До квартиры Милы всего короткий спуск, и мои быстрые шаги съедают расстояние в мгновение ока. Не успеваю я опомниться, как открываю окно в ее гостиной. Вся эта история со взломом была бы намного проще, если бы она была в своем старом семейном доме. Я мог бы спустится по дымоходу, как обычно делаю, но я понимаю. Не так уж много домов теперь оборудованы каминами, а если и есть, то электрическими. Нам, Санта-Клаусам, пришлось эволюционировать и находить новые и захватывающие способы стать криминальными авторитетами. Мой личный любимый вход — через собачью дверь. Хотя не спрашивайте меня, как мне это удается. Это некрасиво, особенно когда собачья дверца принадлежит разъяренному датскому догу по кличке Дизель. Я чуть не потерял из-за него свое мужское достоинство.

Мои ботинки касаются пола в квартире Милы, и как только я закрываю окно за собой, её знакомый запах наполняет воздух. Я не могу не вдыхать его, успокаивая одержимого демона внутри меня, но это не продлится долго, теперь, когда я знаю, что меня здесь ожидает.

Я раньше не был в ее новой квартире, поэтому пользуюсь моментом, чтобы осмотреться, знакомясь с ее пространством. Она маленькая, намного меньше всего, что я когда-либо представлял для нее. Я всегда представлял ее в большом доме, где есть место для домашнего питомца или большая кухня, где можно устраивать беспорядок каждый вечер. Но здесь? Я не знаю. Не может быть, чтобы она была здесь счастлива.

В детстве она жила в нескольких разных домах. Ее мама постоянно заставляла ее переезжать с места на место в подростковом возрасте. Она всегда жила в скромных домах с маленькими двориками, но когда переехала к своему отцу, я увидел, как сильно ей там понравилось, по домашнему печенью на кухонном столе и беспорядку, который всегда оставался после него. Сахар и мука были разбросаны от одного конца кухни до другого, и, судя по тому, как мука была рассыпана по стенам, я могу только предположить, что их приключения с выпечкой в какой-то момент превращались в драку за еду. Так было каждый год, вплоть до прошлого Рождества.

Полагаю, теперь у Милы все по-другому. Это будет ее первое Рождество без родителей. Хотя, насколько я знаю, у нее был парень-придурок, но подозреваю, что из-за ее отчаянной потребности в том, чтобы ее оттрахали сегодня вечером, этого парня больше нет на радаре. Или этот ублюдок понятия не имеет, как доставить удовольствие моей девушке.

От этой мысли по моему лицу расползается злая ухмылка. Но, если быть до конца честным, даже если бы Мила прямо сейчас была в своей спальне с любовью всей ее жизни, уютно устроившейся рядом, это не помешало бы мне трахать ее до тех пор, пока она не закричит. Ее парню просто пришлось бы наблюдать, как я трахаю его женщину до полусмерти. Возможно, он узнал бы кое-что в процессе. Из-за этого Рождество между ними получилось бы неловким. Впрочем, это не моя проблема. Сегодня вечером я здесь, чтобы исполнить любое ее желание, а не его.

Заметив рюмку и бутылку виски на кухонном столе, я делаю четыре маленьких шага от окна гостиной и беру рюмку в свою большую руку. Через несколько секунд выпиваю, и, не колеблясь, наливаю себе еще порцию, наслаждаясь сладким жжением, когда напиток проходит по моему горлу.

Это была чертовски тяжелая ночь, и если бы мне пришлось увидеть еще один стакан испорченного молока, которое простояло всю ночь, меня бы наверняка вырвало. Есть предел, сколько молока человек может вынести. Мой старик пил его без проблем — у него желудок как из железа. А я выливаю всё это дерьмо в раковину. Никто не способен выпить два миллиарда стаканов молока за одну ночь. Зато для печенья у меня всегда найдётся время.

Квартира выглядит так, будто Рождество взорвалось прямо в ней, и хотя мне всегда были безразличны украшения, я ценю усилия, которые она приложила. Мой взгляд продолжает скользить по квартире Милы, замечая игрушки на ёлке и маленькие фигурки, разбросанные на её небольшом кофейном столике, пока наконец не останавливается на приоткрытой двери её спальни.

Волна возбуждения проходит через меня, зная, что она прямо в этой комнате. Прямо там, ждет меня. От одной этой мысли у меня встает.

Забыв обо всем остальном, я направляюсь к ней, быстро поднимаясь по ступенькам через ее гостиную, пока, наконец, не добираюсь до ее спальни. Я зависаю у ее двери, мои большие плечи почти задевают обе рамы, когда я захожу к ней, распростертой поперек кровати, а мягкий лунный свет проникает через окно и освещает ее миниатюрную фигурку.

От нее, блядь, захватывает дух.

Ее тело идеально упаковано в подарочную упаковку специально для меня, ее мягкие изгибы украшены бордовым комплектом нижнего белья. Она крепко спит, засунув одну руку под подушку, ее волосы разметались по макушке, и, несмотря на холодную ночь, она лежит поверх одеяла. На ее ногах пара туфель на каблуках, и хотя я знаю, что это неудобно, мне все равно это нравится.

Она сделала это только для меня.

Мой член дергается в штанах, и из груди вырывается стон, отчаяние быстро превращает мой твердеющий член в стальной стержень. Мне не терпится прикоснуться к ней, но я намерен не торопиться.

Продвигаясь вглубь ее спальни, я расстегиваю черный пояс у себя на талии, позволяя ему упасть на ковер, и жду, не разбудит ли ее шум, но после двадцати лет посещений во сне ни для кого не секрет, что эта женщина спит как мертвец.

Мои ботинки бесшумно стучат по полу, когда я обхожу ее кровать, медленно стаскиваю свой большой красный жакет и бросаю его в сторону кресла в углу ее комнаты. Я остаюсь с подтяжками на плечах, чтобы поддерживать брюки, которые едва сдерживают мою эрекцию, но у меня такое чувство, что она хотела бы, чтобы я их не снимал — по крайней мере, сейчас.

Стоя у ее кровати, я вижу ее рождественский браслет с амулетами на прикроватном столике, наполненный маленькими сувенирами, которые я дарил ей на каждый свой визит, и один только вид этого наполняет меня странным теплом, которого я никогда не испытывал ни с кем, кроме нее. Каждый год одно и то же, и я чертовски зависим от этого.

Мила ворочается во сне, ложась прямо на живот и высоко поднимая колено, непреднамеренно раздвигая свои кремовые бедра, и желание во мне стремительно возрастает.

Черт, она просто сногсшибательна.

Мой член дергается, моля об облегчении, и я не могу больше ждать ни секунды.

Потянувшись к передней части брюк, я расстегиваю пуговицы и просовываю руку внутрь. Я беру свой напрягшийся член, крепко сжимаю, прежде чем, наконец, высвобождаю его и стискиваю зубы, когда удовольствие сотрясает меня.

Я подхожу к кровати Милы, и когда мой кулак начинает двигаться вверх и вниз по моему толстому члену, большой палец блуждает по кончику и заставляет мои бедра подрагивать от яростного желания, я наклоняюсь к ее кровати, мой взгляд прикован к упругим округлостям ее задницы в бордовых стрингах с малейшим намеком на ее киску, выглядывающую между раздвинутыми бедрами.

Я так долго ждал, чтобы почувствовать ее кожу под своей, и когда мои пальцы касаются ее лодыжки, дрожь пробегает прямо по моей спине. Я всего на мгновение закрываю глаза, чувствуя, как голод разрывает мое тело, а когда снова открываю их, наблюдаю, как мои пальцы скользят по ее ноге острым, как лазер, взглядом.

Тихий стон срывается с ее губ, и мой взгляд падает на ее прекрасное лицо, когда она начинает шевелиться, но этого недостаточно, чтобы полностью разбудить ее. Мои пальцы продолжают путешествовать вверх, двигаясь от ее колена к внешней стороне бедра, вызывая у нее еще один стон, на этот раз наполненный еще большим жаром.

Веки Милы начинают трепетать, и мое сердце учащенно колотится в груди, мне нужно, чтобы ее глаза снова встретились с моими, как это было много лет назад.

Именно так, детка. Открой для меня глаза.

Мои пальцы поднимаются выше по ее бедру. Когда я больше не могу этого выносить, я просовываю руку ей между ног, обхватывая ее сладкую киску. Я чувствую ее тепло и низко стону, крепче сжимая свой член и заставляя себя не кончать.