела на Май. Заметила ли Май, как она нервничала? Она сделала глубокий вдох. Говорил ли он серьезно тогда, на террасе в доме у Эйприл? Или же это была просто очередная глупая приманка?

– Ты заинтересована? – спросил он. – Это перепостановка «Рождения звезды». Я думаю, ты идеально подходишь на главную женскую роль. Как ты на это смотришь?

– Позвони моему агенту, Саю Ортису, – смогла сказать ему Джан. – Я хотела бы посмотреть сценарий, а потом мы сообщим тебе.