Медленно покачивая бедрами, я наслаждаюсь тем, как она обвивает меня своим телом, как ее руки цепляются за меня. Я осыпаю ее лицо, шею и грудь нежными поцелуями, пока не возвращаюсь к ее губам. Мы перекатываемся, и она оказывается на мне, оставляя меня внутри себя, будто пытаясь удержать эту связь. Я прижимаю ее к себе, целую мягко, наслаждаясь чувством абсолютного единения.

— Нико, — мурлычет она у моего горла, уютно устроившись на моей груди. — Мы можем сделать это еще раз?

Я улыбаюсь так широко, что кажется, мое лицо сейчас треснет пополам. Да, мы можем сделать это еще раз. Это единственное, чего я хочу на всю оставшуюся жизнь. Я целую ее макушку, убираю ее волосы, любуясь ее лицом. Нова смотрит на меня с самым мягким выражением, какое я только видел, прикусывая свою пухлую нижнюю губу.

— Конечно, милая. Мы можем. Мы можем делать это сколько угодно.

Лежа с ней в темной комнате, чувствуя, как наша кожа касается друг друга, я понимаю, что никогда не захочу этого ни с кем другим. И я также понимаю, почему я никогда раньше этого не хотел. Потому что это всегда должна была быть она, просто я еще не знал об этом. Я притягиваю ее ближе, целую ее полные губы и вздыхаю, когда она садится на меня, как божественная цветочная богиня с ее лавандовыми волосами и ледяными голубыми глазами.

— Мы можем… сейчас? — она смущенно спрашивает, ее лицо заливает румянец, а тело начинает двигаться, заставляя меня ожить под ней.

— Конечно, цветочек, мы можем, — стону я, чувствуя, как она медленно двигается.

— Нико… это может быть моим рождественским подарком. Мне больше ничего не нужно, — шепчет она, запрокидывая голову, наслаждаясь каждым моментом.

Звучит справедливо, потому что она — мой рождественский подарок. И мне больше никогда ничего не понадобится, кроме нее.

Глава 9

Нова

Звуки Рождества всегда были моими любимыми.

Не только рождественские песни или старые мелодии, играющие по радио. Нет, больше всего я любила звон бубенцов от конных экипажей в парке. Светящиеся, пузырящиеся огоньки на елке, которые обожала моя мама. Даже потрескивание камина, где висят в ожидании рождественские носки.

Теперь есть новый звук, который всегда будет ассоциироваться у меня с Рождеством.

— Вот так, милая, — хрипит Нико, двигаясь за мной, его руки крепко держат меня за бедра, а мое тело растянуто на его дубовом столе. — Ты моя девочка. Обожаю смотреть, как ты меня принимаешь, это так красиво, милая, — стонет он, врываясь в меня, пока упаковочная бумага и банты разлетаются в разные стороны.

— Не останавливайся, — умоляю я, поворачивая голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я… малыш, я так близко. Сильнее, мне нужно… о, да!

Нико вскрикивает, врезаясь в меня, его рука скользит между моих бедер. Кончики его пальцев терзают мой пульсирующий, ноющий клитор, пока я не вижу звезд. Я цепляюсь за стол, сбивая с него большую синюю обезьяну, которую мы только что оборачивали в подарочную бумагу.

— Черт возьми, вот так, малышка, — его голос хриплый, глубокий, переходит в животный крик, когда он наклоняется надо мной, прижимая мое тело вниз. Его зубы впиваются в мое плечо, а пальцы сжимают меня сильнее, не позволяя мне двигаться, пока он продолжает заполнять меня. — Я кончаю вместе с тобой. Внутрь тебя. Ты хочешь всего, правда, милая?

— Да, да, я хочу этого. Внутрь меня, Нико, — мурлычу я, закусив губу, пока вторая волна оргазма накрывает меня, как прилив.

Нико содрогается, кончая, его зубы снова вонзаются в мою кожу. Мне нравится эта смесь удовольствия и боли. Позже я увижу его следы на своей коже и буду вспоминать этот момент, снова жаждя его прикосновений. Я и представить не могла, что стану такой ненасытной в постели, но вот, мы здесь.

Последние несколько дней мы изучаем, что нравится каждому из нас. Я практически не покидаю его дом, за исключением пары визитов в цветочную лавку. Вокруг нас идет жизнь, но мне важно только это. Быть здесь с ним, погруженной в эти жаркие моменты, испытывая такое удовольствие, о котором я и мечтать не могла.

Одно, что я точно люблю, — это быть в его постели. Не только ради любви. Я люблю лежать с ним, чувствуя себя в полной безопасности, как никогда прежде. Мы смеемся и разговариваем, и я даже плакала, когда он рассказывал мне, как его сестра потеряла мужа. Он обнимал меня, пока я рассказывала о потере родителей и разрыве с братом.

Быть с ним — это лучший подарок, который мне когда-либо дарили.

— Хм, мы должны были вести себя прилично, — бормочет он, пока мы приходим в себя после нашей волны эйфории.

Улыбнувшись ему, я легкомысленно пожимаю плечами. Да, мы действительно должны были вести себя хорошо и просто упаковывать подарки для Авы и Эвана. Даже если я утверждаю, что ненавижу Рождество, я обожаю этих маленьких потерянных мальчиков, так что я согласилась помочь. Заворачивать подарки когда-то было моей любимой частью праздника.

Оказывается, я вовсе не ненавижу Рождество, если провожу его с ним.

— Мы справились хотя бы с половиной, — возражаю я, приводя в порядок одежду и убирая тот беспорядок, что мы устроили. — Похоже, проблема в том, что подарков слишком много. Я понимаю, ты тот самый дядя, который балует детей, но…

Замолкаю, замечая искру эмоций в его красивых глазах. Он обожает свою племянницу и племянника, и, если честно, это одна из тех вещей, которые я люблю в нем. Мне также нравится, насколько он близок со своей сестрой. Это заставляет меня еще сильнее скучать по брату, но я пока не готова с этим столкнуться.

Нико притягивает меня к себе, крепко целуя. Мое сердце начинает биться как безумное, и в голове мелькают тысячи картин: еще сто таких же праздников, которые мы проведем вместе. Заворачиваем подарки, занимаемся любовью и делаем тысячи других вещей вместе.

— Я буду баловать и тебя, как только ты мне это позволишь, — шепчет он мне на ухо.

— Никаких подарков. Я же говорила, я не праздную Рождество, помнишь?

На самом деле это уже скорее маленькая ложь. Мы ходили по магазинам, покупая рождественские мелочи, пекли печенье, построили пряничный домик, и я даже повесила пару игрушек на его елку. Я не возражала, когда он повесил носок с моим именем. Если честно, я стала почти что фанаткой Рождества, учитывая, какой я была раньше.

Кажется, теперь у меня нет причин ненавидеть этот праздник так, как раньше. Конечно, я всегда буду грустить по родителям, а теперь еще и по Ориону, но я ловлю себя на том, что с нетерпением жду праздничных фильмов, рождественских песен у дверей и даже его угроз подарить мне что-нибудь.

— Ты празднуешь Рождество со мной, — настаивает он, обнимая меня и раскручивая по комнате. — Ты слышишь эту музыку? Рождественскую музыку, милая. Мы весь день танцуем под нее, и даже… — он опускает голос до шепота, — Занимаемся под нее любовью. — Его губы касаются моей шеи. — Ты светишься, как только начинаешь заворачивать подарки, и будешь в восторге, когда откроешь ту маленькую коробочку вон там.

Хмурясь, я следую за его взглядом к елке, слегка наклоняя голову. Держа меня за руку, он направляет нас ближе к дереву. Там, между пушистыми ветками и золотыми и красными игрушками, спрятана красивая коробочка, обернутая в блестящую бумагу. На ней золотой бант, и, если бы он не указал на нее, я бы никогда не заметила, что это вовсе не елочная игрушка.

— Нико… нет, я же сказала… никаких подарков или…

— Нет, милая, ты празднуешь, — мягко отвечает он, останавливая нас у камина и притягивая меня ближе. — Ты создаешь подарки каждый день в своем цветочном магазине. Красивые вещи, которые приносят радость или утешение людям в нужный момент. Это подарок. Нова, милая, ты сама подарок. У меня никогда не было такого подарка. Ты празднуешь Рождество со мной, и этого достаточно. Мы можем отмечать вдвоем.

— Что ты имеешь в виду? Твоя сестра и дети…

— Они будут праздновать у нее дома. Если мы захотим, мы можем к ним присоединиться. Если не захотим… значит, не захотим.