Чудесная тропка лешего удобно легла под ноги и побежала к месту дислокации партизанского отряда. Однако, буквально через пару минут на моем пути словно из-под земли (а фигли, может, так оно и есть) выросла сухонькая небольшая фигурка лесного владыки, моего друга и боевого товарища — как никак, а вместе фрицев бить довелось.

— Здравствуй, друг мой Чума! — степенно поприветствовал меня леший. — И товарищу твоему — злыдню, тоже долгого века!

Ну, ничего не укроется от взгляда лесного владыки в его «доме». Заметил он и незримое присутствие Лихорука, пребывающего в своём привычном бестелесном виде.

— И тебе не хворать, дедко Большак! — радушно откликнулся я.

Да, я действительно был рад встрече с лешим. За столь недолгое время мы сумели отлично подружиться с лесным духом. Да и как иначе? После всего совместно пережитого, после всех тягот и спасения друг друга от неминуемой смерти, невозможно оставаться равнодушным. И я был счастлив, что именно такой леший повстречался на моём пути.

— Лих-хорук тош-ше рад теп-пя ф-фидеть, ф-фладыка лес-са! — прошепелявил злыдень, став видимым на мгновение.

— Уходите, значит, друзья мои? — констатировал очевидный факт леший, потому как в своём лесу у него везде глаза и уши.

А я вот защитой от подобного вмешательства нечисти в собственную личную жизнь не озаботился. Вернее, не посчитал нужным скрывать от лесного хозяина. А с моим уходом, так и вовсе такая защита больше вреда принесёт, чем пользы. Пусть он за моими девчонками лучше приглядывает. Мало ли, когда его помощь понадобится? Об этом я не постеснялся тут же попросить лешего.

— О чём разговор, друг мой Чума! — радушно отозвался на мою просьбу лесной дух. — Конечно присмотрю за твоими домашними. И, если нужда в чём у них будет — обязательно помогу. Ведь вы все для меня как родные стали, — неожиданно признался он. — Никогда не думал, что смогу так к людям привязаться.

— Благодарствую от всей души, дедко Большак! Со спокойным сердцем тогда в дорогу отправлюсь.

— Пусть и дальше улыбается тебе Доля[1], а Недоля[2] стороною обходит, друг мой Чума! — пожелал мне удачи леший. — Но и сам не плошай! — усмехнулся он в бороду, подразумевая, что и на судьбу не стоит слишком уж надеяться.

— Не оплошаю, дедко Большак! — Улыбнувшись, поклонился я в пояс лешему. — Еще раз благодарствую и до новой встречи…

— Погоди еще прощеваться! — произнес лесной хозяин. — Я ведь еще тебя обещанными подарками не одарил.

— Подарки? — Я хитро прищурил один глаз. — Подарки я люблю!

— Слово для лесной живности я тебе обещал шепнуть, — напомнил мне леший. — Чтобы ты каждую тварь понимать мог, и она тебя тоже. Зверьё-то и в заморских лесах слово моё поймет и просьбу, али приказ выполнит… Но, это только если в тамошних лесах своего хозяина не имеется, — предупредил он меня. — А если есть — берегись, осерчать может. Ну, я бы точно осерчал, — добавил он, спроецировав ситуацию на собственную персону, — если б кто в моём лесу своим словом поперёк моего распоряжаться стал.

— Премного благодарен, дедко Большак! — выслушав ряд наставления и получив слово, вновь сердечно поблагодарил я лешего. — Никогда твоей доброты не забуду!

— Ты возвращайся, друг мой Чума, — произнес леший, радушно улыбаясь в бороду, — зело я к тебе привязался. Приходи, живи спокойно, душой отдыхай, деток расти… Если, конечно, до той поры первый всадник в тебе не пробудится…

— А если пробудится? — Решил я уточнить про возможные последствия «внезапного пробуждения».

— Знамо дело — тогда всё человеческое отринешь, — по-простому, на пальцах, пояснил лешак. — Другие охваты, другие широты… Про каждого мелкого вспоминать недосуг… Даже про такого, как я…

— Постараюсь не забыть про тебя, дедко Большак, — улыбнулся я старичку-боровичку.

— Ну, дык… Давай тады обнимемся, друг мой Чума, и на дорожку посидим, — предложил леший, распахивая дружеские объятия.

Ну, у меня сегодня прямо настоящий день обнимашек какой-то получился. А если еще и партизаны обниматься полезут? Хотя, обнимашки — это норм, ничего против них не имею. Главное, чтобы с «горячими братскими поцелуями», как у Лёни Брежнева и Хонеккера[3] никто не лез. Вот таких «нежностей» я точно не перенесу!

В общем, обнявшись и похлопав друг друга по спине, мы уселись с лешим на поваленную ветром березу, и молча посидели «на дорожку». Слабый тёплый ветерок обдувал моё лицо, задорно щебетали птахи, под ногами то и дело шныряла всякая мелкая живность «из свиты» лесного владыки.

Я сидел и просто наслаждался лесными звуками. Мне было на удивление хорошо и спокойно сидеть просто так, чувствуя рядом присутствие настоящего и верного друга. В лесном владыке я был уверен на все сто. Даже среди людей таких надежных друзей найти очень и очень сложно.

Я чуть было вновь «дзен» не поймал, настолько умиротворяющим был текущий момент. Так сидел бы и сидел до самого окончания времен, когда Всеотец-создательнизринет сей несовершенный мир в горнило первозданного пламени… О! На какой высокий штиль меня потянуло… Пойду я, пожалуй — дела делать, да мировые проблемы разруливать, пока во мне первый всадник не проснулся.

— Ну, бывай, дедко Большак! — Я протянул старичку ладонь, которую тот крепко пожал.

— Возвращайся, друг мой Чума! — ответил леший. — И приятеля своего — злыдня, за морем не забудь, как вертаться буш! Привязался я к вам… — произнес леший и в один момент сгинул, провалившись сквозь землю.

Надо будет и мне такому фокусу научиться. Но уже в следующий раз. Я вновь встал на чудесную тропинку и, попросил Лихорука, чтобы он держался подальше от партизан. Мне в их лагере свары совсем не нужны, а у злыдня «натура» такая — он без этого не может. А охранных амулетов на всех не напасёшься. Так что пусть лучше где-нибудь поблизости от лагеря побудет — мне так спокойнее.

И, насвистывая весёлую песню, я пошагал дальше по чудесной дорожке. Хотя, долго идти мне в этот раз не пришлось — тропинка развеялась в аккурат перед «секретом» партизан, где несколько дней назад меня встретил дед Маркей со своей незабвенной берданкой.

— Ишь, рассвистелся, свистун! — донесся из кустов знакомый ворчливый голос. — Совсем страх потерял, паря? А если шмальну?

— Дед, а ты вообще когда-нибудь спишь? — узнав веселый говорок, подковырнул я старика. — Ночью приду — дед Маркей в засаде, днем — опять он…

— Вот доживёшь до моих лет, узнаешь, почём фунт старческой бессонницы… — Кусты раздвинулись, и первой из засады появилась снайперская винтовка деда Маркея, с которой он был неразлучен. А после появился и он сам. Даже узнав меня, старик оставался настороже, внимательно сканируя взглядом окрестности. — А ты откеля выскочил, Холера такая? — поинтересовался он, сунув мне свою жесткую ладонь. — Если бы не свистел, как дятел, я б тебя и не срисовал…

— Дятлы же не свистят, дед! — усмехнулся я, ожидая весьма каверзного ответа от острого на язык деда.

— Ну, это смотря какие дятлы, — старик смерил меня ехидным взглядом выцветших от старости глаз. — Такие, как ты — еще как свистят. Ничего не пойму… — Старик обошел вокруг меня, почесал затылок под картузом, сдвинув его на нос.

Затем он прошел еще чуть-чуть, до того места, где мои следы обрывались. Именно там закончилась волшебная тропинка лешего, и я выскочил в «обычный» лес. Ведь передвигаясь по «пространственному коридору», созданному магией лесного владыки, я совсем не оставлял следов на земле.

— Чего не так-то тебе, дед? — включив дурака, поинтересовался я. — Шёл себе шёл, никого не трогал…

— Ага, шёл он! — Старик присел над первым моим следом, четко отпечатавшимся на жирной лесной почве. — А я так мыслю, что ты, паря, не иначе, как по небу летел! Ну-ка, поворотися спиной, — шутливо попросил он.

— Это еще зачем, дед Маркей? — так же шутливо ответил я. — Чего ты там увидеть хочешь?

— Как чего? — ехидно прищурился старикан. — А вдруг ты ангел господень, к нам грешным спустившийся с небес? И у тебя там крылья присобачены? А?