На столе — тарелка с пирогами и пакет молока. Вгрызаюсь в еду, не разбирая начинки. Пью молоко прямо из пакета, щедро обливая майку. Такое вот мы, снага, бескультурное быдло.

Правая рука неуверенно и пока еще через боль, но все же двигается. А вчера мне казалось, что лучше бы ее ампутировать… Неплохую я добыла бодягу. Что там говорила врачиха — двести доз? Шик-блеск. Только ведь не безвозмездно же я творю добро?

Ленни соизволяет оторваться от компа и подталкивает ко мне через стол два больших мешочка и один — поменьше:

— Ты как, Солька, получше? Вот твои деньги. Две тысячи двести четырнадцать, по граммам.

Трясу мешочек. Какой приятный глуховатый звон! Есть что-то в самой идее монеток — купюры здесь не в чести. Хотя банковской картой все равно надо бы обзавестись. Кардридеры тут есть, по крайней мере в приличных магазинах.

— А твоя комиссия?

— Мы же не договаривались… Давай со следующего раза, ага? Допустим, десять процентов.

— А он будет, следующий раз?

Мужчины всегда так в этом уверены! Но будет, пожалуй. Четыре месячных зарплаты продавщицы за сутки — меня устраивает. Если бы еще не подставилась так глупо под этот Морготов алый луч…

— Если захочешь, ага, — Ленни вяло пожимает плечами. — Фармкомбинат тягу с руками отрывает. А где ее ныкают, я тебе по перепискам контрабасов хоть сейчас найду.

— Тогда твои двадцать процентов, Ленни.

— Двенадцать максимум.

— Хм… Тебе не кажется, что как-то мы… не в ту сторону торгуемся?

— Такой вот я неправильный кхазад, — буркает Ленни и отворачивается к монитору.

Странно, но, похоже, я его задела… вернее, он сам себя задел. Надо же, чувствительная какая снежинка. Место ли таким в криминальном мире?

Один мешочек уйдет Токс в счет погашение долга, а вот что мне сделать со вторым? Надо, пожалуй, купить одежду, которая мне нравится. Или даже заказать, как раз ателье за углом — кхазадское, естественно. И новую обувь обязательно, а то кроссовки — несерьезно как-то. Теперь можно уже и жилье получше снять. Хотя… как-то я тут пообвыклась. Диванчика на мой нынешний рост вполне хватает, да и жратва от мадам Кляушвиц — мое уважение. Сама-то я в прошлой жизни настоялась у плиты на сто лет вперед. Тогда, конечно, для меня очень важна была обстановка — шторы чтоб обязательно блэк-аут и в тон к обоям, ванна с гидромассажем, лампы с тачпадами. Но как все глупо и грязно закончилось… нет, не тянет назад в такую жизнь. В закутке мастерской как-то оно… нормальнее. Да и с соседями весело, пусть они и чудные, каждый по-своему.

Однако что-то я бегу впереди паровоза. Неизвестно, на сколько придется растягивать эти деньги. Будем честны — первый блин вышел не так чтоб комом, но не фонтан. И это еще при том, что мне повезло — два пакета из четырех та сисястая кобыла слить не успела. И если бы чертов лазер прошел на ладонь левее, я бы тут сейчас не обжиралась пирогами. Да, мои новые способности прикольные — но ведь ни всемогущества, ни неуязвимости они не дают…

Зато у меня есть гном-айтишник и эльф-артефактор. И я не побоюсь их использовать!

Но сначала ищу в Сети инфу об этих амулетах. Надо же, сколько их в продаже! Есть атакующие, есть защитные. И не так уж и дорого. Ну, для меня теперь. И вроде амулеты легальны, в отличие от огнестрела… ну, не нелегальны по крайней мере.

Стучу стаканом по столу. Оказывается, здесь был стакан, который я заметила, когда уже выпила молоко из пакета, разлив на себя четверть.

— Так, друзья мои, минуточку внимания! Нужен мозговой штурм.

Токс отрывается от ювелирного станка, над которым корпит почти все время. Ее точеное лицо принимает рассеянно-вежливое выражение. Ленни поворачивает ко мне кресло с видом великомученика:

— Ну что-о там у тебя еще?

Ничего, прервется на четверть часа, не развалится.

— Мне нужно какое-то новое… оружие, не знаю, такое что-то. Тяга никогда не остается без охраны. Как вышло в этот раз… мне не понравилось.

Ленни раздраженно теребит бороду:

— «Не знаю, такое что-то…» С тобой каши не сваришь, Солька. Перечисли характеристики. Что это оружие должно делать, чего не должно.

— Н-ну… Оно должно как-то оглушать всех находящихся в помещении людей… разумных, в смысле. Одновременно. Я быстрая, но контрабасы тоже не пальцем деланные и умеют постоять и за себя, и за товар. И чтобы ни у кого от этого не было защиты… стандартной, по крайней мере. Магамулеты не подходят, от них у многих защитки.

Только глянув на фото из Сети, поняла, что за кулончик такой болтался между могучими грудями контрабандистки. Жаль, не сообразила прихватить. И почему Токс так странно смотрит на меня? Добавляю:

— Да, и чтобы это не убивало. Помню, помню! Есть что-то такое? Чего никто не ожидает? Токс, ну ты же дофига всего знаешь! Вспомни что-нибудь, чего здесь никто не будет ожидать!

Токс несколько секунд вдохновенно пырится куда-то вдаль — на дверь в сортир, на самом-то деле, но видит, небось, прекрасные холмы Инис Мона — а потом говорит:

— Вейп… На русском языке правильно скорее газ. Есть один компаунд… состав, прошу меня извинить… называется «Эскейп».

— «Бегство»? — уточняет Ленни.

— Что-то в этом роде. Его иногда применяют как наркоз при операциях. Но в определенной концентрации «Эскейп» можно распылять и в помещении. Действует он быстро, за одну-две секунды… на людей, кхазадов и снага, по крайней мере. Эльфы или уруки могут быть устойчивы. А вот млад… — Токс странно запнулась, — люди, кхазады и снага, я хотела сказать… им два часа здорового сна гарантированы.

— Младшие расы, ага, — Ленни пожимает плечами. — Что тут обидного? Не низшие, и то хлеб. Слыхал я и такое от одного эльдара.

— Тот эльдар повел себя недостойно, — кротко отвечает Токс. — Мы больше так не говорим.

— Эта ваша авалонская расовая корректность… А распылитель ты сможешь сделать?

— Разумеется. И, главное, защитную маску. Смысл же в том, чтобы в сладкие сны погрузились все, кроме нашего маленького друга…

— Так как ты думаешь, Солечка, не слишком бессердечно с моей стороны будет подать Борхесу надежду? — с тревогой спрашивает мадам Кляушвиц.

— Не флифком! — поспешно дожевываю здоровенный кусок тушеной телятины. — Не слишком. Вообще ни капельки не жестоко.

Мадам Кляушвиц тяжко вздыхает:

— Я ведь не уверена, что действительно выйду за него замуж! Этот старинный обычай… Но я привыкла уже к одинокой жизни.

— Тогда не выходите замуж.

Оказывается, у кхазадов некогда был обычай, что брат покойного должен жениться на его вдове. Даже если он уже женат — а у кхазадов жениться надо обязательно, холостой кхазад послешкольного возраста… это разве что такой фрик, как наш Ленни. Но не надо тут воображать гаремные страсти. Женились на вдовах в суровые времена, когда женщине, тем более с детьми, без мужчины было не выжить. Теперь, конечно, обычай ушел в прошлое. Но Катрине Кляушвиц нравился дядя Борхес, и как раз вышел срок траура. Сам Борхес был вдов уже давно и ухлестывал за Катриной. Не сказать что особо энергично, но с его пузом он вообще мало что делал энергично. Даже вон бегать за контрабасами поручал другим.

Катрине нравится Борхес, вот только собственная роль трепетной девы, страдающей от мук выбора, нравится ей намного больше.

— С другой стороны, Борхес так одинок… Он нуждается в женской заботе. Страшно представить, что он там ест в своей холостяцкой берлоге!

— Тогда выходите за него.

Отправляю в рот еще ложку гуляша и догоняюсь картофельным пюре. Не чавкать! Я пусть и снага, но не настолько же.

— Ты думаешь? — мадам Кляушвиц заламывает руки. — Ах, милое дитя, ты не представляешь себе, что такое старость! Я ведь уже немолода и дурна собой! Какие свадьбы в мои годы? Пора задуматься о душе!

— Тогда не выхо… — ах черт. — Да что вы такое говорите, Катрина! Вы превосходно выглядите и сами это знаете! А можно еще этого оливье, пожалуйста?

— Оливье? Кто это? Здесь нет никакого Оливье!