Городской приют имел такую репутацию, что никто не сомневался: мы сможем позаботиться о детях лучше. Я тоже не сомневалась… пока не начала реально этим заниматься. Однако надеяться, то есть, я хотела сказать, опасаться, что детей у нас заберут, не приходилось. В Российской Империи к вопросам защиты детей относятся не очень-то трепетно — в особенности когда речь идет о снага. Совсем недавно еще считалось нормой, что половина детенышей-снага не доживает до полового созревания. Сейчас, разумеется, времена изменились… по крайней мере, я стараюсь в этом себя убедить.
Печально смотрю на изобилующий пустотами график дежурств на следующие сутки и начинаю обзванивать добросердечных разумных, которые неосмотрительно предложили помощь. Неделю назад, на волне энтузиазма, вызванного победой над жуками… Теперь с каждым разом уговорить кого-то выйти на смену становится все сложнее. Ничего, я уже начала проводить собеседования с персоналом… после переезда заживем, если, конечно, раньше не свихнемся.
Потом беру смартфон и иду записывать очередной ролик:
— Всем привет! С вами Соль, гроза жуков, и осиротевшие в результате этого катаклизма дети. Сейчас с нами… да где же, ска, где эта бумажка… семьдесят шесть маленьких снага. С последнего выпуска удалось отправить к родственникам еще восемь подопечных, и одиннадцать младенцев разобрали добрые разумные, мы говорим спасибо им… Еще раз увижу, что вы здесь курите — бычки в уши позасовываю!.. Кухни у нас пока нет, но благодаря волонтерам малыши получают нормальное питание… Кто бросил в кастрюлю с супом кроссовок и половую тряпку?.. Если мы каким-то чудом сохраним жизнь и рассудок, то постараемся воспитать этих детей согласно новейшим достижениям педагогической науки… Я сколько раз говорила, ска, не сметь материться, нах!.. и достойными подданными Императора. Кто опять пририсовал Государю член? Член у него есть и без ваших каляк, это вы прочувствуете, когда отправитесь на каторгу за оскорбление Величества… вернее, я отправлюсь за вас как ваш опекун… так, это точно надо будет вырезать. В общем, мы с сиротами благодарим всех добрых горожан за помощь, реквизиты для пожертвований — под роликом.
— Привет, Солечка.
Разворачиваюсь в прыжке и волевым усилием расслабляю уже сжатый для удара кулак. Нервы ни к черту… Это Алик.
— Приветик, тебе чего?
Алик расплывается в улыбке и выставляет вперед раскрытые ладони:
— Не бей меня, гроза жуков! Я деньги твои принес. За ингредиенты, помнишь? Поговорил с ребятами… в общем, комиссию за сбыт мы решили не брать.
— Ужасно мило с вашей стороны. Так, девчонки, что у вас?
Две девочки подтаскивают за уши третью и хором жалуются:
— А она у нас фломастеры укра-ала, нах! Мы ей сказали не бра-ать, а она взя-ла-а!
Обвиняемая не отпирается — так и сжимает в ручках фломастеры раздора. Проклятущая частная собственность… Ставлю себе мысленную зарубку, что в новом доме надо будет очень четко разграничить частное и общественное имущество, иначе эта музыка будет вечной. Осторожно забираю у девочки фломастеры и говорю самым наставительным тоном, на который только способна:
— Воровать — это плохо, понятненько?
— А почему воровать — это плохо, ять? — гундосит девочка.
Она нашла, у кого спросить… В отчаянии переадресую вопрос Алику:
— Почему воровать — это плохо?
Алик пожимает плечами:
— Потому что поймают и наваляют…
— Ну да, вот поэтому… А еще воровство аморально и запрещено законами Империи. Так, вот что вы сделайте, — раздаю фломастеры поровну всем троим. — Скоро придет Токс, она обрадуется, если вы ее нарисуете. Все вместе — и не будете ссориться. Бегите… ну валите уже к себе, кому сказано. Так, Аль, у тебя чего?
— Да деньги принес же.
— А, хорошо. Давай сюда.
— Что, пересчитывать не будешь?
— Ах, черт, еще же пересчитывать… Вот ты и пересчитаешь. Все. Этот мешочек от рыбзавода, этот от мастера Чжана, этот от движения против дискриминации орков… прикинь, есть такое, оказывается… этот от… как их там… общества защиты чего-то там от кого-то там или наоборот. А свое бабло запиши как пожертвование от частного лица, пожелавшего остаться неизвестным — нам только прямого признания в нелегальном сбыте ингредиентов не хватает. Вот тебе ручка… черт, опять бумага кончилась… ну на этой коробке из-под памперсов запиши.
Алик смотрит на меня немного странно:
— Ты не боишься доверять вору пересчитывать деньги?
— Мне же доверили этих детей… О, слышишь? А, не слышишь, ты же человек. Опять в шестнадцатой друг друга мутузят. Пойду разберусь как следует и накажу кого попало…
Полчаса спустя Алик протягивает мне заполненную картонку. Почерк у него аккуратный, школьный почти.
— Спасибо, Аль. Я бы на твоем месте уносила ноги, пока тебя опять к чему-нибудь не припахали.
Но Алик мнется и не уходит:
— Слышь, Солька… а ты давно спала-то? Плохо выглядишь.
— Самое то, что хочется услышать от парня!
— Я серьезно… Может, ты поспишь, а я тут… вместо тебя как-нибудь?
— Да Токс сейчас уже должна прийти. О, вспомни черта — он и появится!
Токс не удается сразу добраться до нашего подоконника-офиса — ее облепляют дети, причем не только малышня.
— Расскажешь дальше про этих Фигорингов? Пожалуйста, пожалуйста, дальше!
Токс смотрит на детей, и кажется, что на ее лицо падает тихий золотой свет, которому решительно неоткуда взяться на этой заплеванной, щедро украшенной изображениями афедронов и гениталий лестнице.
— Разумеется, я расскажу вам о Феанорингах, — мягко говорит Токс. — Если ты, Яся, высморкаешься… да не в рукав, возьми чистый носовой платок. А ты, Роман, бросишь сигарету и не будешь больше курить в доме.
Токс уже помнила всех детей по именам — причем по настоящим, не по кликухам. Друиды очень серьезно относятся к судьбе и ее подаркам. Даже если это трудные подарки. Особенно в таком случае.
— Не думала, что мелкие снага так заинтересуются эльфийскими легендами, — говорю, когда Токс наконец добирается до моего подоконника.
— Почему бы им и не заинтересоваться? Клятвопреступление, кровосмешение, реки крови… темы, которые волновали публику с начала времен. Иди отдыхать, маленький друг. Не тревожься ни о чем.
А мы точно годимся в педагоги?.. Надо все-таки поискать кого-то более вменяемого. Хотя какой вменяемый разумный вынесет толпу маленьких снага?
Тащу свою жопу вниз по лестнице. Алик, о котором я успела позабыть, идет рядом. В подъезде воцаряется необычная тишина, нарушаемая сопением маленьких снага и глубоким голосом Токс:
— И сказал Митрандир Куруфину: «Все мы сделаны из одних и тех же веществ. Все вокруг — и звери, и птицы, и звезды, и камни — это одно большое, единое целое, которое в свой час рождается, живет и в свой час умирает».
На улице ярче чувствуется пот Алика. То ли от усталости, то ли от этого запаха слегка кружится голова. Интересно, согласится Алик зайти сейчас в мастерскую, чтобы мы с ним того-этого?
Видимо, я действительно не в форме, потому что Алик первый замечает опасность и дергает меня за руку, пытаясь увести назад. Но уже поздно — четверо уличных снага взяли нас в полукольцо. Один выступает вперед и смачно плюет Алику под ноги:
— Очешуел совсем, челдобречек — с нашей бабой по нашему же району гулять, врот? Свои совсем уже не дают, нах?
Алик вроде бы начинает что-то говорить, как и положено в таких случаях — спокойно, без страха, но и без лишней агрессии, словно успокаивая стаю бродячих собак. Вот только я слишком устала, чтобы терпеть эти мальчиковые социальные игры. Кастет сам скользит на руку, легкая тень окутывает плечи, и несколько плавных быстрых движений прекращают спор. Первого снага — в шею сбоку по артерии. Второго — под затылок… слабовато, пожалела… тогда под коленки, чтобы полежал-отдохнул. Третий успевает коротко замахнуться, а вот блок поставить не догадывается и огребает аккуратный удар в солнечное сплетение. В руках четвертого блестит нож… хочешь по-взрослому, мальчик? Выкидываю клинок, нацеливаюсь на его правую руку, на сухожилие… И тогда тот, который получил под коленки, орет:
