Но ничто не в силах остановить стремящийся навстречу друг другу генетический материал, даже сифилис. Бесстрашные любовники сливались в романтических узах почти что на краю пропасти.
У курортного романа три исхода. Самый лёгкий из них – это амнезия с самодовольным чувством загара. Второй – в зависимости от семейного положения – либо тоска, либо вина и стыд. Но мне известен случай, когда севастопольский лейтенант без номера телефона нашел в городе Клине свою возлюбленную и сделал ее своей счастливой и уже беременной женой. Но это были далёкие времена СССР, где поступки украшали жизнь. Поэтому оптимистический четвёртый исход – это человеческое счастье. Шанс есть!
Соцопрос без пристрастия дает нам знать, что изменам подвержены 50 процентов мужчин и 30 процентов женщин. Но мужчины любят приврать, а женщины говорят, что один раз не считается. Поэтому каждый второй возвращается в свои изначальные отношения: к своим партнёрам и детям.
А ведь есть еще истории о разведённых девушках, которые выезжают в Турцию стайками весёлых ведьм. Для них перегретые турки всего лишь козлоногие неруси с лингамами, которые обязаны быстро забыть тебя навсегда.
Есть и симметричный пример. Долгое время на рубеже нулевых раз в месяц в город Ялту приходил «корабль женихов» из Стамбула. На набережной из рупоров играли Шуфутинский и Таркан, леди и кавалеры, позабыв о жестоких войнах, наводили чувственные мосты. Впоследствии бежавшие из Стамбула младо-украинки с новорожденными чадами-метисами чуть ли не в кровавых красках описывали дни своего пленения и гордились бегством, как их прапрабабушки.
Чувствую, колонку мою уводит куда-то в непатриотическую тень. Да и доступны ли курортному роману патриотические чувства?
В масштабах внутреннего туризма – да! Только локаций для этого жанра немного. Сколько их – ответит современный музыкальный фольклор. «Ялта-парус» – это раз. «Замечательный мужик меня вывез в Геленджик» – это два! «В городе Сочи тёмные ночи» – три! Ну и все «три в одном» – это, конечно же, «Настоящий полковник».
Информационная эпоха старается максимально исключить физический контакт человека и человека, а курортный роман – это запах, вкус, цвет, тембр и тактильность. Пять минут за барной стойкой дают знать друг о друге больше, чем недели переписки в мессенджере. Горная прогулка информативней, чем харизматичная анкета в дюжине приложений знакомств.
Ужасно представить, что нет курортного романа. Что его в страшном сне отменили вдруг один за одним мэры курортных городов вслед за Собяниным. Со слезами на глазах смотрит на нас целая брошенная армия. Многочисленные наглаженные официанты, брутальные шашлычники, сонливые диджеи, расторопные таксисты, головогрудые массажисты, услужливый персонал отелей, интеллектуалы экскурсоводы, поджарые инструкторы красивейшего спортинвентаря и даже вечно сердитые кассиры туалетов преклонного возраста. Они радетели и благожелатели вашего счастья. Они не дают разбежаться вам по домам и по делам после чашки кофе где-нибудь у метро, предоставляя вас друг другу для неизбежного сближения в замедленных парадизах. Ибо на курорте нет некрасивых, уставших и асексуальных.
Но уклонимся от фатальных настроений. Миграционный инстинкт выталкивал человечество с территорий осёдлости любой ценой (этот инстинкт – отдельный феномен, связанный с микроэпилептической активностью мозга, – об этом отдельно). Эволюция и божий промысел быстро вычислили, что близкородственные браки оставляют нежизнеспособное потомство. Все-таки детская смертность еще сто лет назад составляла 30 процентов (в том числе и на фоне якобы слабой медицины). Великий пинок природы всегда вытолкнет незадачливого парня, изгонит его из деревни, где любовь и голуби, к зажигательным героиням Гурченко. А надо, так он будет бить по рукам и вышибать девайсы, атрофирующие социальные навыки, и толкать навстречу запахам, вкусам, голосам и живой влюбленности.
Но чу! Все же будем бдительны. Биологический процесс спасает популяцию в целом, но может быть беспощаден к отдельно взятым судьбам. В уютном баре массандровского пляжа неточным, но тёплым голосом вам может спеть караоке-серенаду ненастоящий полковник. Голубоглазый, в белых одеждах и с душой аллигатора мутант. Будьте, пожалуйста, внимательны, снимая розовые очки. Влюблённость не любит читать мелкий текст в конце контракта, даже если он может быть подписан, как вам кажется, солнечными лучами на небесах.
Ибо сам себе я не мил
Если ты иностранец, изучающий русский язык, ты с ума сойдёшь, чтобы понимать разночтение слова «милый» и слова «милость». А глагол «смилостивиться» так же трудно произносить, как и проявлять милость.
Давайте сначала поговорим о понимании слова «милый». Конрад Лоренц, основатель биологии поведения, говорил, что степень миловидности измеряется количеством детских черт в портрете человека или животного. Это эволюционно выработанный способ организовать родительское поведение. Ты умиляешься, потому что включается родительский инстинкт.
Милость же – это акт сверху вниз, и наоборот не бывает. Снизу восходит только покорная благодарность. А доброта, стало быть, имеет горизонтальное измерение, она существует на уровне глаз. Есть идея, что доброта – это инстинкт поцелованных Богом. Милость – это присвоение себе некоего метафизического ранга.
Дальше начинаются бытовые разночтения. Вот, например, если барышня с кавалером дала слабину – проявляет ли она акт милости?
Если мужчина отвалил нехилый подарок, а ему за это ничего, – смилостивился ли он?
А может, милость – это когда ты незнакомых собутыльников за барной стойкой угощаешь?
«Всем вина за мой счёт!» – кричал грек Юра, герой купринских «Листригонов», заходя в кабак после удачного улова в Балаклаве.
«Будь ты проклят!» – кричали перекошенные рты сдавленными в толпе голосами на Ходынском поле. По высокой милости и на свою погибель они ломились за гостинцами на коронации Николая Второго. Ломились, стало быть, за милостью.
Как гордо, как высоко и всепрощающе Остап Бендер мечет серебряное блюдо, браслеты и прочую антикварку румынским пограничникам в финале «Золотого телёнка»! Бендер убивает сразу нескольких зайцев: и румынских пограничников облагодетельствует антикварными «бронзулетками», и штраф за измену Родине оплачивает. И возвращается в одном сапоге.
«Да вот только узнает ли Родина-мать одного из пропавших своих сыновей…»
Смилуйся, Господи, надо мною. Избавь меня от страха. От смерти мамы и папы. Умудри детей моих, чтобы не были глупыми, чтобы не съедали мой мозг и мои деньги. Помилуй меня от онкологии, авиакатастрофы, преждевременной деменции – остального как-то не боюсь. Не наказуй избыточным, не испытай невозможным, не дай быть посмешищем и дай собутыльникам моим хорошего здравия, с годами я люблю их больше и больше. Ниспошли мне милость свою. Ибо сам себе я и не мил, и не дорог, и не люб. Потому, имея средства, сам себе толком купить ничего не могу, а что купил давно – выбросить душевных сил не имею. Скряга я и чмо. И в милости твоей свечусь, как лицедей на сцене под софитом. Свет ловлю, лицо подставляю свое бесстыжее, чтобы во тьму не уйти за кулисы вечности.
Великий свет под золотым куполом. Высокая милость в леденящей вселенной – хоть что-то супротив тьмы. Тьмы, пугающей по-сартровски, – той самой тьмы, из которой мы приходим в мир и через время отправляемся в неё опять навсегда.