Машинист тепловоза — нет навыков.

Главный инженер — лаборант — нет диплома.

Слесарь — сантехник — нет.

Дизайнер мебели — что?

Заведующим складом готовой продукции — нет стажа.

Рабочий на производство — приходите на собеседование. Зарплата правда минимальная.

Химик — лаборант — нет диплома.

Машинист паровых турбин — звучит как что-то из Звездных войн, но нет.

Аппаратчик обработки зерна — далеко добираться.

Повар — не умею готовить.

Машинист котлов — это что-то из дизель-панка. Представляю себе танк на паровом ходу, цилиндры, смешные очки и огромные механические часы на руках — смеюсь. Я бы поработал, но не в этой жизни.

Что-то зашевелилось в углу, и я пошел проверить, не привез ли чего из-за границы — нет, никаких чебурашек-мутантов в сумке не было.

Ну что же. Кто на что учился.

Через час я вкалывал в продуктовом магазине.

Долго ломаться хозяева не стали — магазинчик маленький, но с бойкой торговлей, грузчики всегда нужны потому что часто спиваются или не выдерживают тяжелой работы.

— Только возьмешь человека! — дирижировал передо мной палкой колбасы усатый директор магазина, похожий на обрусевшего и разжиревшего Тараса Шевченко — а он через день уже с перегаром на работу приползает. И это ещё хорошо, если приползает! Обычно они не возвращаются, а мне в налоговую идти объясняться. Бумаги закрывать три дня вместо того чтобы деньги зарабатывать, понимаешь, мальчик?

— Понимаю.

— А как они после зарплаты пропадают, мальчик! Как в этом, как его, Бермудском треугольнике! Штабелями! Паллетами! Ты ведь не такой?

— Нет.

— Все так говорят! Но у тебя вроде лицо интеллигентное. Сможешь тяжести таскать? Как с выносливостью? У нас тут, мальчик, надо впахивать.

— Справлюсь. Оформлять будете?

Тут хозяин духом сразу упал, как и его усы.

— Я ведь говорю. Бермудский треугольник. Я тебя оформлю, а ты пропадёшь. Испытательный срок три месяца и хоть сегодня приступай.

— Месяц. И зарплата в конце смены. Мне ведь тоже гарантии нужны.

Я подумал, что шеф сейчас скажет, что «мы русские, не обманываем друг друга», но обошлось.

— Хорошо, — согласился он, — но первую неделю оплата товаром. По розничным ценам.

Пришлось согласиться.

Можно немного поработать грузчиком. Таскать ящики я научился на заграничном складе, поэтому нагрузок не боялся. Но там всё чистенько было и аккуратно. Здесь ящики мокрые, сочащиеся; коробки выгружали порванные, над мясом мухи кружили, над конфетами — пчелы, а продавщица сдирала наклейки с банок из-под майонеза. «Мне плевать на его махинации, но я здесь точно отовариваться не буду», — думал я, пока носил ящики из машины на склад.

Под конец смены спина все-таки дала о себе знать острыми болями и это несмотря на мой юный-нежный возраст. Нет, долго тут не протяну.

Познакомился с напарником, который попросил его звать дядькой Толей. Нос у него, конечно, разноцветный, но с преобладанием синего. Лицо в морщинах, волосы коротко стриженые под горшок и давно немытые. Кажется, меня по жизни будут окружать дурачки или алкаши.

Вечером он взял пивка и свалил первый, даже не прощаясь. Пакет весело звенел, а мужичок чуть не подпрыгивал как в старых мюзиклах. Вот интересно, почему же работники здесь так часто напиваются? В чем же причина, а?

Я взял колбасой. Зарплату выдавала девчушка — веселушка, которую я и не запомнил как зовут. Такая дородная девушка, рубенсовские формы и оглушительный смех.

— Ну что завтра-то придёшь? — подмигнула она, пряча товар в дешевый пакет.

— Поглядим, — сказал я, — скорее всего да. Если не выгонят.

— Не выгонят, — вздохнула она и добавила, — ты приходи. Работа ведь не тяжёлая. Привыкнешь. Тут бывает полдня куришь, потому что доставки нет. Потом за час разгрузил и опять сидишь, а денежку платить будут. Оформят тебя. Ты не пьющий, хороший. Такие здесь нужны.

Она подала пакет и невзначай дотронулась до моей ладони пальцем.

— А то ведь и поболтать не с кем. Одни алкаши.

Я быстро попрощался, пакет с колбасой и сардельками забрал и домой пошел, пока девушка не начала меня обрабатывать во всю силу своего мощного обаяния.

Живот урчал, но есть колбасу предварительно не нарезав на ломтики не хотелось. В идеале я бы ещё в кипятке подержал. По дороге заскочил за хлебом, поговорил на кассе еще с одной толстушкой-продавщицей (сегодня день такой что-ли) и вскоре доставал нож на кухне. В животе немецкие войска проводили парад, Гитлер произносил речи, толпа нацистов ревела от восторга, а я рукой обтирал с губ подтекающую слюну, так хотелось жрать.

Нарезаю вкуснятину и живот урчит еще громче, так, что злые соседи сверху могут с претензиями по поводу шума прийти. Нож стучит по разделочной доске. Живот подвывает не переставая и я разрываю упаковку с хлебом, раскладываю кубики колбасы вперемешку с кусочками масла на бородинском и живот издает пулеметные очереди. Хватаю первый бутерброд и замираю, прислушиваясь к организму. Да не так сильно он и бурчит. Задерживаю дыхание и опять слушаю — тишина внутри и бурчание за спиной. Оборачиваюсь резко и слышу знакомый озоновый треск. Присматриваюсь к воздуху, который будто сжался в кучку, собрав всю пыль в комок. В одной руке держу бутерброд, а в другой нож. В воздухе проявляется силуэт на четырех лапах. Тень уходит прочь и лапы мягко ступают на линолеум кухни. Тот, кого называли Требухашкой смотрит на меня и виляет хвостом.

1.

Тварь из моих кошмаров все-таки существует и стоит рядом. Хочется бросить в неё нож, перекинуть стол, пнуть стул и бежать на выход, но я помню, что оно умеет летать и быстро бегать. А ещё это мой дом и отступать мне больше некуда. Перехватываю нож поудобнее и делаю шаг назад. Монстр еле слышно рычит и только от его голоса дрожь проскакивает между лопаток. Никогда не играл в труса, но и таких созданий раньше не встречал.

Монстр шипит, открывая пасть, и я вижу тонкий как у змеи язык между челюстей. Если он сейчас бросится нужно отталкивать и бить. Не дай бог вцепится такой мощью — с половиной ноги можно попрощаться.

— Хороший котик — говорю, — спокойнее.

Котик еле слышно шипит и опять эта реакция. Мурашки скачут по спине, топоча всеми конечностями. Капли пота образуются на подбородке и тянутся вниз. Хуже только звук бормашины в зубном кабинете. От него я убегаю вместе с дверями. И это не шутка, был такой позорный случай.

— Чего тебе надо, тварь? Уходи, откуда пришла! Это мой дом!

Говорить с порождением кошмара это тот еще глупый квест. Животное шипит и смотрит в упор. По лысой коже бегут морщины, как волны у берега.

— Колбасы захотелось? Да фиг тебе, она моя!

Животное шипит и показывает зубы. Главное не делать резких движений. Левой рукой подтягиваю ближе доску: осторожно, медленно. Беру кусочек и показываю животному.

— Хочешь? Как там тебя? Хочешь вкусняшку?

Уродец шипит и высовывает язык, тот свисает как у собаки. Кусочек колбаски взлетает вверх и падает у стены. В лучших традициях страшных сказок нужно было кинуть еду в окно, чтобы тварь бросилась за ней и закрыть форточку.

Колбаса лежит у стены там собирая пыль и тварь шипит, распахивая пасть ещё шире. Зубы торчат частоколом. На еду она смотрит только мельком.

«Чего ты хочешь?» — я кидаю еще один кусок — он ударяется в стену и катится под ноги. Неудача. Беру сразу два кусочка и отправляю за предыдущими. Один кусочек подпрыгивает как на пружинке и бьет монстра по морде.

Монстр смотрит как он катится по полу и я добавляю еще два, мягко подкидываю в разные стороны и выхожу за дверь. Захлопываю её и ожидаю удара, ожидаю воя, хруста челюстей, звук прогрызаемого дерева — щепки в сторону — чего угодно, а в ответ тишина. В одной руке у меня нож, в другой доска с нашинкованной колбасой и я плотно закрываю дверь и поворачиваю ручку. Тишина. Я стою и прислушиваюсь к ней. Потом заглядываю в окошко на двери.