Мы продолжали уверенно подниматься вверх по Гангу, который к востоку становился всё уже и уже. Обычно тёмная, вода широкой реки стала настолько прозрачной, что сквозь её толщу то и дело можно было разглядеть дно с колышущимися водорослями и снующими между ними рыбами. Ниже Шанхая воды Ганга становятся мутно-белыми — всё зависит от местности, по которой пролегает речное русло. Там, где на дне имеется растительный перегной, вода приобретает прозрачность, а глинистое дно неизбежно обеспечит мутность.

Геология местности изменилась, река поменяла характер — начался участок разветвлённой водной системы. «Керкира» снизила скорость и всё чаще начала описывать виражи. Начали попадаться красивые острова, похожие на плывущие по Гангу корабли. Появилось много излучин, в том числе настолько крутых, что с переломного мыса открывается круговая панорама, Вот с этого хорошо видна перспектива реки в обе стороны, — слева вверх по течению, справа — вниз. Некоторые излучины давно живут своей жизнью, превратившись в тихие старицы.

Однако обширных мелей, порогов и перекатов нам не встретилось ни разу. Скуфос утверждает, что водные преграды начинаются восточнее, ближе к истоку в горах.

Природа по обоим берегам тоже сильно изменилась. Деревья вдоль берега — огромные растения вековой давности, освободившиеся от густой поросли кустарника, они вытянулись на высоту многоэтажного дома. В таком лесу пытливый взор любознательного наблюдателя может проникать глубже в неведомый мир.

С каждым километром пути лес всё сильней закутывался в ауру мистической тайны, спрятанной под кроной могучих деревьев, на огромной высоте сплетающих ветви в сплошной тёмно-зелёный полог. Лишь кое-где сквозь это покрывало к прелой прошлогодней листве пробивались и тут же гасли золотые копья солнечных лучей. Густой мягкий ковер приглушал шаги крупных животных, но зато их чаще можно было заметить.

«Керкира» двигалась мимо этого природного великолепия по многократно проверенному капитаном судовому ходу, шествуя в атмосфере благоговения, которое испытываешь разве что под сводами большого храма. Разговаривать рядом с берегом все стали тише, спокойнее, и даже Панайотис понизил свой зычный командный голос до камерного.

Об этих местах наш шкипер, без всякого сомнения, знает многое. И это знание, приобретённое трудом и личным опытом, — тоже капитал, ценный ресурс, без которого невозможно осваивать затерянные миры.

Вот что он сказал про эти чащобы:

— Леса всегда могут внести свои коррективы в ход событий… Возможно, местные духи будут более благосклонны к тем, кто много лет служат добру. Но они точно приложат руку, — или что там у них есть вместо рук, — к тому, чтобы вычеркнуть из списка живущих записного негодяя…

— Как вычеркнуть? — спросил Дино.

— Как угодно, у леса много способов! Через три минуты пребывания на берегу несчастному откусит конечность изголодавшаяся пантера, либо же в чащобе на голову внезапно свалится тяжеленная ветка. Духи умеют наказывать… Я, господа, — бывший прихожанин одного из храмов Элладской православной церкви на острове Корфу, а окна отцовского дома выходили на Влахернский монастырь, господа. И мне, человеку, свято верующему в единого Бога Отца Вседержителя и Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, было сложно признать мощь духов и способность шаманов с ними договариваться… Но чёрт возьми! Всего две ночи, проведённые в палатке под этим пологом, любого заставят поверить, что этот лес — живое существо!

Места, по которым в среднем и нижнем течении протекает Великий Ганг, в принципе не исследованы. Заметив очередную безымянную речушку, я попытался представить множество притоков у реки, и ведь все они до сих пор не занесены в реестры и на карту.

Растительность здесь просто удивительна. Мы пытались гадать, мучительно вспоминая когда-то услышанные термины и безуспешно спорили в попытках классификации здешней флоры, но только Панайотис подсказывал верные названия гигантских деревьев: местные пинии, эвкалипты, секвойи и множество других пород, благодаря обилию которых воздух над рекой был наполнен живительной силой.

Там, где подлесок сохранялся вдоль ручьёв, на тёмных стволах огнём горели под тонким солнечным лучом яркие орхидеи, пунцовые звёзды и синие гроздья бесчисленных волшебных цветов и переливающиеся в разноцветной пестроте ленты лишайников.

В дремучих лесах всё живое неустанно тянется к свету, каждый побег отчаянно пытается пробиться повыше, вырваться из густого сумрака, оплетая стволы рослых соседей. Здесь даже обыкновенная крапива и жасмин обвивают кедры, пробираясь к самым вершинам. Внизу, под сводами зелени, мелких пташек не слышно, но где-то там, на высоте, идёт непрестанное движение птиц, змей и древесных грызунов.

Вот по волнистому зелёному ковру через колоннаду стволов неуклюже прошлепал какой-то странный родственник медведя. Местный пещерник? А вот страшный для всего живого леопард, охотящийся вдоль ручья! Огромная кошка подняла голову над кустами, реагируя на шумы двигателя. Если не заметить, что вместо густого кустарника возле берега растёт тростник, то и не догадаешься о существовании этого ручья и открывающегося вдоль него пути в волшебное царство.

Парочка больших орлов, смешно склонив головы в разные стороны, с изумлением разглядывала с соседних вершин необычную пыхтящую лодку, пробирающуюся вдоль границы с таинственным лесным сумраком. Неведомое окружает нас со всех сторон. Кто может знать наверняка, чего следует ожидать за этой узкой прибрежной линией?

В общем, жизнь идёт, река течёт, а человек упорно старается познать неизведанное.

Когда на небе появляются скрывающие жаркое солнце облака, а так же вечером, лучшим местом для времяпрепровождения на судне однозначно можно считать большую огороженную площадку с трёх сторон рубки. Позади её расположена каюта капитана. Боковые стороны площадки экипаж условно называет «крыльями мостика», на деле же это настоящие террасы, где можно поставить шезлонги и столик. Если шкипер не будет против, конечно.

Скуфос не против.

— Да, вы правы, мне приходилось слышать много разных преданий, и за некоторыми, безусловно, что-то кроется. Чем ближе узнаешь Великий Ганг, друзья мои, тем охотнее начинаешь верить, что в этих краях возможно решительно все! Люди изучили лишь десяток километров вдоль притоков, текущих по речным долинам, а дальше начинается полная неизвестность… Что там кроется?

— Предел фантазиям всё же должен быть, — заметил я.

— Предел? Разве мы, жалкие людишки, которых необъяснимым, поистине сказочным образом перебросили на другую планету, не убив по дороге космической пустотой, имеем право устанавливать пределы фантастического? Мы верим во всемогущих Правителей, но боимся поверить в реальность того, что по земной привычке считается древней мистикой? В какой же стране, как не в этой, только и следует ждать всяких тайн и чудес? Нет, Максим, языческое колдовство местных дикарей — вовсе не вымысел! — с жаром говорил он, придерживая рукой открытую дверь рубки и чуть её раскачивая, хотя стоять так, постоянно поглядывая на монитор, ему было неудобно.

— Меня уже ничто не удивит. Я встречал деревенских знахарей, которые быстро и легко погружали человека в сон на сутки. Их уважают, ценят. Один из таких умельцев-стоматологов без боли рвёт людям зубы в Шанхае… Видел вождя племени, который при мне усмирял зверей и командовал ими, словно домашними животными, видел предсказателей будущего…

— Хотелось бы посмотреть на таких, — промолвил мой парень.

— Не советую, малыш! Даже их духи не знают, что они ему посоветуют в следующий миг.

— В лягушку превратят, прикинь, Дино? — хмыкнул я.

Капитан кивнул и замолчал.

— Ах, как же хорошо у вас, господин Панайотис! Однако, скажу честно, я уже прилично соскучилась по цивилизации, — чуть капризно призналась Екатерина свет Матвеевна, занявшая самое удобное кресло на правом борту.