— Ждите!

Наш патрон в обнимку с офицером скрылся в здании, а мы принялись всё вокруг разглядывать и тут же осмысливать увиденное.

Я недоверчиво осмотрел странные фигуры рейнджеров в устаревшем пустынном камуфляже с розочками в погонах. Лица были почти полностью покрыты сложной, пугающей татуировкой. На ремнях у них висели короткие лакированные деревянные дубинки с такими же узорами. В целом, морды у стражников выглядели зверскими.

— Боже милостивый! Какие же они страшные, — шепнула мне на ухо Екатерина.

— Задолбали, — негромко ответил я. — Сил уже нет для всей этой машины времени с необходимостью отличать обычных людоедов от фанатиков-каннибалов, разбираться в татуировках и ритмах боевых бубнов. Какой-то каменный век!

— А я на палубе три стрелы подобрал! — похвастался adottato. — Еле отыскал целые и с наконечниками.

— Бернадино, зачем они тебе? — удивилась Екатерина Матвеевна.

— Там есть какие-то узоры, надо будет показать их учёным. А если не удастся продать им, повесим в кабинете Катрин, — деловито заявил Дино и тут же раскрыл задумку. — Мачете у нас уже есть! Жаль, что никто не забросил от злости на борт «Керкиры» большой кожаный щит, а падре зачем-то подарил отличный шлем румыну… Они отлично смотрелись бы на стене. Но ничего, может, повезёт, и мы снимем что-нибудь интересное с трупа!

— С чьего трупа? — ошалело спросила Селезнёва.

— С чего-нибудь! Будут же по пути какие-нибудь трупы, да, падре?

— Ты ж мой маленький зуав! — радостно вскричал я. — Слышите эти слова героя, Екатерина Матвеевна? Ни расслабляющему чувству вседозволенности государевого человека, ни комфорту роскошного салона «Нивы» не подвластен боевой азарт в жилах мужчин! В крови воинов, воспитанных с юных лет или сделавших себя самостоятельно с приоритетом отваги и силы перед всеми другими качествами, так ценимыми в вашем плюшевом цивилизованном мире! Мужчин, приученных к лишениям, вкусивших радость кровавых побед, одержанных в поединках с опасными животными и ещё более опасными людьми!

— Что стар, что млад — два дурака… — констатировала начальница.

Как анонсировал Скуфос, роль Замка, Храма или Цитадели, в общем, главной крепости и достопримечательности анклава, здесь выполняет специфическое укрепление необычного вида — монументальная деревянная башня с двумя угловыми бастионами, занятая очнувшимся в ней первым губернатором Канберры Артуром Доббсом, и названная так в его честь.

Постройка столь капитального форта обошлась бы городской казне в кругленькую сумму, но австралийцам повезло, получили даром.

Форт-Доббс это добротное, основательное здание, которое представляет собой прямоугольник со сторонами пятнадцать на двенадцать метров, огромный сруб с бастионами в противоположных углах со сторонами пять на пять и высотой семь метров. Наибольшая высота здания, как мне сказали, составляет восемь метров. Толщина стен, сложенных из пропитанных огнестойким составом дубовых бревен, с высотой постепенно уменьшается с полуметра до двадцати сантиметров. В небольшой деревянной цитадели имеются три этажа, и с каждого из них при необходимости одновременно могут вести эффективный огонь десятки человек.

Форт прекрасно расположен возле Третьего ручья, одного из трёх небольших притоков Ганга, соединяющихся с протокой в городской черте и возле Канберры.

Здесь под командованием капитана рейнджеров Канберры Ричарда Касвелла и лейтенанта Фрэнсиса Брауна постоянно размещены шестеро боеспособных мужчин, и ещё столько же горожан по графику постоянно находятся на подмене. Судя по физиономиям личного состава, их чистой одежде и хорошему снаряжению, офицеры и солдаты выглядят вполне здоровыми, довольными службой, жизнью и находятся в прекрасном расположении духа.

Над Канберрой ослепительно сияло отливающее медью солнце, тени от одиночных деревьев чернели на свету так же четко, как и сами стволы и кроны. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, в воздухе стояло еле слышное жужжание насекомых. Позади форта, прямо возле ручья, служивыми разбит обнесенный кактусовой изгородью небольшой сад с цветущими кустами — удивительная пастораль!

Но ещё большее удивление вызывали два большущих дощатых амбара или ангара, стоящих на площадке сбоку от форта. Эти-то здесь для каких целей поставлены?

Наконец нас пригласили внутрь форта. Следуя за Скуфосом на второй этаж монструозной «избы», мы оказались в просторном кабинете капитана рейнджеров Канберры Ричарда Касвелла, того самого офицера, скуластого и с усиками. Он неторопливо вписывал в журнал наши данные, а у членов дипломатической миссии появилась возможность всё подробно рассмотреть.

Выглядело это угловое помещение с двумя окнами, выходящими на реку и городок, просто умопомрачительно.

Ещё с порога оглядевшись, я сразу почувствовал здесь атмосферу собственноручно созданного комфорта, необходимого определённому типу людей, посвятивших всю свою жизнь суровой службе, опасному мужскому ремеслу, и в то же время не чуждых прекрасному. Интерьер кабинета свидетельствовал о том, что здесь идет вечный поиск компромисса между требованиями армейского порядка и беспечностью искателя приключений.

На полу лежал невесть откуда взявшийся красный восточный ковёр, соседствующий с пестрыми индонезийскими батиками. На стенах тут и там висели старинные мушкеты и пистоли, сабли, скрещённые африканские копья с широкими листовидными наконечниками и даже обтянутые буйволовой кожей овальные щиты, при виде которых Дино скривился от зависти.

Здесь были картины с живописными пейзажами, художественную ценность которых могла определить только наша русалка, и даже фотография владельца кабинета, стоящего с карабином возле туши какого-то поверженного точным выстрелом рогача. Вместе с двумя головами над камином — огромного бизона и горного льва, напоминавшие посетителю о том, что капитан Ричард Касвелл — ещё и записной трофейный охотник.

Всю комнату опоясывали бронзовые подсвечники, а посреди зала стоял темно-красный, почти чёрного цвета тяжёлый полированный стол с гнутыми ножками — большой ценности антикварная вещь, которой, казалось бы, совсем не место на фронтире, в пункте пограничного контроля.

Хозяин сидел за обтянутым зелёным сукном столом с письменными приборами и стопками бумаг по краям. Судя по видимой паузе в беседе старых товарищей, Панайотис уже успел рассказать ему о нас всё то, что посчитал нужным озвучить.

Поведя рукой в сторону главного стола, он пригласил нас расположиться за ним, а после и сам сел напротив, устремив на нас пристальный взгляд странных светло-серых холодных глаз. Было в нём нечто от потомственного таёжного охотника-профессионала — любителя вольных просторов, снегоходов, моторных лодок, собачьих упряжек и лошадей, характерными чертами которого являются выносливость, подтянутость и живость. Что сказать: он явно умён, авторитетен, храбр, опытен. Скорее всего, не женат.

Таков был первый англосаксонский рейнджер, которого мы увидели.

— Господа, я рад впервые видеть в Канберре русскую исследовательскую экспедицию. Скажу прямо, это внесло некое разнообразие в нашу жизнь, в которой не так уж часто появляются новые люди… Тем более, из столь дальних краёв! — чуть скрипучим голосом произнёс капитан, придвигая ко мне поближе плоский ящик с сигарами.

Мы с Екатериной благодарно кивнули.

— Уважаемый Скуфос сообщил мне, что вы намереваетесь добраться до Стамбула на собственном транспорте, что тоже весьма необычно для нашего тихого городка.

— У нас отличный советский вездеход! — сообщила Катя.

— Да-да, я видел вашу машину. Но вы одни, господа, а на Большой дороге случается всякое… Боюсь, что мне придётся вас огорчить, но конвой на Чекпойнт Чорлу отправился позавчера, и следующий будет только на десятые сутки. А турки, если у них всё будет в порядке, конечно, появятся лишь через пять дней. Однако перевозчики из Стамбула весьма скрытны, и не всегда готовы принять даже одиночных попутчиков. Таковые отправляются с нашими конвоями.