Борхес выразительно закатывает глаза. Усмехаюсь краешком рта. Ну конечно, все знают: снага настолько отвратительны, что даже снага другого пола их не хотят. То-то Сто Тринадцатая столько рук вывихнула, да и мне уже не раз свистели вслед на улицах — и не только снага. Я ухмылялась и показывала средний палец — жест оказался не только международным, но и межимировым. Хотя работал, наверно, не только и не столько жест; просто когда сама знаешь, что можешь кому угодно навалять — другие это тоже каким-то образом чувствуют.

— В общем, выведай, что там и как. Даже если дело труба, продался наш Хомо с потрохами — мне нужно знать.

Борхес достает из кармана кителя смартфон с трещинами поперек экрана и протягивает мне:

— Подключен до конца месяца. Там уже стоит Эхосфера, скину тебе сегодня на этот аккаунт все: адрес отделения, фотографию нашего красавца, график работы и прочее. Завтра после смены жди его у выхода. Отчет мне через три дня.

Прикрывшись тенью, жду возле отделения милиции. Нервничаю дико: первая работа в новом мире… да что уж там, вообще первая работа. В прошлой жизни я считала, что сделать мужчину счастливым — это главное в жизни женщины, но что-то пошло не так… Ладно, об этом не теперь. Теперь не облажаться бы со своими новыми способностями…

Тренировка заняла весь вечер, все утро и весь день. В первый раз я прикрылась тенью машинально и побаивалась, что не смогу повторить этого осознанно. Но оказалось, что это довольно просто — навык вроде езды на велосипеде или плавания; когда умеешь, непонятно, как вообще можно не уметь. Тени различались — при ярком свете они были хилые и ненадежные, в темноте — липкие и неподатливые. Лучше всего подходил естественный сумеречный свет или искусственный — из нескольких неярких источников.

Тени более или менее скрывали меня от глаз всех, на ком я проверяла, кроме, собственно, Токс: пока я тренировалась в мастерской, она раздраженно следила за мной глазами, а потом с зашкаливающей учтивостью попросила ставить свои опыты «с тьмой» — она так и выразилась — где-нибудь еще. Я пожала плечами и ушла на улицу.

Выяснилось, что 15 минут в тени я провожу без проблем, а после резко и быстро устаю. Однажды выдержала 25 минут, после чего кровь пошла носом, и я решила на этом пока остановиться.

Еще тень оказалась чем-то вроде легкого текучего пластилина, из нее можно было лепить фигурки — практически нематериальные, просто тени другой формы. Возможно, затратив усилия, получится придать им некоторую плотность, но пока я решила сосредоточиться на задачах, связанных с поручением Борхеса.

Еще одна проблема с этой слежкой в том, что для меня все снага до сих пор несколько на одно лицо… на одну морду. Хорошо,что из отделения в конце смены выходит всего три снага, среди них я опознаю Хомо без проблем. Но вот что будет дальше, когда он войдет в снажьи кварталы?

Пятеро только что сменившихся милиционеров останавливаются покурить возле крыльца. Хомо среди них, он носит джинсы и кожаную куртку. Молодой, но уже пышнобородый кхазад рассказывает анекдот:

— Сидят два айну, ловят рыбу. Один другому: «Хочешь расскажу, что про Государыню Императрицу и Радзивилла в Эхосфер-каналах пишут?» Тот отвечает: «Не надо, а то еще сошлют куда-нибудь…»

Милиционеры жизнерадостно ржут. Пожав руки коллегам, Хомо надевает наушники и направляется к центру — в противоположную от своего дома сторону. Город я знаю плохо, но Ленни поставил мне на смартфон карту с gps. Народу здесь немного, потому держусь шагах в двадцати за объектом; тот, впрочем, погружен в музыку и свои мысли, потому по сторонам не оглядывается.

Хомо выходит на центральный проспект — у нас он был бы улицей Ленина, а здесь — Ивана Грозного. Идем мимо учреждений, банков и дорогих магазинов. Хомо заходит в огромный сверкающий супермаркет. Через стеклянную витрину видно, что внутри практически нет покупателей. Жду снаружи, в тени газетного ларька — сейчас просто в тени, без слияния с ней — берегу силы. Тем более вечер пасмурный, тени размытые, неконтрастные — с такими работать тяжелее.

Хомо выходит с двумя пакетами, в одном — круглые фрукты, в другом — какие-то свертки; пахнет от них так, что мне вдруг хочется есть, словно и не обедала недавно у мадам Кляушвиц. Похоже, работа с тенями неслабо расходует энергию. А летёха наш или месяц копил деньги на этот вечер, или действительно живет не по средствам.

Хомо заскакивает в автобус — едва успеваю за ним. Поворачиваюсь почти спиной и усиленно пырюсь в смартфон, держа объект в поле зрения. В наушниках Хомо — какой-то пафосный славянский рок. Автобус тащится через чистенький, сияющий витринами центр сперва в район панельных четырехэтажек, а после и вовсе в частный сектор. Темнеет.

Хомо выходит на остановке у вещевого рынка, и я на миг теряю его из виду в толчее. Кругом с десяток парней в таких же кожаных куртках… Какая-то старуха-снага наезжает на меня сумкой на колесах:

— Чего встала, ска! Совсем молодежь тупая, ять…

Так, кажется, я потеряла объект! Какая из моих новых способностей поможет? Слух? Кругом топочут и балаболят десятки разумных, все сливается в единый гул. Тени? Бесполезны… Обоняние? Сквозь запахи пота, жарящегося в ларьке мяса, дешевой отдушки от рыночных шмоток и дорожной пыли различаю слабый, но уникальный аромат фруктов из дорогого магазина. Персики, вот что это. Беру направление и бегу за объектом в переулок.

Асфальта здесь нет, глубокие колеи заполнены грязной водой. На обочинах пасутся козы. Собаки заходятся лаем. Самое то место для встреч с криминальными личностями и обмена секретной информацией! Вдруг мне удастся выполнить миссию одним днем?

Хомо входит в калитку — заворачиваюсь в тень и проскальзываю за ним. Навстречу выбегает десяток визжащих ребятишек-снага. Они вопят наперебой:

— Чего ты нам принес, нах?

Хомо раздает персики в протянутые зеленоватые ладошки. На крыльцо выходят женщина и девушка. Девушка повисает у Хомо на шее, женщина забирает пакет.

Битый час сижу под окном и слушаю почти семейные разговоры. Обсуждают скорую свадьбу, перспективу получения двухкомнатной служебной квартиры, цены на рынке и в сетевых магазинах, здоровье и моральный облик многочисленных родственников. К моему разочарованию, самое криминальное из всего, что упоминается — школьная драка, в которой братик невесты откусил однокласснику ухо. И не похоже, что эта семья стала источником обогащения лейтенанта — судя по обстановке и разговорам, они сами едва сводят концы с концами.

Пока Хомо моется из ведра на заднем дворе, женщины убирают со стола. Старшая говорит:

— Ты Хомо-то своего держись, нах, парень далеко пойдет, не то что шпана из гаражей, врот… Главное — очередь на двушку не упустите.

— Мама, ну какая двушка, врот! — возмущается девушка взволнованным голосом. — Я люблю его, ять! Больше жизни люблю, нах!

Вздыхаю. Дик и темен, похоже, народ мой… нах.

Наконец жених и невеста где-то уединяются, и беседа их быстро теряет связность. Вряд ли между ахами, охами и пыхтением они станут обсуждать методы транспортировки контрабанды или коррупционные схемы… Так, хватит с меня шпионских игр на сегодня… Вроде еще успеваю на последний автобус.

Утром все занимаются своими делами, не особо обращая на меня внимание, словно я стала частью повседневной обстановки. Я тоже вроде привыкла уже и к курчавому затылку Ленни, и к хмурой сосредоточенной Токс, и к бесконечным пирожкам мадам Кляушвиц. Но то, что меня отсюда не гонят, не означает, что я действительно могу продолжать нахлебничать. Потому сегодняшний интернет-серфинг посвящен не познанию мира, а более насущным вопросам.

Результаты поиска не воодушевляют. Самая дешевая комната стоит 300 денег в месяц. Зарплата кого-то вроде продавщицы или администратора гостиницы — 500 — 600 денег, причем у многих вакансий приписка «оформление по закону», «только для легалов» и даже «материканам, домбайцам и снага не беспокоить». Батон хлеба стоит деньгу, пакет молока — 4 деньги, килограмм свинины — 15 денег; а жратвы это тело требует много, не просто же так я стала любимицей мадам Кляушвиц… Даже если моя шпионская миссия завершится успехом и Борхес не кинет с документами, прожить честным трудом будет непросто. Мое филологическое образование здесь никому не было бы нужно, даже если бы относилось к местной версии русского языка. Теперь оно помогло быстро привыкнуть к этой дурацкой латинской письменности, но даже чтобы преподавать в школе, мне надо еще многое освоить. Вообще этот мир несколько отстает от нашего — техника на уровне начала десятых, а из-за разрухи и бедности кое-где вообще вайбы девяностых прошлого века; но у меня нет знаний, способных враз обогатить, да и многие детали отличаются.