Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Надолго сил у алкашей не хватает и когда дверь подъезда открывается они прикрывают меня спинами и закуривают. Семейка с третьего выходит стараясь не смотреть в нашу сторону. Я лежу, пересчитывая зубы языком и вставать не хочется. На ладонь забралась букашка и прочесывает местность в поисках хоть чего-то понятного или вкусного.

— Что это с ним? Улыбается, как блаженный.

— Мало дали, давай еще добавим.

— Успакойся, ты. Пошли отсюда.

— Давай я добавлю.

— Слышь, пошли, я сказал.

Они поспешно уходят, даже встать не помогли, а я разглядываю божью коровку на ладони.

«Божья коровка полети на небо. Дай нам хлеба. Там на небе детки кушают конфетки».

2.

Город изменился. Я почувствовал это не сразу. Атмосфера даст о себе знать чуть позже, а сейчас я поднимаюсь с колен.

Отряхиваюсь, прихожу в себя и дую на божью коровку. Малявка наконец-то улетает и пропадает из вида. Я ведь мог достать оружие и вырубить троих, но не решился. Сейчас бы взять что-то потяжелее и догнать алкашей, но нет сил. Будем считать один — один. В расчёте. В конце концов, я первый начал.

Пошатываясь, иду домой. Закрываюсь на все замки, шкурку Требухашки кидаю в мусорное ведро и заваливаюсь на кровать. Сон почему-то не приходит, несмотря на усталость меня мучают мысли о совести, культуре и этике. Ворочаюсь с боку на бок — потом встаю и возвращаюсь на кухню. Роюсь в мусорном бачке и достаю шкурку, которая спряталась на дне. Отряхиваю и кладу на пол, под батареей, там, где Требухашка иногда сидел. Достаточно уважительно? Теперь можно и поспать.

* * *

Нет сна. Нет ничего. Подсознательно я ждал ещё одного видения, очередной подсказки. Но пришла только чернота и ночь, ничего более. Угрюмая злая тишина. Обычно люди во сне отдыхают — я страшно замучился, ворочался с боку на бок и звал маму, пусть включит солнышко.

Кода я проснулся темнота не ушла, и только грохот усилился. Странный грохот, будто в дверь кулаками лупят. Я открыл глаза.

За окном опять темнота — опять ночь. Я проспал весь день, уже как вампир хожу только по ночам — днем сплю в гробу.

Бах- Бах — Бах!

«Открывай, бля!»

Это ко мне. Протираю глаза и пытаюсь сообразить, что происходит. В дверь продолжают стучать, сопровождая грохот ругательствами. Еще немного и вышибут с таким усердием. Поднимаюсь и включаю свет в комнате.

«Есть он дома! Я же говорил! Свет включил! Слышь, дверь открой, сосунок! Не бойся, не обижу!»

Опять «избивают» дверь, уже вдвоем. Ну ладно. Достаю нунчаки, быстро одеваюсь и иду к двери. Удар по одной башке — перелом черепа, хорошо попасть второму по виску — труп, третий убежит сам и первым делом вызовет полицию. Кто будет виноват в итоге?

«Слышь, не боись! Нам только поговорить!»

Соседи напились, хотят подраться, не убивать же их? Нормальное желание для дебила поиздеваться над кем-то. Прощаюсь с моими деревянными дружками и прячу их под кроватью. В дверь перестали колотить — прислушиваются.

Не даю себе больше думать и вылетаю в прихожую. Клацаю замками и слышу радостные вопли.

Резко распахиваю двери, и первый же удар ногой приходится в живот любимому соседу, который хотел войти первым и так удобно стоял. Сосед охает и скручивается буковкой «Г». Не даю им опомниться и выскакиваю в коридор.

Когда-то меня учили драться в общаге. Познакомился я там с одним бешеным старшекурсником, который прожить без драки и без водки не мог ни дня. Сначала водка — потом красные глаза в поисках жертвы и следом обязательно драка. Он выходил «сам на сам», и один против двоих, и против троих даже. Один раз нарвался на очень большую толпу, которые ещё и ментами оказались — в больничке потом месяц лежал, но не отступил.

Так вот он мне и объяснил, почему всегда кричит не своим голосом во время драки и бросается первым. Это эффект неожиданности, никто не ожидает неадекватного поведения — обычно просто толкаются: «а поговорить», посылают друг друга и могут даже разойтись не решившись начать. Он говорил мне, что начинать нужно первым — всегда. За тобой будет преимущество, первые удары, противник будет ошеломлен, многие пугаются и уже морально проигрывают вначале схватки. Одни плюсы. А чем громче кричать, тем больше ты дезориентируешь противника.

«Ты думаешь я ничего не соображаю? Кричу, „ля“, и на стенки лезу потому что дебил? Я контролирую каждое свое действие, каждый свой удар. В голове у меня порядок, а бардак я устраиваю, чтобы сбить с толку дурака. Можешь плакать и бить, можешь орать, можешь головой колотиться о стенку, но внутри будь собран. Это всё комедия — ширма, пацан. И чем больше противников перед тобой, тем худшим дебилом будь».

Я запомнил его слова, но применять на деле тактику как-то стеснялся. Это стиль «пьяного мастера» какой-то.

— Чё, суки! Зарублю, на! Порешаю всех!

Я бросаюсь на второго человечка, трудно быть спокойным, когда ведешь себя как дебил и ладонью бью в челюсть справа. Не прекращаю верещать, как дурная баба и прессую его слабыми ударами, как могу. Сосед валяется у стены и смотрит круглыми глазами, на помощь собутыльнику не спешит.

Я хватаю жертву за грудки и вдыхаю вонь перегара, немытой кожи, нестираной одежды. Трясу придурка изо всех сил.

— Чё хотели от меня! Чё ты хотел, бля! Кто меня на улице избил, бля! Ты? Ты, (редиска, нехороший человек)

Дальше там такая серия мерзких ругательств пошла, что у самого ушные перепонки плавились от стыда, а мужик только краснел и стучал зубами.

— Где третий, ля! — отшвыриваю его на ступеньки и оборачиваюсь, хохоча. В глазах красные занавески то взлетают, то опускаются — с этим состоянием берсерка нужно быть поаккуратнее, а то из него можно и не выйти.

Сосед прижался к стене и изображает невидимку. Третий отступает и вытянул дрожащие руки вперед:

— Эй, парень. Успокойся. Ну, ты чё! Мы извиниться хотели. И вообще это он нам приказал.

— Э!

«Убиили!»

Я не сразу обратил внимание на крик, потому что был занят своими воплями, но сейчас он прорвался как лучик света в царстве тьмы.

«Люди!!! Убииили!!»

— Людка, — сказал сосед, — с третьего. Кого убили?

Я уже бежал наверх, перепрыгивая через ступеньки. Тетя Люда, женщина лет пятидесяти, живет одиноко на третьем вместе со своим мужем дядей Мишей — электриком. Хорошие люди — спокойные, тихие. Миша мне помог с краном, когда из него струями вода начала валить, заливая пол. С тетей Людой я болтал иногда на скамеечке у подъезда и за лекарствами бегал. А недавно они вроде квартирантов взяли: строителей-гастарбайтеров.

Двери открыты, и я без стука вхожу. Здесь случилось нехорошее: весь пол в крови, а тетя Люда прислонилась спиной к холодильнику, и Мишка головой у нее на коленях лежит. Лицо белое как у мертвеца. Глаза закрыты, и нож из пуза торчит.

В комнате кто-то громко храпит, я заглядываю и вижу одного из квартирантов. Обоссаный, рука свешивается с кровати и пальцами вытирает пол. Пальцы в крови. На лице тоже кровь.

— Ни хрена себе, — я оборачиваюсь и вижу соседа, который осторожно входит в квартиру. Смотрит на меня косо, но решается подойти. — Слышь, а че тут случилось?

— Похоже, один из жильцов зарезал хозяина по пьяной лавочке и лёг спать.

В комнату врываются ещё люди: соседи снизу и сверху, начинается галдеж и беготня. Пытаются набрать полицию, но безрезультатно, трубку никто не берёт.

«Когда они нужны, нет никого!» — надрывается незнакомая женщина в бигудях и халате.

«Они перегружены — сообщает мужик, он вертит в руках статуэтку фарфоровую, которую взял с полки — У меня кум — полицейский, его домой не отпускают. Все будто с ума сошли: убийства, грабежи, изнасилования. Я детей на улицу не выпускаю на всякий случай. Слышали, у нас мужика перед подъездом избили?»

Он смотрит на меня и «ойкает», густо краснеет и извиняется. Народ крутится вокруг потерпевшей, забирают мужа и она воет безумно, когда её ведут на кровать. Безмолвный муж остаётся лежать на полу.

29
{"b":"935893","o":1}