— Не благодари, друг мой Чума, — мотнул седой головой лесной владыка. — Понимаю, что надолго тебя не хватит, но «другая вода» твоё пламя не собьёт — и под водой гореть будешь. А в этой пещере вода особая — это бывшие хоромы водяного. Весьма могучим был владыка воды. Но против хтони подземной, у которой он эти пещеры ранее оттяпал, устоять не смог — тут концы и отдал…
— А х-хтонь эт-та? — Я с опаской взглянул в прозрачные воды озера, но дна рассмотреть так и не сумел. — Н-не в-вс-с-сп-плывёт с-с-сейчас, к-как «Н-наутилус»?
— Не знаю, что за зверь такой, твой нутилус, — ответил лесной владыка, — только и хтонь долго не протянула — тоже как раз в этой пещере от полученных ран сгинула. Вон, за тем каменным выступом, — он ткнул рукой куда-то в темноту, — её неприкаянные косточки лежат. А вода этого озера настолько силой двух противоборствующих духов воды и земли пропиталась, что теперь сама чужую магию гасит. Только здесь тебя чёрный огонь пожрать не в силах, — словно извиняясь, пояснил леший.
— Т-так я т-т-тут н-нат-турально д-дуб-ба д-дам! — Остановить дробь, выбиваемую зубами, было совершенно невозможно. Ног я уже совершенно не чувствовал, да и руки занемели. — И чт-то эт-то за д-д-дрянь ко мне п-прис-с-ст-тала?
— Слишком быстро ты возвысился, друг мой Чума, — попытался объяснить очевидное (очевидное всем, кроме меня) лесной хозяин, — слишком большую силу сквозь себя пропустил и в резерве оставил. А тело твое еще к таким непомерным нагрузкам не готово оказалось. Слабое оно для обладания таким могуществом. Духовные каналы ты сжег — истончились они. «Лишняя» сила выйти из тебя теперь не может, — повторил он другими словами то, что недавно мне пыталась втолковать Глафира Митрофановна.
— И ч-что т-теперь?
— А теперь она, сила, «пытается» выход найти. Живому мертвецу, кощею, например, духовные каналы не нужны. Вот и выжигает из тебя жизнь…
— Т-твою же рев-волюцию! — выругался я, растирая руки друг о дружку, чтобы хоть немного вернуть им утерянную чувствительность. — А д-другого в-выхода н-нет, к-кроме, к-как с-сдохнуть и с-ст-ать эт-тим… к-как его… лич-ч-чем?
— Кощеем-то? — переспросил леший. Похоже, что заграничного термина «лич», используемого в обиходе мамашкой, он не принимал.
— Аг-га.
— От лишней силы тебе нужно срочно избавиться, пока поздно не стало… А пути у неё другого нет… — Виновато развел руками лесной дух и потупился.
— П-пост-т-той, д-дедко… — Мне пришлось вновь окунуться с головой в ледяную воду подземного озера, чтобы сбить с волос вновь начавшее припекать «лысину» черное магическое пламя. — Лих-хорук… — Выдохнул я, едва высунув голову из воды.
— Что Лихорук? — затупил старичок.
— С-сдес-с-с Лих-хорук, п-пратиш-шка Ш-шума! — Вот и злыдень наривался, хрен сотрёшь. Да он и был всё время рядом, только не проявлялся физически.
Вот теперь мы с ним точно, как два брата-акробата: один заикается и шепелявит, а другой дрожащей челюстью походные марши отбивает. Мы с ним, как говорится, нашли друг друга. И одной неразрывной «веревочкой» теперь связаны — клятвой магической, абсолютной, которую так и не похерили.
Хоть и не слуга мне теперь Лихорук, а настоящий боевой братишка, но связочка магическая нас частенько выручала! Ведь именно по ней можно было аккумулированную в резерве силу в обе стороны гонять. От него ко мне и в обратную сторону. Ведь самые первые крохи сил во время последнего сражения с фрицами ко мне так и попали.
Все это я и поведал лешему, продолжая стучать зубами. Нужно было срочно что-то делать — моё тело настолько задубело, что я его уже совсем не чувствовал, словно его и не было. А насчёт своего «хозяйства» я и не заикался — сейчас бы только выжить, а проблемы с отмёрзшими причиндалами будем решать по мере их возникновения.
— Ну, и чего ждёшь, друг мой Чума? — выслушав меня, искренне удивился леший. — Не медли! Сливай быстро силу через эту вашу связь! Иначе…
— Н-не м-могу д-д-дедко Б-большак — Лих-хорук т-тоже с-с-силой п-под з-зав-вязку…
— А! Вот оно в чем дело? — наконец понял суть проблемы Леший. — Как говорят: нету силы — нет проблем. Сейчас мы твоего злыдня опустошим немного.
Леший вытянул руку, и влетевший с улицы в пещеру гигантский «вьюнок» вложил ему в раскрытую ладонь какой-то большой прозрачный кристалл, отливающий небесной синевой.
— И ч-чего ить? — спросил я, заныривая в очередной раз — голову опять начало сильно припекать.
— Подь сюды, бедолага одноглазый! — Леший вместо ответа махнул рукой стоявшему поодаль злыдню.
Когда я вынырнул, уже совершенно не чувствуя своего тела, Лихорук стоял рядом с лесным владыкой, почтительно склонив голову и внимательно слушая, чего ему там втолковывает седобородый старичок. Ни дать, ни взять — картина маслом: дедуля наставляет на путь истинный своего нерадивого внука.
— … лапы свои на кристалл положи! — услышал я окончание фразы, сказанной лешим. — А затем — гони сюда силу из резерва! Поня̀л, болезный? Аль еще раз объяснить?
— Лих-хорук не тупой, ф-фладыка, — неожиданно «взбрыкнул» злыдень. — Он и ф-ф перф-фый рас-с-с прекрас-с-сно с-слыш-шал! И «С-слес-су драк-кона» тош-ше ус-с-нал!
— О-о-о! — удивлённо протянул леший. — Растёшь над собой, одноглазый! — не поскупился он на похвалу. — На пользу тебе общение с Чумой пошло! А то ведь раньше, как бешеный зверёк был — всё норовил за ногу укусить…
— П-прошу п-п-прощения, д-друзья! — Выбил я зубами очередную дробь. — В-вы т-там п-про мен-ня, с-случ-ч-чайно, н-н-не з-забыли?
— Ох, ёк-хорёк! — всполошился лесной дух. — Давай, Лихорук, трави помалу, чтобы «Слеза дракона» побольше силы в себя вобрать сумела.
Лихорук напрягся, его и без того уродливое лицо чудовищно исказилось от усилий, с которыми он пытался загнать свою силу в драгоценный камень. Его глаз налился кровью, а затем вспыхнул раскаленным огоньком.
Я заметил, как в прозрачном кристалле заклубились антрацитовые сгустки тьмы. Кристалл мгновенно почернел, не утратив, впрочем, своей хрустальной чистоты. Хотя, «тьма» и «чистота» понятия не очень-то и сочетающиеся, но в этом случае было именно так.
— Не спеши, зараза! — леший ради проформы отвесил тяжёлую затрещину моему помощнику, заметив что-то «неправильное» в прозрачной черноте камня. — Треснет камень, и никто твоему братишке и моему другу Чуме помочь не сумеет!
Лихорук даже не вякнул в сторону лесного духа, только посильнее втянул голову в горбатые плечи, продолжая наполнять «Слезу дракона» своей тёмной энергией.
— Вот, совсем другое дело! — довольно прогудел старичок-лесовичок, не отрывая глаз от темнеющей всё сильнее драгоценности. — Молодец, одноглазый!
— К-к-как? П-п-получ-ч-чается? — окликнул я нечисть, увлечённую процессом перекачки силы в хрустальный камень и напрочь забывшую обо мне.
— А то… — отозвался леший. — А ты чего ждёшь? В ледышку решил превратиться? — теперь накинулся на меня лесной хозяин. — А ну давай — отдавай лишнюю силушку своему приспешнику!
Для того, чтобы ощутить нашу со злыднем связь, мне пришлось сделать несколько попыток. Мой замерзший организм настолько онемел, что я уже вообще ничего не чувствовал. Ни физически, ни энергетических ощущений. Похоже, что и мозги у меня вконец замерзли.
Меня жутко клонило в сон, но я знал, что нельзя поддаваться этому желанию. Иначе, я вообще никогда уже не проснусь. Не проснусь живым — ведь из этого озера друзья-приятели меня точно вытащат. А на берегу я просто «догорю», превращусь в живого мертвеца — лича или кощея. А мне еще и пожить «нормальной» человеческой (ну, ладно — ведьмачьей) жизнью хочется, а не каким-то гребаным умруном!
Пришлось напрячься, хлестануть себя пару раз по щекам, чтобы обрести хоть какую-нибудь чувствительность. После нескольких хлестких ударов, от которых в голове зазвенело, я немного взбодрился. Экзекуцию пришлось провести еще несколько раз, пока на самой грани восприятия я не почувствовал нашу с Лихоруком связь.
Едва это произошло, как я направил в нее поток силы, разрывающей мой резерв, и пытающейся сжить меня с белого света. Проклятая ведьмачья энергия, гибительная для всего живого, но вполне усваиваемая нечистью, хлынула к злыдню. Я видел, как он дернулся, когда его захлестнуло мощной волной энергии. Мне показалось, что у него даже глаз засверкал в несколько раз ярче.
