— Бажен Вячеславович? — свистящим шепотом произнес он. — Вы? Вы живы?

— Ваня! Ванюшка! — Профессор соскочил со своей кровати и кинулся к очнувшемуся ученику, смахивая с глаз слёзы радости. — Как я рад, что это именно ты, а не какой-то там немец Кюхмайстер!

— Постойте, Бажен Вячеславович… — Чумаков немного отвернул одеяло и уставился на перевязанную бинтами грудь. — Я думал, что моё ранение смертельно… Похоже, ошибался… А где мы, товарищ Трефилов? — Он, наконец, поднял глаза на учителя. — И где вы были все эти годы?

— Точно не зна… — Трефилов начал отвечать на первый вопрос, но замер с открытым ртом, когда до него дошел смысл второго вопроса. — Какие годы, Ваня? Я очнулся после нападения на машину товарища Фролова три недели назад…

— Три недели? — Глаза Ивана натурально вылезли из орбит. — Да с того рокового момента прошло целых шесть лет, Бажен Вячеславович! А вы говорите три недели…

— Шесть лет? — Смысл произнесённых его учеником слов тоже никак не хотел укладываться в сознание учёного. — Как… шесть лет? — потеряно произнёс он. — Этого не может быть… Я не мог так долго быть в коме… И они мне совсем ничего не сказали…

— Может, товарищ профессор! — убедительно произнес Чумаков. — На дворе сорок второй год! Мы воюем…

— Кто мы? — уточнил Трефилов. — Неужели в Испании[1] до сих пор ничего так и не решилось?

— Какая Испания, Бажен Вячеславович? — С жалостью посмотрел на профессора Чумаков. — В июне прошлого года Гитлер напал на СССР! А до этого была Польша, Дания, Норвегия, Франция…

— И Франция? — ахнул профессор.

— Франция оккупирована войсками вермахта, — подтвердил Чумаков. — Как и часть нашей Родины, товарищ профессор! — жестко припечатал он. — Немцев нам удалось остановить под самыми стенами Москвы невероятными усилиями! Их отделяли от нашей столицы какие-то жалкие десятки километров! Но мы выстояли, Бажен Вячеславович! Выстояли всем народом и отогнали немца от столицы!

— Ох, ты ж! — Схватился за голову учёный. — Сколько же я всего пропустил?

— Много, Бажен Вячеславович! Очень много! — подтвердил Чумаков. — Так вы до сих пор точно не знаете, где мы?

— Думаю, что в Берлине, — ответил профессор. — В одном из научно-исследовательских институтов «Аненербе». Слышал что-нибудь об этой организации, Ваня?

— Еще бы! — Недобро усмехнулся Чумаков. — «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков» — нацистский рассадник убийц, садистов и психопатов-сумасшедших, выдающих себя за настоящих учёных…

— Ну, весьма точное определение, — согласился с ним профессор. — Чтобы меня похитить, они не побоялись пойти на убийство сотрудников государственной безопасности! Средь бела дня и в чужой стране!

— Не только сотрудников… — Печально качнул головой Иван. — Они не могли вывезти в рейх вашу машину. Слишком громоздка, да и времени у них не было, чтобы её разобрать и изучить…

Трефилов побледнел, догадавшись, о чём ему сейчас поведает Чумаков, и не ошибся.

— И они её взорвали, Бажен Вячеславович! — продолжил с горечью Ваня. — Мощность взрывчатки была такова, что ваш дом не выдержал… Погибли все, кто находился в нём в этот момент…

— Так там же и дети… и старики… — всё еще неверяще выдохнул Трефилов.

— Никто! — жестко произнес Чумаков. — Нацисты не люди, поймите это, Бажен Вячеславович — они хуже диких зверей! Для них нет ничего святого! Гитлер недавно сказал, что нужно убивать от трех до четырех миллионов русских в год! А цыган и евреев нужно уничтожить полностью!

— Но это же чудовищно, Ваня…

— Поэтому нам и надо приложить все усилия, товарищ Трефилов, чтобы этот кошмар не стал нашей реальностью!

Они говорили долго, не останавливаясь ни на минуту. Профессор по-настоящему воспрял духом, хотя события, пробежавшие за время его длительной комы, откровенно повергли Бажена Вячеславовича в настоящий шок. Сегодня им везло, доктор Хорст, ежедневно посещающий палату пленников, в этот день так и не появился.

Пару раз Ваня прикидывался неподвижным «овощем», когда молчаливый охранник приносил профессору завтрак и обед, который после его ухода Трефилов отдавал очнувшемуся ученику. После проведенных в заточении недель аппетит у Бажена Вячеславовича отсутствовал. А после того, что он узнал из уст Чумакова, и вовсе исчез.

Зато Ваня с радостью набрасывался на еду, поглощал её до крошки, едва не вылизывая тарелки. Крепкий организм молодого человека, идущий на поправку, требовал сытной пищи. И Трефилов с улыбкой следил, как с тарелок исчезают блюда.

— Что-что, — произнес Иван, отодвинув в сторону пустую тарелку, — а еда у фрицев отменная! Словно в каком ресторане. Нас, когда готовили к заброске, тоже водили в Москве по таким заведениям. Как-то шикарно для узников, не считаете?

— А этим, Ваня, профессор Хорст меня хотел подкупить, — улыбнувшись, произнес Трефилов.

— Так это всё-таки он стоял за вашим похищением? — уточнил Чумаков.

— Да, — ответил Трефилов. — только что-то у них пошло не так, и полная документация моего изобретения была утрачена, либо испорчена. И, скажу тебе по секрету, Вань, она и была неполной. Кое-какие секреты моей работы хранятся только здесь. — И Бажен Вячеславович постучал указательным пальцем себе по лбу.

— И они вас еще не пытали? — Изумлённо покачал головой Чумаков.

— Нет, пока пытаются купить — предлагают такие условия работы, о которых я дома и не мечтал. А отношение нашей, советской научной братии к моему изобретению тебе, Ваня, хорошо известно — чуть с работы меня не выперли! Да ещё и с «волчьим билетом»!

— Ну, вы же не думаете?.. — заикнулся Чумаков, но Трефилов понял его с полуслова:

— Ты меня обидеть хочешь, Ваня? Я не согласился на предложения Хорста тогда… А уж теперь, после того, что ты мне сейчас поведал… Хочешь, чтобы меня прокляли миллионы человек? Да я лучше сам в петлю…

— Не вздумайте, Бажен Вячеславович!

— Сам не хочу, — рассмеялся профессор, — но что с этим всем делать? Как разгребать? Ума не приложу…

— А если пытать начнут? Ну, когда поймут, что вы не собираетесь все секреты раскрывать…

— Тогда и буду думать, — пожал плечами Бажен Вячеславович. — Повешусь на простыне, вены на руках перегрызу, языком подавлюсь… Способ придумать можно. Но не думаю, что в ближайшее время они решатся… Зря, что ли, деликатесами закармливают? — Указал он на пустую тарелку, до блеска вылизанную Чумаковым.

— Так-то да, — согласился Иван, — но как только поймут…

— А вот до этого момента нам надо с тобой что-то придумать, — произнёс профессор. — Я ведь только и ждал, когда ты очнёшься.

— Согласен, Бажен Вячеславович! — воодушевленно воскликнул Чумаков. — Это по-нашему! По-русски! Будем прорываться с боем… Вот только как?

— У меня было время подумать, — произнес профессор, — прикинуть и провести кое-какие расчёты. Правда всё это пришлось делать здесь. — И он вновь постучал себя кончиком указательного пальца по виску. — Было сложно, но зато никаких следов.

— Да вы просто настоящий разведчик, товарищ Трефилов! — рассмеялся Чумаков. — Но это правильное решение! Не стоит этим тварям давать даже маленького шанса повторить ваше изобретение. Если это случится… Простите, Бажен Вячеславович, но ваше изобретение может уничтожить весь мир! — нашел в себе силы сказать правду Иван, глядя в лицо своего друга и учителя.

— Я прекрасно знаю об этом, Ваня… — Профессор даже спорить не стал. — Скажи, а после того эксперимента ты не пытался…

— Воспользоваться приобретенным временем?

— Да. Пробовал еще раз войти в то «ускоренное» состояние?

— Признаюсь честно, — немного помедлив, ответил Чумаков, — до недавнего времени и не пытался. Как-то боязно было, — признался он, — а вдруг я из него совсем выйти не смогу?

— При потере сознания тебя обязательно «выбросит» обратно, — заверил его Трефилов. — Твоё внутреннее течение времени вновь сравняется с абсолютным. В этом режиме можно пребывать лишь в полном сознании и живым. Но ты сказал «до недавнего времени»?