Я прошёл за Разумовским к его кабинету, который, в отличие от палат пациентов, на хоромы не походил. Обычная маленькая комнатушка с одним-единственным окном. Сразу видно, что Александр Иванович роскоши не искал. Даже у нашего главного лекаря в Хопёрске кабинет был украшен дорогой мебелью и пространства там — куда больше.

Разумовский мне с ходу понравился. Предрасполагающий к себе мужчина. Прямолинейный, без лишних тараканов в голове. И, как мне кажется, такой же фанат своей профессии, как и я.

— Вот, Алексей Александрович, взгляните, — произнёс Разумовский, раскрыв передо мной не блокнот, но целый альбом с зарисовками.

Навыков рисования лекарю действительно не хватало, но я сразу понял, что пытался передать Александр Иванович.

Гладь лёгких, а на ней, будто восседает крупное насекомое размером с кулак. И во все стороны от него отходит некое подобие лапок.

— На паука похоже, правда? — с нездоровым воодушевлением произнёс Разумовский. Видимо, этот случай вызывал у него невообразимый интерес. — Вопрос только в том, как эта тварь там могла оказаться.

Нет-нет… Это — не паук. И не паразит. Моё первое впечатление меня не обмануло. Передо мной действительно типичный случай периферического рака лёгкого. Просто лекари доигрались с ним, и невольно привели к увеличению новообразования.

А есть ли где-то метастазы — сложный вопрос. С нынешним оборудованием, а точнее — с его полным отсутствием, определить, куда опухоль выбросила свои клетки абсолютно невозможно.

— Погодите, Александр Иванович, а скажите, с чего вы взяли, что это — живое существо? Я понимаю, что оно внешне похоже на паука, но… — начал рассуждать я.

— Так в том-то и дело, Алексей Александрович, что оно двигается! Я собственными глазами видел, как оно ползает, тянет свои лапы. И патологоанатом видел то же самое.

— Дайте отгадаю, оно делало это исключительно тогда, когда вы воздействовали на него лекарской магией? — предположил я.

— Ну конечно! — поправив очки, ответил Разумовский. — Видимо, его раздражает, когда мы пытаемся воздействовать на него своей силой. Потому оно и дёргается.

Для девятнадцатого века — логичные рассуждения. К другому умозаключению Разумовский прийти вряд ли смог бы. Но я точно знаю, почему «существо» так реагирует на лекарскую магию. Клетки опухоли — это живые клетки. Они, конечно, работают неправильно и представляют из себя изувеченное подобие клеток нормального, здорового организма, но…

Они, чёрт подери, живые!

А значит, лекарская магия не понимает, что с ними делать. Они, сами по себе, не больны. Растут себе, размножаются, а глоток лекарской магии — это ускоритель их роста. Выходит, что Разумовский не видел движения паука. Он видел, как опухоль растёт благодаря его способностям.

Всё это время другие лекари убивали Лаврентия Сергеевича и даже не осознавали этого. Справиться с этой дрянью может только хирургия. Или мой обратный виток. А лучше использовать оба навыка одновременно.

Азы хирургии я знаю. Хирургом я никогда не работал, и такого диплома у меня отродясь не было, но на операциях я ассистировал и теорию знаю.

А раз знаю теорию, то смогу хотя бы попытаться помочь. А если допущу ошибку, пересеку нерв или сосуд — лекарская магия исправит эту оплошность.

Главное — увезти Кораблёва отсюда. Здесь мне точно никто не даст его оперировать. А уж дома — в теперь уже родном Хопёрске — я точно смогу уболтать коллег, чтобы мне позволили провести операцию.

— Что бы ни было у Лаврентия Сергеевича, господин Разумовский, — произнёс я, — мне придётся забрать его домой. Таково его желание. И наш лекарский интерес придётся отставить на задний план.

Александр Иванович тяжело вздохнул.

— Вы ещё молоды, Алексей Александрович, и, наверное, не сталкивались с подобными ситуациями… — произнёс он. — Но как же больно — не иметь возможности помочь человеку. Призвать на помощь всех знакомых лекарей, и всё равно не справиться. В грядущей гибели Лаврентия Сергеевича я чувствую свою вину. Тем более, он сам столько денег вложил в своё лечение… Больно это, господин Мечников. Но желание пациента — закон. Хочет умереть в родном городе — значит, мы ему это и устроим.

Не стану пока что переубеждать Разумовского. Есть шанс, что и у меня не получится что-то изменить. Но пока что я планирую сделать так, чтобы Лаврентий в родном городе вернулся к здоровой жизни.

Я взглянул на часы и понял, что уже наступил вечер. Половина седьмого. А поезд назад у нас ровно в десять часов. Нужно забрать Соню, пока бюро стихийников не закрылось.

Но и бросать Кораблёва я не хочу. Хотя… Один выход из этой ситуации есть.

— Александр Иванович, вы сегодня домой собираетесь или останетесь в госпитале? — спросил я.

— Как же! Я здесь сегодня с ночёвкой. Больных много. Все — графы да бароны. О возвращении домой я могу только мечтать, — ответил он. — Так ещё и завтра утром студентикам надо лекцию прочитать. У них скоро экзамены. Вы, наверное, и сами пока ещё не успели забыть, зимние сессии?

Какие сессии проходил мой предшественник, я понятия не имею. Зато свои студенческие годы помню прекрасно. Зима была богата серьёзными экзаменами. Анатомия, гистология, микробиология, гигиена… До сих пор вспоминается, какой трепет я испытывал перед ними. Как и любой студент!

— Господин Разумовский, я вынужден отойти на час. У меня в Саратове осталось ещё одно дело, — объяснил я. — Если согласитесь, я передам вам часть своей маны, чтобы вы могли проследить за Кораблёвым, да и в целом перенести эту ночь.

— Стыдно это признать, но мне ваша помощь пригодится, — улыбнулся Разумовский. — Да, Алексей Александрович. Отсыпьте, сколько не жалко.

Мы схватили друг друга за руки, будто собирались обменяться рукопожатием, а затем я добровольно отдал Александру Ивановичу ровно половину своих запасов. Когда процесс завершился, он вздрогнул и отпрянул от меня, как от дикого зверя.

— Очень много маны… — прошептал он. — И, кажется, вы отдали мне далеко не всё. Хм… А вы не такой уж и новичок, каким кажетесь, господин Мечников. Благодарю вас за помощь!

В это мгновение я вновь испытал лёгкое жжение в груди и почувствовал, как мои запасы энергии пополнились.

Но что это было?

Видимо, я последовал заповедям клятвы. Дал ману коллеге, чтобы тот помог другим пациентам. И клятва меня вознаградила.

Не прощаясь, я вышел из здания госпиталя и направился к набережной, где меня должна ждать Соня Бахмутова. За этот день я успел заучить весь центр Саратова, хотя носился по нему, толком не обращая внимания на всё, что меня окружает.

А ведь Синицын ещё предлагал устроить кутёж! Попойку!

Смешно до слёз. Учитывая все обстоятельства, нам теперь точно не до развлечений.

Когда я подошёл к зданию бюро, меня сковало от шока. Полигон, который я видел ранее, разворотило к чёртовой матери. Забора нет, а на поле будто упала боеголовка. Но в Саратовской губернии, насколько мне известно, никаких войн сейчас не ведётся. Что тут случилось за последние четыре часа⁈

Я вбежал в здание через главный вход, и меня тут же встретил сотрудник бюро, с которым я договорился о защите Сони утром.

— Что у вас тут случилось? — спросил я. — Почему полигон разрушен?

— Господин Мечников! — воскликнул он, подошёл ко мне в упор и протянул мне пригоршню монет. — Возьмите свои деньги. Я не смогу выполнить ваше поручение.

А ведь я дал ему задание — проследить за безопасностью Сони. Проклятье… Если с ней что-то случилось, я по всему бюро обратным витком пройдусь! Я ведь дал обещание Андрею и старшим Бахмутовым, что верну девушку в целостности и сохранности!

Я схватил мужчину за грудки. Рубли посыпались на пол и звонко отскочили от кафеля.

— Что с Софьей Бахмутовой⁈ — рявкнул я.

— Г-господии Мечников, с ней всё хорошо! Клянусь! Девушка в полном порядке! — затараторил он.

— Тогда в чём проблема? — поинтересовался я и отпустил собеседника.

— Простите… А вы кем ей являетесь? Такую информацию я могу доложить только родственникам!