Его подкосили те перемены, с которыми ему пришлось столкнуться за последние несколько месяцев, когда его сериал прикрыли. Еще раз ему пришлось привыкать к убогой квартире в Энсино, грязному белью, которое не стиралось само по себе, и к каждодневной работе.
Проклятая работа, рабская, грошовая. За чаевые! Нейл Морелли возвращался домой усталый и подавленный. Когда «Президентские причуды» прикрыли, Нейл не удивился, поскольку с самого начала ему было ясно, что сценарий дерьмо, что сценаристы третьесортные. И в самом деле, с самого начала он предвидел провал, если не будут сделаны кардинальные изменения. Он делал все, чтобы улучшить шоу, удержать его на плаву, но он был в этом так одинок, как не был бы одинок на необитаемом острове. Казалось, что никто не видел приближающейся катастрофы, что всем, кроме него, было наплевать. И продюсеру, и директору и даже его партнерше, которая, Нейл был уверен, была или родственницей или спала с каким-нибудь боссом киноиндустрии.
Но знать о том, что когда-нибудь в будущем шоу провалится, не значит быть готовым к тому, когда это действительно произойдет. В первые несколько недель после закрытия шоу, он названивал в контору Сая Ортиса любому, кто был согласен его выслушать. Тодду, Тэду, Брэду, все равно. Через некоторое время он услышал из офиса Ортиса неизбежное «Не звоните нам, мы сами позвоним». А большой человек и вообще отказывался говорить с ним. Ни разу не снизошел. Это было просто, как из фильма тридцатых годов. Да кто такой этот Сай Ортис?
Он пытался, как всегда, обратиться за помощью к юмору. Вспомни, говорил он себе, мусульманскую поговорку: если случается гадость, то такова воля Аллаха. Еще он вспоминал реплику Вуди Аллена насчет Голливуда: «Есть вещи похуже, чем грызня собак: это когда одна собака не отвечает на звонки другой». Но шутки не помогали. Рядом с ним не было Мери Джейн и вообще никого, кто бы посмеялся вместе с ним. Тогда им овладевало одиночество и апатия. Он понимал, что нужно что-то делать. Деньги его кончались, планов не было никаких, агент его бросил, а он не мог – не хотел – возвращаться в Нью-Йорк с поджатым хвостом. Поэтому он стал заниматься тем, что только и умел делать. Он продолжил работу над своим номером. Он писал и переписывал. Но придумывать шутки, когда ощущаешь себя клочком газетной бумаги для кошачьего туалета, не так-то просто. Юмор не шел ему в голову, шутки не казались смешными.
Ему чудилось, что всего за одну ночь он оказался вместо Малибу в Энсино, из арендованного «БМВ» пересел в старую «хонду», вместо главной роли в телевизионном сериале у него оказалась работа официантом в комедийном клубе. Как будто его переехал автомобиль. Шли месяцы, он только мог повторять: «Что же случилось?»
Случилась гадость, вот что случилось, думал он. Нейл бросил белую рубашку и черную бабочку на кучу одежды рядом с раскладывающимся диваном, который он никогда не удосуживался складывать, и упал на голый матрас. Лежа на животе, он скинул свои поношенные черные мокасины фирмы «Гуччи» с дырами на подметках и услышал, как они с глухим стуком упали на кучу грязной одежды. Звук ему понравился – это был единственный звук в четыре утра.
Затхлый запах матраса заполнил его ноздри и вынудил перевернуться на спину. Не было никого, с кем он мог бы поделиться, никого, кто бы не злорадствовал. Даже его сестра Бренда предложила бы ему деньги и свое сочувствие и посоветовала бы вернуться домой. Черт! Ему было стыдно, как побитой собаке. Когда он лежал в ночной тиши, он стал думать, как это часто бывало, о Мери Джейн. Только она одна поняла бы его, утешила бы его. Никто не понимал его так, как она, и он тоже понимал только ее. Если она еще сохранила способность к пониманию, ведь прошло столько времени, подумал он.
Но когда он попытался позвонить ей, всего через несколько месяцев после того как приехал в Лос-Анджелес, то обнаружил, что ее телефон отключен. Пара открыток, которые он послал ей, вернулись обратно. Она уехала и не оставила адреса. Нейл все еще скучал по ней. Потерпев поражение, он тосковал о ней сильнее, чем когда был на вершине.
Он встал, расстегнул брюки, они упали на пол. Он ногой отбросил их к дальней стене, туда же последовали и шорты. Побрел в ванную, открыл горячую воду и зашел в закуток – хозяин квартиры называл его кухонькой. Он достал пиво из холодильника, чтобы скоротать те десять минут, пока вода в душе нагреется. Он сбросил скопившиеся старые газеты с единственного стула в комнате и рухнул на него, вытянув ноги. Ему было приятно, что еще темно, что рассвет еще не наступил. Он надеялся уснуть до того, как в комнату начнет проникать дневной свет и откроет все это безобразие, которое пока еще скрыто в темноте.
Он знал, что дыра, протертая в акриловом ковре, никуда не делась, а так и зияла перед входной дверью. Темнота скрывала трещину в стене над раковиной, которая получилась из-за протечки с верхнего этажа. На горелках плиты застыл жир. Все вокруг дышало запустением, которое не могла скрыть никакая темнота. Только хмельной дух пива, которое он поднес к самому носу, слава богу, хоть как-то смягчал весь этот упадок.
Он снова вернулся в ванную, включил верхний свет и попробовал воду. Горячая. Точно через десять минут, единственная надежная вещь в этой жизни. Он добавил немного холодной, отодвинул липкую жесткую занавеску и стал под душ. Он потянулся за мылом и выругался, когда увидел, что остался один обмылок. Шампунь тоже кончался, он это знал, потому долго там не задержался. Полотенце, которое он сдернул с обратной стороны, попахивало, но по крайней мере, это был его собственный запах. Он наскоро вытерся, бросил полотенце в сырую кучу на полу и вернулся в комнату.
Он полез в холодильник за еще одной банкой пива, но обнаружил только диетическую «кока-колу» и сгнившее яблоко. Нейл захлопнул холодильник и снова бросился на постель. Он закрыл глаза и молил бога, чтобы хоть эта ночь прошла спокойно. Но он знал, что этого не будет.
Некоторое время он дышал ровно; но когда почти совсем заснул, это началось снова. Казалось, что слова входили через его левое ухо, пронизывали мозг и поражали спинной нерв. Это была его шуточная сценка в ночном клубе, и он переживал ее снова и снова, даже против своего собственного желания.
Так продолжалось уже несколько месяцев. Каждый вечер он шел на работу, обслуживал столики в ожидании своего выхода в последнем, третьем отделении. Потом обратно домой, в душ, в постель и, не успев уснуть, снова прослушивал весь текст. Он обычно записывал его на магнитофон, но сейчас в этом не было никакой необходимости. Текст проигрывался у него в голове, бесконечно. Иногда ночи проходили почти совсем нормально и Нейл спал относительно спокойно. Но чаще он кричал, что все не так, вставал, писал и переписывал текст, пока не добивался улучшения, добавляя здесь, убирая там. Потом снова спать, может быть, несколько часов, пока не настало время идти в клуб обслуживать столики, и потом выступать с переделанным текстом. Наконец снова домой для ревю в газетном порядке, как он стал это называть.
По крайней мере, сегодняшнее ревю было удачным. Он прослушал кусок, добавленный им насчет голливудских агентов, и мог слышать смех публики. Да, это получилось неплохо. После нескольких бесплодных месяцев что-то начиналось. Это хорошо, и я могу еще лучше. У меня будет еще один шанс, думал он. Он вытянулся без сил на кошмарном матрасе. Я не собираюсь всю жизнь провести в этой дыре в Энсино, говорил он себе. Когда-нибудь, думал он… когда-нибудь… белье надо постирать.
И он уснул.
