Покатался так час без толку и поехал к начальству, которое сидит в центре склада за компьютерами и следит по камерам, что творится на складе. Толстый так удивился, когда меня увидел, что рот открыл. Директора на месте не было, он наверное и из дома может камеры смотреть. Кстати о камерах.

— Не было видно кота на камерах? — спрашиваю. — Желательно уже в эту смену, но можно и просто сегодня.

Толстый переглядывается с рыжей и плечами пожимает:

— Это не наша работа за котами следить. Мы — управляющие…

— Да ладно тебе выёживаться, — говорю, — это в наших интересах, общих. Если хвостатую падлу сегодня не найдем ущерб на вас запишут. Вы ведь управляющие, верно? Офис-менеджеры и всё-такое?

До толстяка дошло, и он начал белеть как Витька пару часов назад. Только не знаю, от ярости или растерянности. Потом стал взглядом по монитору шарить и всех шестерок вокруг опрашивать, включая иностранцев. Не, ну респект с одной стороны толстому — язык выучил, карьеру потихоньку делает, гражданство получил и здесь жить останется — только ведь человеком тоже нужно быть.

— Спокойствие, только спокойствие, Олег. А то с инфарктом сляжешь. Нет у вас никаких датчиков движения, тепловизоров или типа того?

— Нет, — ответил он. — К сожалению. А то бы я быстро вычислил кто консервы жрет.

— Так кот ведь. Сами же сказали.

— Кот консервы не умеет открывать. И одноразовых вилочек после себя не оставляет. Наши это — соотечественники. Если знаешь кто, Михаил, то можешь сказать. Тогда Витька сам будет кошака ловить, а ты домой поедешь.

— Мой дом далеко, — говорю, — за шестьсот километров. Не знаю я, кто чего жрет у вас. Мне бы самому пожрать не помешало.

— Через восемь часов привезут обед для тех, кто двенадцать часов работает. Если до этого времени кота не найдете — выделю вам две порции.

— Ясно. Так не видно его?

— Нет, — качает головой толстый, — сегодня не попадался. Набери меня, если увидишь. Он чаще всего появляется в слепой зоне. Я бы в той стороне искал.

Сегодня мы там уже были, но толстяк прав. Нужно поставить охрану в лице Виктора, а самому кататься по кругу.

— Можно проход освободить? — перевела рыжая речь немки, которая улыбаясь что-то мне говорила.

— Хорошо, — и я укатил в сторону мертвой (то есть слепой) зоны.

2.

Витьки нигде не было видно и я сначала даже подумал, что он заснул где-то между мешками с кормом или в туалете — с него станется. Нашёлся паренек в слепой зоне и он там был не один.

Слепая зона, мертвая зона — как ни назови прибежище сачков, лентяев, недоумков, пожирающих собачьи консервы. Многие думают, что такая небрежность не случайна — хозяева оставили отдушину для «вкалывающих» сотрудников, чтобы было где выпустить пар и расслабиться, только сейчас мне не нравится, как они расслабляются.

Пару машин остановилось в самом темном углу и двое собралась вокруг одного, как всегда сгорбленного человека. Ох, не нравится мне, когда так окружают — явный признак агрессии и будущей драки.

Шакальё набросилось на слабого и даже готово рискнуть штрафными санкциями — очень интересно. Кого же они чмырят? Неслышно подкатываю ближе, но меня сразу замечают. Оставляю аппарат и схожу на пол.

К стенке прижался Витька — потенциальная жертва для здоровых, не обделённых силой пацанов. Обидеть инвалида много сил не нужно, но вот наглости хватает не у всех, еще сохранилась совесть у многих.

Витька глаза не подымает, не видит кавалерию, но не плачет — молодец. Сопит в две дырки: боится, бледнеет, но терпит, не унижается, не прогибается: всё, как я учил. Двое на одного.

Тот, что сейчас похлопывает его по щеке и с усмешкой на меня оглядывается — как зовут не помню. Блондин, довольно накачанный, в хорошей спортивной форме. Местный ветеран — работает здесь уже больше пяти лет, но в надсмотрщики не повысили — значит туповат. Зато не выгнали до сих пор и ему достаются лучшие средства передвижения и сканеры, а еще он живет не в общаге, а снимает квартиру и приезжает на работу своим «фордом» — значит зарабатывает хорошо. Старше меня лет на пять.

Второй — малолетка, недавний школьник, в студенты ума не хватило податься. Он поехал за длинным евро и в перспективе хочет свалить из страны. Не знаю как они с качком подружились, что их объединяет — загадка. Может быть ненависть к инвалидам?

— По какому поводу собрание? — говорю и смотрю вверх. Камера висит справа, еще может захватить меня, зря так тачку поставил. Подхожу к парням и блондинчик ухмыляется.

— Витюша, твоя жена пришла. Спасать тебя пришла, заика.

«Он сказал „зайка“ или „заика“?» Я толком не понял, но вены уже пульсировали на висках и глаза налились кровью — плохой знак. Спокойствие, мы и так в полной ж… Оборачиваюсь ещё раз — камера равнодушно смотрит в сторону.

— Олег застукал их тут вдвоем, — хихикает мелкий, — нарушил интим голубков. Директор на камере увидел поцелуйчики и заставил Олега их разнимать, а то дети появятся — платить им еще потом «детские» до трёх лет. Правда, Славка?

Здоровяк Славка ржет и хлопает нежно Витьку по щеке, тот с испугом и отвращением отшатывается. Но белобрысый с криком «Куда», нежно обнимает его и притягивает к себе.

Сжимаю и разжимаю кулаки.

— Вы это о чем, парни? Небось о геях фантазируете? Нехорошо. Тут, конечно, Европа, но в реале их тоже мало кто любит. Я бы на вашем месте свои пристрастия не афишировал. Европейцы они спокойные, но лучше не провоцировать.

— Так ты тогда чего афишируешь? — басит блондинчик и левой рукой сдавливает шею Витьки, клонит голову вниз. Тот краснеет и пыхтит стараясь освободиться, но силенок не хватает.

— Отпусти его, — говорю и оглядываюсь. Ни одной живой души, ни одного местного не проезжает мимо, как и наши все вдруг забыли дорогу. Как назло никому не нужны элитные кошачьи корма для отгрузки. Потом я понимаю, что всё произошло за пару минут и естественно, что в этот промежуток никто не приехал по чистой случайности, но тогда время тянулось как разлитый по полу мед. По-хорошему разобраться не получилось, как и всегда.

— А то что будет? — блондинчик трясет Витьку и чешет ему затылок, взъерошив волосы. Тот мычит, пытается что-то сказать, но ведь я уже говорил — когда он нервничает, то очень сильно заикается. — И меня чпокнешь?

Чувствую, как пар идет из ушей. Неконтролируемая ненависть. Тренер учил — разум должен быть холодным, никогда не бей в полную силу если всё-таки влезешь в драку, иначе убьешь случайно и тюрьма. Да, был я когда-то подающим надежды боксером, но надоело по лицу получать. Бросил.

— У них даже телефончики с котиками, пидоры.

Мелкий достает смартфон и видно, что по чехлу лезет резиновый котик — подарок племянницы.

— Спроси его, какой пин-код? — смеется мелкий, — посмотрим, что у них тут за гей-видео.

— Любишь такое? — говорю и разжимаю кулаки.

— Ну ты же любишь записывать, — ухмыляется противник и получает ладонью по щеке.

Говорят, что удары ладонями не оставляют синяков и меньше травмируют, не знаю не проверял — не люблю драться, но яркие следы на морде оставляют точно. Мелкий кренится налево как подбитый самолет. Щека горит как небо на закате, да и он сам закатывается неумолимо. Добавляю еще удары слева и справа, толкаю его обеими руками в грудь и любитель гей порно печально падает на спину. Успеваю выхватить телефон из его уставшей сражаться с инвалидами руки и кладу на полку рядом с собой. Витька жадно следит за смартфоном забыв о том, что нужно вырываться.

Оглядываюсь по сторонам, никого не видно — мы в слепой зоне и пока накачанный «Малфой» не опомнился, разворачиваюсь к нему. Здоровый черт и тут ввязываться в долгий бой нельзя. Сейчас главное внезапность и ярость, чтобы напугать. Кричать тоже нельзя, иначе сбежится охрана, поэтому бью левый боковой. Вес тела перераспределил на правую ногу, носок левой ноги скручиваю внутрь, при этом поворачиваю вправо. Резкий удар ладонью и противник отпускает пацана. Продолжаю наступать и наносить удары по щекам, по шее, по лбу и все исключительно ладонями. Хлопки звучат как выстрелы. Хорошо бы влепить по яйцам, но тогда у здоровяка не будет шанса убежать. Мелкий уже встал, взгромоздился на машинку и поехал, оглядываясь через плечо. Или он убежал позже? Все как в тумане, не помню толком.