– Выяснить откуда она и кто? – предположил священник.

– Хотя бы имя, – грустно попросил Хельги.

Отец Хрёдерик кивнул, подошёл к девушке. Они уселись на одну из боковых лавочек и заговорили. Язык на слух казался довольно интересным, однако Хельги всё равно ничего не понимал и вышел на улицу. Там уселся на ступени и стал безмолвно ждать.

Когда священник вышел, Хельги затрясло. Волнение накрыло его, ведь Хрёдерик мог развернуть перед ним целый новый мир.

– Она не помнит, – сразу сказал Хрёдерик, расстроив его.

– Совсем ничего? – в глазах Хельги ещё теплилась надежда.

– Только имя Милвей, – священник уселся рядом. – Но кому оно принадлежит, я так и не выяснил.

– Милвей? Имя не здешнее, – задумчиво произнёс Хельги.

– Да. Ходило в почете много лет назад в землях вольных городов, но не сейчас. Сожалею о плохих новостях, – он положил руку на плечо сыну Хведрунга. – Имя может иметь отношение к совершенно любому человеку. Хозяину, другу, отцу…

– Или тому, кто её покалечил, – предположил Хельги.

Они какое-то время молчали, пока священник не дёрнулся, как будто к нему пришла идея или вспомнилось нечто важное.

– Не хотели бы вы меня сопроводить на тинг8? – спросил Хрёдерик.

– С удовольствием, – удивился Хельги.

– Собрание через месяц, а пока я могу поучить вашу спутницу языку, – предложил священник. – Если она захочет остаться.

– Прекрасная идея! – Хельги аж засиял. – Пожалуй, так и стоит сделать.

– Тогда вам стоит попрощаться, – порекомендовал Хрёдерик.

– А смысл? – он поднялся. – Она всё равно ничего не поймёт.

– Как угодно, – кивнул священник и тоже поднялся. – Доброго пути, сын мой.

– Да хранит вас Сион, святой отец!

Хрёдерик сделал несколько жестов перед Хельги, и они расстались. Сын Хведрунга уже около фола ковылял домой, как услышал шаги за спиной. Дочь Сидвид, запыхавшись, остановилась и тяжело дышала. По её яростному лицу все сразу стало ясно. Их план с обучением у священника провалился. Правда, святой отец все же не отпустил её с пустыми руками. Она бросала гневные взгляды, сжимая потёртую книгу.

Время тинга приближалось. За постоянными заботами Хельги даже позабыл о просьбе священника. У него скопилась уйма дел, а вдобавок девица начала разговаривать. Пока робко и коряво, но прогресс был на лицо. Книга Хрёдерика, которую она читала сутки напролёт, дала результат, и вскоре с ней уже можно было вести диалог. Единственный замеченный Хельги недостаток в её речи был небольшой словарный запас.

Теперь дочь Сидвид совершенно не боялась выходить из дому и даже наоборот всюду следовала за Хельги. Помогала в поле, приносила еду и сторонилась детей. Они всё равно её пугали.

– Хельги и Хельга! Хельги и Хельга, – кричала детвора всякий раз, когда заставала их рядом.

Она поначалу впадала в неловкое замешательство. Для неё эти два имени не отличались, но сын Хведрунга всё растолковал:

– Это женский вариант моего имени.

– Мне не нравится, – произнесла она. – Пусть они перестанут!

– Не обращай внимания, дети тебя просто дразнят, – сказал Хельги. – Пытаются растормошить. Сделай лицо попроще и люди к тебе потянутся. Улыбнись…

Они работали всё утро, а затем отдыхали под огромным дубом. Дерево росло на возвышении, в полном одиночестве, и отсюда открывался прекрасный вид. Хельги прятал в тень корзинку для обеда и сейчас, проголодавшись, принялся есть. Дочь Сидвид наоборот, даже после самых тяжёлых дней питалась словно воробушек, а порой и вовсе забывала. Эта немыслимая черта настораживала сына Хведрунга. Особенно на контрасте с её первой кашей.

– Будешь есть? – спросил Хельги, развязывая кулёк.

– Нет! – наотрез отказалась она. – Что значит слово «улыбаться»?

– Возьми яичко, расскажу, – выдвинул требование сын Хведрунга и пододвинул к ней корзинку.

Дочь Сидвид нахмурила переносицу. Она так делала постоянно, когда думала, что её пытаются обмануть или запутать.

Хельги улыбнулся. Она смягчилась, взяла яйцо и надкусила.

– Видишь! Я улыбнулся, и ты сразу подобрела, – произнёс он. – Вот только дети, которых ты избегаешь, улыбаются и смеются постоянно, и почему-то это тебя пугает.

Дочь Сидвид задумалась, и начала сама пальцами раздвигать губы в стороны, как будто это противоречило её природе.

– Вот так?

Выглядело все ужасно смешно и, какое-то время Хельги сдерживался, но потом не выдержал и закатился диким смехом. Дочь Сидвид же вскинула руки в ярости, бросила в него корзинку и пошла прочь.

– Постой… – кричал ей Хельги в след и все равно продолжал смеяться.

***

Дни сменялись днями. Вскоре дочь Сидвид попросила придумать ей какое-нибудь занятие. Работать в поле ей не нравилось. Приходилось рано вставать и возиться в земле. Хельги стал знакомить её со всем подряд. От готовки и стирки, до колки дров и кормёжки скота. А ещё она не хотела общаться с другими деревенскими. Избегала их, даже не пыталась познакомиться.

– У меня заканчиваются идеи, – честно признался Хельги.

Они пришли в хлев, и сын Хведрунга стал показывать ей дойку коровы. Сел рядом на низкую табуретку, смазал руки жиром и стал ритмичными движениями цедить молоко в ведро. Через какое-то время предложил дочери Сидвид повторить. Она брезгливо перепрыгнула через коровьи лепёхи и, морщась от запахов, приступила.

У неё даже начало получаться. Что-что, а ловкости рук ей было не занимать. Она почти улыбнулась, радуясь успехам, но увы. Тут она слишком сильно потянула за вымя, корова дернулась и ударила копытом по ведру. Молоко окатило преуспевающую мастерицу.

Она вскочила, закричала грозно и жалобно, словно раненый зверь, затем перевела взгляд на Хельги, который лыбился без зазрения совести. Пустое ведро полетело в него сразу, но сын Хведрунга увернулся и лицезрел её снова убегающей. Дочь Сидвид, пребывая в ярости, поскользнулась и испачкалась.

Хельги переборол приступ хохота, сосредоточился и пошёл догонять. Она, заплаканная сидела возле корыта и пыталась смыть навоз с одежды, но это у неё плохо получалось.

– Еретик! – бросила она через плечо.

– Ты знаешь значение этого слова? – Хельги покоробило.

– Да! Это самое плохое слово в той книге, – бросила дочь Сидвид, а затем залилась гневной тирадой на штирском.

На родном языке она тараторила с большей ясностью и яростью.

– Отец Хрёдерик дал тебе слишком заумное чтиво, – произнес Хельги. – Но ведь у тебя получалось…

– Ага, а как только всё пошло прахом, ты снова стал… – сквозь зубы процедила она. – Улыбался…

Последнее слово прозвучало с болью в голосе и отвращением. Дочь Сидвид же стянула с себя платье, оставшись в сорочке, и начала драить его в корыте.

– Сама просила занятие. Или я не прав? – он тоже стал чуть грубее и циничнее. – Забыла? Сдаешься?

– Иди к Регнарену! – бросила она.

– Тогда иди и ищи сама, – произнёс Хельги.

– Что? – дочь Сидвид даже перестала чистить одежду.

– То тебе не нравится, другое не подходит, третье смердит. Может кто-то ещё из деревенских подскажет.

– Нет, – она замотала головой.

– Поброди меж домов, может чего и приглянется, – устало произнёс Хельги и ушёл в дом.

После этого дня чувства Хельги поугасли, уж очень много сил отнимали капризы девицы. Они даже какое-то время не разговаривали, просто занимались каждый своим делом.

***

Отец Хрёдерик прибыл рано утром, ещё до рассвета. Хельги уже не спал, собирал вещи в дорогу и совершенно не заботился о тишине. Сонная девица заглянула в комнату.

– Хочешь на тинг? – спросил он.

Она задумалась, вернулась к себе и достала из-под подушки книгу священника. Листала, листала, пока наконец не оказалась на нужной странице. Хельги пошёл следом, увидел её погруженной в чтение.