Я не знаю, черт возьми, как это случилось, но каким-то образом мама и Мила стали лучшими подругами. Они проводят почти каждый день вместе, рассказывая друг другу смешные истории обо мне. Единственная проблема в том, что Мила любит рассказывать историю каждый раз, когда ее рассказывает и мама, а учитывая, что у Милы их не так много, она рассказала маме все неприличные подробности. Не поймите меня неправильно, я так рад, что Мила была насажена на ярко-красный дилдо, который я смастерил для нее вручную, но делиться с мамой тем, что мы сделали с ним за ужином в честь дня рождения папы, было не лучшим моментом для меня.

Мы действительно миновали половину года, и хотя Мила определенно смягчила свое молчаливое обращение, мы все еще не пришли к тому, где должны быть, но нет никаких сомнений в том, насколько она сейчас счастлива. Она приходит и посещает мастерскую почти каждый день, и хотя она не сказала этого прямо, я думаю, что она нашла там цель.

Она улыбается каждый день, и мне это чертовски нравится. Она даже иногда улыбается мне, и когда она это делает, это всегда сводит меня с ума. Я всегда замечаю, как она проверяет меня, проходит ли она случайно мимо моего кабинета, ведет себя так, как будто не заглядывает посмотреть, что я делаю, или просто находится рядом со мной по дому.

Я нужен ей, и хотя она не хочет этого признавать, я знаю, что она это знает.

Мила Морган все еще любит меня. Я просто хочу, чтобы она смогла преодолеть этот гнев, который так глубоко укоренился в ее душе, и хотя меня убьет мысль о том, что она когда-нибудь уедет отсюда, если это то, чего она все еще желает к тому времени, когда наступит Рождество, я отправлю ее домой.

Мы заканчиваем ужин с моими родителями, что мы сейчас часто делаем. Раньше я так не делал. Каждую голубую луну я отправлялся к ним домой, и обычно это было как-то связано с тем, что меня не заставляли готовить, но с тех пор, как приехала Мила, все изменилось. Мой отец больше не смотрит на меня так, словно боится, что я облажаюсь, и когда мама смотрит на меня, это всегда с гордой улыбкой.

Однако сегодня наша очередь устраивать ужин, и, как обычно, Мила стояла рядом со мной на кухне и помогала мне готовить еду для моих родителей. И под помощью я подразумеваю, что она с готовностью выслушала инструкции, облажалась с ними и нуждалась во мне, чтобы все исправить. Она настоящая катастрофа на кухне, и я говорю это не просто для того, чтобы быть придурком. Я, блядь, серьезно. Ее нельзя оставлять наедине с ложкой, но мне нравится, что она все равно пытается. И мне нравится, что каждый раз, когда она это делает, она всегда оглядывается через плечо, проверяя, все ли еще приковано к ней мое безраздельное внимание.

Ответ всегда «да».

Я наблюдаю за ней, но она наблюдает за мной в ответ, мы оба стараемся вести себя сдержанно, но когда дело доходит до Милы Морган, в ней нет ни черта сдержанного. Мы стали созвучны движениям друг друга до такой степени, что нам больше не нужно натянутое общение. Я могу просто посмотреть в ее сторону, и она знает, о чем я думаю. То же самое утром, она знает, что после того, как я что-нибудь поем и выпью кофе, остается примерно три минуты до того, как я выйду за дверь, и она всегда старается опередить меня запрыгнув на снегоход, чтобы самой сесть за руль.

В этом нет сомнений. Ей здесь нравится. Она обрела покой, и все же я ненавижу то, что, несмотря на то, насколько мы близки, мы все еще так далеко. Мне нужно обнять ее, нужно почувствовать ее губы на своих, нужно услышать, как она шепчет, что любит меня, но больше всего мне нужно попробовать ее на вкус.

Покончив с ужином, я начинаю убирать со стола, и как только Мила собирается встать, мой отец накрывает ее руку своей, удерживая на месте.

— Как ты, дорогая? — спрашивает он, заглядывая ей в глаза в поисках правды, навык, в котором он всегда был так хорош.

Она улыбается, и я занимаюсь своими делами, убираю со стола, делая все возможное, чтобы подслушать их разговор.

— Я счастлива, — говорит она ему. — По-настоящему счастлива.

— Но чего-то не хватает, — говорит он. — Я чувствую это в тебе. Твое сердце все еще болит.

Мила оглядывается на меня, ее взгляд встречается с моим, и я даже не утруждаю себя притворяться, что не слушаю.

— Так и есть, — соглашается она, ее слова разрывают меня на части, когда она отводит наш пристальный взгляд и поворачивается обратно к моему отцу. — Не поймите меня неправильно, я люблю вашего сына, и я хотела бы каким-то образом просто оставить все позади, но не могу избавиться от чувства, что меня втянули в это обманом. Да, я просила об этом, но у меня не было всей информации. У меня не было шанса попрощаться с жизнью, которую я построила для себя, и, несмотря на то, насколько я счастлива здесь, с Ником, я все еще скучаю по той жизни, которая у меня была. Я выросла в Нью-Йорке. Это место, где похоронены мои родители, где я стала той женщиной, которой я есть. Я чувствую, что оплакиваю часть себя.

Я низко втягиваю голову в плечи, не осознавая, насколько глубоко она это переживает. Это намного больше, чем я себе представлял. Я никогда не задумывался о ее привязанности к этому месту. Я просто предположил, что она была готова уйти, потому что ненавидела свою работу и была одинока. Она была сломанной версией самой себя, и хотя эта ее часть исправлена, я боюсь, что все, что я сделал, — это сломал другую часть, которую я не имел права ломать.

— Я понимаю, — говорит ей мой отец. — Жизнь… непостоянна. Она преподносит нам сюрпризы, к которым иногда мы не совсем готовы. Я думаю, если ты действительно дашь этому месту шанс, по-настоящему откроешь свое сердце Нику, ты поймешь, что это именно то место, которому ты принадлежишь. Ты найдешь здесь свое счастье, как я нашел его с матерью Ника. Что касается тоски по родителям и дому, боюсь, это никогда не изменится, где бы ты ни была в мире, но я могу гарантировать, что со временем тебе станет легче, и однажды ты сможешь с нежностью оглядываться на эти воспоминания.

— Я очень на это надеюсь, — шепчет Мила.

С этими словами мой отец встает из-за стола, подходит к креслу Милы и кладет руку ей на плечо.

— Попробуй найти в себе силы простить Ника. Вы оба заслуживаете всего самого лучшего друг с другом, и, между нами говоря, Ник стал лучше с тех пор, как ты здесь. Его сердце стало светлее, и я не хочу видеть, что с ним произойдёт, если ты решишь вернуться в Нью-Йорк.

Кто бы мог подумать, что мой отец окажется таким хорошим союзником?

Мои родители уходят, и когда Мила заходит на кухню, намереваясь помочь мне убрать, все, что я могу сделать, это подойти к ней и заключить в объятия, наблюдая, как она погружается в их. Ее руки обвиваются вокруг меня, и когда она кладет голову мне на грудь, на нас опускается тишина.

Она долгое время не подпускала меня так близко, и теперь, когда я наконец понимаю, что происходит у нее внутри, что это гораздо больше, чем просто злость из-за того, что я вырубил ее и привез сюда, мне нужно стараться сильнее.

— Прости, Мила, — бормочу я, касаясь губами ее волос. — Я не думал, что это так глубоко. Если бы я знал…

— Не делай этого, — шепчет она. — Не жалей, что привел меня сюда. Я хочу быть здесь. Я хочу быть с тобой в этом месте. Теперь это мой дом. Просто сначала мне нужно кое с чем разобраться. Но твой папа прав. Мне нужно разобраться со своим дерьмом, и чем скорее я смогу это сделать, тем лучше.

Октябрь

Мой член живет своей жизнью. Последние несколько месяцев были гребаной пыткой, и что еще хуже, Мила точно знает, что делает со мной. Очевидно, она заключила с собой какую-то сделку, которую не нарушит в течение этих двенадцати месяцев, и она полна решимости придерживаться ее. Даже если эта сделка была заключена в гневе.

Она больше не злится, но это не значит, что она собирается раздвинуть ноги и позволить мне поступать с ней, как я хочу. Она хочет заставить меня страдать вплоть до Рождества, когда примет окончательное решение остаться или уехать.