– Может, так оно и есть, – Алексей чмокнул жену в щеку, отвернулся к стенке и тут же захрапел.

Софья еще немного посидела у детской кроватки, не веря своему счастью.

– Знаю, папа, ты сейчас рядом. Спасибо за все!

Фтизиатр Надежда Ивановна сняла с головы накрахмаленный чепчик, белый халат. Рабочий день окончен, пора домой. Взглянула в окно – ажурной кисеей на ветках березы, растущей у окна, лежал иней.

– Хорошо, что сегодня потеплее оделась, мороз крепчает, однако!

Дверь кабинета негромко скрипнула:

– Можно?

Надежда Ивановна обернулась на голос:

– Э… Софья Борисова?

– Да! Она самая.

– Господи! – врач всплеснула руками, – вас не узнать! Похорошели-то как!

– Все так говорят. Спасибо.

– Как вы? Как ребеночек?

– Слава Богу, с Ванечкой все в порядке.

– К счастью, и вы мало похожи на больную. Роды пошли вам на пользу!

– Вероятно, мне нужно еще раз сделать снимок легких?

– Непременно нужно! Подождите минуточку, я выпишу вам направление…

Склонившись над гладильной доской, Софья наглаживала рубашки и штанишки сына. В уютной тишине мирно тикали ходики. В кроватке, сжав кулачки, посапывал Ванечка. Внезапно утюг застыл на месте – Софью охватила неприятная дрожь. Волна тошноты подкатила к горлу, лоб покрылся испариной. Выдернув из розетки утюг и зажав рот рукой, Софья бросилась в ванную. Ее вырвало.

Обеспокоенная свекровь заглянула в приоткрытую дверь:

– Что случилось?

Заикаясь, Софья произнесла:

– Я… я… не уверена, но… кажется, я снова беременна.

Какой невыносимой бывает порою жизнь! Сколько в ней подводных камней и течений… Водовороты и омуты подстерегают нас там, где мы их не ждем. Нас, как утлые суденышки, бросает то на рифы, то на отмели. А порой, не оставляя, казалось бы, шансов на будущее, бросает на самое-самое дно… На протяжении всей своей жизни мы встречаем тех, кто нас топит, и тех, кто спасает. И тем, и другим, мы должны быть благодарны за преподанные уроки и бесценный жизненный опыт. И те, и другие, нужны нам для воспитания силы духа.

Но если вы, достигнув самого дна, несмотря ни на что, все-таки устремились к Свету, значит, вы справились с поставленной задачей, усвоили трудный урок. Главное – осознать и понять…

– Ну, как назовем нашу зеленоглазую доченьку? – Алексей светился от счастья, как начищенный самовар.

– Называй теперь ты, Леш. Как назовешь, так и будет!

– Тогда назовем Аграфеной!

– Леш, опять ты со своими шуточками?

– Хорошо, давай назовем Тамарой? Думаю, мама будет рада.

– Давай! Я не против, – улыбнулась Софья и прижала ребенка к груди.

До позднего вечера, не отходя от окна, Лиззи ждала мужа. Суп на столе давно остыл, покрывшись коркой. Увяли и потемнели листья салата и обветрился гуляш. Взглянув на испорченный обед, Лиззи тяжело вздохнула. Сколько ей твердила мать: «Красивый муж – чужой муж! Он тебе не пара!» И теперь каждый раз, когда супруг задерживался с работы, эти слова огненными буквами сверкали перед ней в воздухе.

С горечью поглядев на себя в зеркало, она извлекла из недр туалетного столика запрятанный от Алекса журнал с обворожительной моделью на обложке и принялась копировать вызывающий макияж. Лиззи покупала гламурные журналы тайком от мужа. Ей не хотелось, чтобы он лишний раз любовался на длинноногих, с волнующими формами, манекенщиц.

Придав взгляду небольших, чуть навыкате, серых глаз со светлыми ресницами глубину и томность, Лиззи отступила от зеркала и, распахнув шелковый халат, сменила, одну за другой, несколько картинных поз. Однако, как бы ни поворачивалась она перед зеркалом, ей никак не удавалось достигнуть хотя бы отдаленного сходства с худощавыми соблазнительницами: невзирая на строгое соблюдение диеты, ее полное тело не отдавало ни грамма жира.

Когда страдания Лиззи достигли апогея, и она, позабыв о макияже, измученная ревностью и недовольством собственной внешностью, бросилась на кровать лицом в подушку, в замке заскрипел ключ.

– Отчего не встречает меня моя сахарная крошка? – пропел в прихожей Алекс, нагибаясь и расшнуровывая ботинки.

– Ты был с другой женщиной? – тихо спросила Лиззи, выходя ему навстречу в съехавшем с одного плеча халате, с потеками туши и размазанной по лицу помадой. Увидев, что муж весел и, несомненно, полон ярких впечатлений от проведенного вечера с роковой красоткой, которой Лиззи – увы! – в подметки не годится, она горько разрыдалась. Ужасные картины его измены мелькали перед ней на фоне огненных букв!

– Что ты, милая! Я задержался на работе! – Алекс обхватил ладонями ее лицо и принялся целовать заплаканные глаза, слегка покрасневший вздернутый носик, ласково бормоча:

– Только ты одна! – и прочую чепуху, какую обычно в таких случаях говорят мужья своим женам, а иногда и любовницам. А потом все перед ними закружилась, заверте…

На следующий день, – это было воскресенье, – Алекс, проснувшись позже обычного, не застал дома жены. Потягиваясь, он вышел на кухню где обнаружил лежащую на столе записку: «С добрым утром, любимый! Я у визажиста. Завтрак на плите. Лиззи».

Прочитав ее, Алекс вздохнул. Визиты жены в косметический салон имели непредсказуемые последствия. Наращивание волос в прошлую зиму обернулось для нее затяжной простудой: ради сохранения модной прически сахарная Лиззи ходила без шапки. Покупка новой помады служила основанием закурить, а после нанесения перманентного макияжа у жены появилась манера вздергивать левую бровь, совершенно не подходящая ее милому, детскому выражению лица. К счастью, краска со временем выцвела, а вместе с ней исчезла эта нелепая привычка.

Однако Алекс и представить себе не мог, чем обернется для него сегодняшняя вылазка супруги.

В этот момент Лиззи мчалась по Загородному проспекту, прикидывая, не забежать ли ей в «Галерею» за новым платьем, как вдруг на Пяти углах, в витрине высокого французского окна, ее внимание привлек рекламный плакат с надписью: «Магический зеркальный иллюзион Охеса Бохеса». Чуть ниже был изображен земной шар, вокруг которого спиралью закручивались слова: «Весь мир у твоих ног».

Открыв рот, Лиззи остановилась перед афишей. «Весь мир…» – прошептала она и, решительно толкнув дверь, ступила в ярко освещенный вестибюль. Из невидимых динамиков чуть слышно звучала легкая мелодия. Справа от входа, в стене, размещалось полукруглое окошко с надписью: «Билеты», возле которого стояла невзрачная молодая дама с тощей косицей, похожей на мышиный хвост. Лиззи сразу же окрестила ее про себя дурнушкой. По левую руку, напротив кассы, колеблемая сквозняком, колыхалась синяя бархатная портьера, скрывавшая вход на выставку. Получив билет, посетительница стрельнула бесцветными глазами в сторону Лиззи и, вжав голову в плечи, юркнула за штору. Удивленная ее странным поведением, Лиззи приблизилась к кассе и, заглянув внутрь окошка, увидела пожилого клоуна в оранжевом парике с нарисованной до ушей улыбкой.

– Посетите наш магический иллюзион, – воскликнул он, бодро встряхивая головой, – и ваша судьба изменится!

– Мне незачем ее менять! – кокетливо улыбнулась Лиззи.

Веселое недоумение отразилось на лице кассира.

– Скажите лучше, отчего ваш иллюзион называется магическим?

– В своем искусстве, – торжественно произнес клоун, – господин Бохес достиг таких высот, что уже невозможно утверждать, где кончается фокус и начинается чудо. Вы сами можете в этом убедиться.

– Интересно, – протянула Лиззи, раздумывая, идти или нет, однако размышления ее прервал внезапный женский крик.

– Глаза! – донеслось из—за синей шторы. – Волосы!

– Зачем же так громко? – тоскливо произнес кассир, и его брови разлетелись в стороны, а затем вернулись обратно. – Итак… Какое время вас интересует?