— Наверное, он хотел сэкономить на ваших услугах, — усмехнулся я. — А теперь ответь на мой вопрос — какое конкретно преступление мне приписывают? Как зовут графа и его дочь?

Эта информация нужна мне, чтобы знать, с какой стороны может быть совершён удар в следующий раз.

— Мечников, ты совсем больной? Уж кто, как не ты, должен это знать? — прохрипел охотник.

— Всё верно подметил, — кивнул я. — Я — больной. Совсем без башки. Ни памяти нет, ни милосердия. Поэтому лучше ответь на мой вопрос, пока я тебе вторую половину лица не снёс!

— Л-ладно! — вздрогнул охотник. — Заказал тебя граф Дмитрий Павлович Юсупов! За то, что ты переспал с его дочерью — Анастасией!

— И когда это случилось? — продолжил допрос я.

Охотник, похоже, действительно решил, что я сумасшедший. От этого осознания в его глазах загорелся животный страх. Ведь в таком случае от меня можно ожидать чего угодно.

— Два месяца назад! — ответил он. — Вроде… Я не знаю!

Два месяца… Странно, ведь из Санкт-Петербурга меня сослали всего месяц назад. За это время меня могли прикончить десять раз.

— Почему вас не прислали раньше? — спросил я.

— Так дочка его чёртова молчала! — воскликнул охотник. — Пока замуж её не выдали. Там-то всё и вскрылось…

У меня, похоже, на роду проклятье какое-то — браки чужие разрушать. Обратная сваха, а не лекарь.

— Хорошо, — кивнул я и отпустил охотника. — Звать тебя как?

— Влад, — хмуро ответил он.

— Возвращайся в Санкт-Петербург, Влад, — посоветовал я. — И передай графу, что тот Мечников, которого он ищет, уже сгинул. Нет его больше в природе.

— Да он мне самому башку отрубит, если я такое передам! — шипя от жгучей боли в лице, прокряхтел главарь.

— А это меня совершенно не волнует, — ответил я, затем мановением лекарской магии вернул одному из охотников язык, чтобы тот не задохнулся и пошагал к выходу из проулка.

Эта четвёрка охотиться за мной уже точно не сможет. В ближайшие дни отправлю отцу весточку, расскажу, что случилось. А заодно обсужу с ним, что делать дальше.

Проблем у других Мечниковых из-за меня не будет, поскольку я уже в их роде не состою. Но есть риск, что граф Юсупов пришлёт сюда новых головорезов. Но пара дней в запасе у меня есть.

Я бы мог добить и эту четвёрку, но тогда проблем стало бы в два раза больше. Саратовские городовые обнаружат тела, а потом нападут на мой след. А Юсупов всё равно пришлёт новых людей, когда поймёт, что от первой партии я избавился.

Размышляя об этом, я бежал на Университетскую улицу. Пришлось потратить остатки лекарской магии, чтобы стянуть свои раны и убрать следы крови с одежды. Но выгляжу я, мягко говоря, потрёпанным. Заявляться в таком виде на регистрацию патента — не лучшая идея, но иных вариантов у меня нет.

Я влетел в зал регистрации ровно в тот момент, когда Илья Синицын уже вступил в отчаянную словесную баталию с одним из местных лекарей.

— Нет, я протестую! — топнул ногой он. — Я могу расписаться за Мечникова! Вот! Видите грамоту? Есть у меня такое право!

— Успокойтесь, Илья Андреевич, — стараясь отдышаться, произнёс я. — Я уже на месте.

Синицын хотел было наброситься на меня, но тут же затормозил, заметив, в каком состоянии моё зимнее пальто.

— Алексей, ты чего… Поскользнулся, что ли? — замешкался он.

— Да, и рухнул на четверых головорезов, — отшутился я. — Потом расскажу, пойдём к регистрационному столу.

В зале кроме нас больше никого не было. Либо лекарские патенты в целом регистрируют нечасто, либо всех обслужили ещё утром.

За круглым столом сидела комиссия из трёх лекарей, каждый из которых изучал по одному моему инструменту.

— Наконец-то, господин Мечников, — вздохнул полный мужчина в очках. — Мы уж начали думать, что вы совсем не явитесь.

Он удивлённо окинул меня взглядом, а затем слегка обиженно заявил:

— А почему вы позволили себе явиться сюда в таком виде?

— Опасный город — Саратов, — пожал плечами я. — Не успел сойти с поезда — тут же нарвался на головорезов.

— Попрошу не оскорблять! — погрозил мне пальцем председатель комиссии. — У нас тут почти что нулевая преступность!

— Ага! Ха-ха! — залился смехом Синицын. — Нет у вас преступности, как же! Особенно во дворах за фабричным районом. Там мне однажды чуть скальп не сняли.

— Это вообще не имеет никакого отношения к делу! — прервал эту перепалку я. — Для регистрации патента нужна моя подпись и моя голова, в которой хранится интеллектуальная собственность. Этого достаточно.

Председатель комиссии тяжело вздохнул, но всё же согласился. Двое его коллег вообще никак не отреагировали на наш разговор. И я только сейчас понял, почему. Просто им достался фонендоскоп и тонометр, а последнему — неврологический молоточек. Видимо, он уже изучил его схему и лекарю просто стало скучно. А вздорить с Синицыным — лучший способ отвлечься.

— Итак, Алексей Александрович, — подытожил председатель. — Я ваш молоток осмотрел. Схема, вижу, простая, ничего необычного в ней нет. Но пока что я искренне не понимаю, зачем он может пригодиться в нашей практике?

— Позволите вашу ногу? — попросил я.

— Что-что? — удивился председатель.

— Ну вы же не поверите, если я покажу его работу на себе или на господине Синицыне? — пожал плечами я. — Позвольте, я представлю, как работает молоточек на практике.

Лекарь нехотя отодвинул стул и присел напротив меня. Я легонько ударил молоточком по его сухожилью. Нога подпрыгнула, а мужчина вскрикнул, заставив своих коллег отвлечься от чертежей.

— Что у вас там, Яков Семёнович? — бросил один из председателей.

— Да… Тут молоточек господина Мечникова моей ногой управляет! — заявил тот.

— Не управляет, лишь показывает, что ваши нервы здоровы, — объяснил я.

Правильнее было бы сказать, что здоровы не нервы, а рефлексы. Но это понятие ещё не вошло в обиход. Его сформулирует Павлов.

Или я, если захочу развить неврологию в этом мире.

По плану служба по регистрации интеллектуальной собственности уже давно должна была закрыться, но председатели искренне увлеклись моими работами. Мы с Синицыным ещё около двух часов показывали, как работают аппараты на практике, а затем я дотошно объяснял, где эти инструменты могут пригодиться.

— Впечатляюще, Алексей Александрович, — заключил глава комиссии. — Филипп Аркадьевич Ловицкий рассказывал, что вам удалось его впечатлить. Но, признаюсь честно, до этого дня мы относились к его словам со скепсисом. В первую очередь потому, что за последние пять лет лекари не зарегистрировали ни одного патента. А тут сразу три!

— И это только начало, — заявил я. — В ближайшие полгода я ещё не раз представлю вам свои изобретения.

— Мы будем только рады, — улыбнулся Яков Семёнович. — Но с молоточком поаккуратнее. Пациентов он может испугать!

Вот уж произвёл же на него впечатление этот инструмент.

— Значит так, Алексей Александрович, работает наша система следующим образом, — вернулся к прежней теме главный председатель. — Ваши изобретения мы регистрируем, остались лишь формальности. Но остаётся открытым вопрос — как вы хотите распространять их дальше? Вариантов всего два — самостоятельно или через орден.

Этот вопрос я уже обсуждал с Синицыным не так давно. Если будем распространять сами, то получим всю выручку, за вычетом налогов. Однако придётся нанимать других людей, налаживать производство. А доверия к моему имени поначалу не будет от слова совсем.

— Нам интересен второй вариант, — ответил я. — Через орден лекарей.

— Тогда для вас всё будет намного проще, — сказал председателей. — Вы получаете тридцать процентов от продаж своих изобретений, а остальные семьдесят забирает орден, чтобы производить и продвигать ваши инструменты.

Может показаться, что тридцать процентов — это крайне мало. Но если учесть, что мы с Синицыным полностью избавим себя от остальных обязанностей, а инструменты будет продвигать орден лекарей… Лучшего варианта и не придумать.