Увидев свою жену с молодым франтом, да еще в такой интимный момент, когда они, улыбаясь, глядели друг другу в глаза, Алекс – исключительно мирный малый – натурально рассвирепел и бросился на соперника. Молниеносная драка окончилась безоговорочной победой Алекса, главным образом, благодаря моральному превосходству законного супруга. Предполагаемый любовник жены ретировался сначала на четвереньках, а затем, поднявшись на ноги, во всю прыть помчался в направлении Литейного проспекта.

Алекс схватил за руку жену, оторопевшую от вида яростной схватки, и потащил домой. Под его глазом наливался фингал. Впервые Элизабет видела своего супруга в таком бешенстве, но еще никогда он не казался ей таким красивым и родным.

– Алекс, – воскликнула она, как только они вошли в дом, – я клянусь тебе, что никогда, никогда…

– Кто этот тип? – рычал обычно сдержанный и покладистый муж. – Ты изменяла мне с ним?! Правду! Только правду!

– Нет! – рыдала Элизабет, и в этот момент ей, может быть, впервые в жизни было все равно, как она выглядит.

– Врешь! – крикнул он и обрушил кулак на стену. Выглядело это столь устрашающе, что от ужаса Элизабет выронила из дрожащих рук сумочку. Упав на пол, она раскрылась, и оттуда вывалился ворох купюр, предназначенных для оплаты вечернего сеанса в магическом иллюзионе.

Воцарилось молчание. Элизабет боялась его прерывать, так страшен стал муж в эту минуту.

– Откуда у тебя эти деньги? – спросил он тихо и поднял на нее взгляд, в котором Элизабет не прочитала ничего, кроме ледяного презрения. – Это он тебе дал?

– Нет, – прошептала она и попятилась. – Я правду говорю, Алекс!

Он сделал шаг навстречу. Его бледное лицо неумолимо надвигалось на нее. Она уперлась спиной в стену.

– Лгунья! – выплюнул Алекс. Несколько мгновений он пристально смотрел ей в глаза, словно что-то искал в них, потом развернулся и удалился в комнату, а Элизабет бесшумно сползла на пол.

Некоторое время в спальне стояла тишина, но внезапно ее прервал оглушительный стук хлопнувшей о стену дверцы.

Она вскочила, метнулась к спальне, остановилась на пороге. Лежащий на кровати распахнутый чемодан оправдал ее худшие ожидания.

– Алекс, – умоляюще, тоненьким голосом позвала его Элизабет, не решаясь войти. Он вздрогнул, но не повернулся, продолжая, как заведенный, перекладывать вещи из шкафа в чемодан.

– Я клянусь тебе, это не он…

Муж замер, опустив руки.

– И никто другой, Алекс, – заторопилась она. – Я взяла кредит в банке.

Он медленно повернулся и тяжело посмотрел на нее.

– Зачем?

И тут Элизабет, путаясь и перескакивая с пятое на десятое, рассказала ему все: про магический иллюзион, головокружительную стоимость сеансов, воровство денег у него из карманов и о том, как ненавидит она маленькую пухлую Лиззи.

– А я любил ее, – с горечью сказал Алекс, – свою сахарную женушку. Уж она-то не стала бы меня обманывать. Но ее – увы! – больше нет. Поэтому я ухожу, – и, повернувшись, он вновь принялся собирать вещи.

– Ты мне не веришь? – крикнула она ему в спину. – Думаешь, я все вру?

– Да, я так думаю, – глухо ответил он, не поворачиваясь. – Ты стала другой, Элизабет. Чужой, – добавил он веско.

– Вот в чем причина, – прошептала она, глотая слезы. – Кому нужна эта красивая кукла?!

Она схватила лежащую под кроватью гантель и, подскочив к зеркалу, с размаху ударила стекло, разбив собственное безупречное отражение.

– Вот тебе! Вот тебе! Получай! – кричала Элизабет в исступлении, не замечая, что пальцы у нее в крови, а зеркало давно разбилось, и продолжая колотить по стене.

Выбежав в коридор, Алекс схватил на руки рыдающую Элизабет и понес в спальню. Смахнув чемодан, он уложил жену на кровать и принялся вытаскивать осколки, застрявшие в ее пальцах, а она все плакала и повторяла:

– Не уходи, Алекс! Не бросай меня!

Обработав раны и справившись с перевязкой, он опустился на пол рядом с кроватью.

– Наверное, у меня от слез опухло лицо, – слабо улыбаясь, тихо проговорила она. – Дай мне зеркальце.

Он послушно открыл ящичек прикроватной тумбочки и, взяв со стопки журналов с красотками круглое зеркальце, протянул ей вместе с носовым платком.

Черные разводы туши испачкали не только ее пухлые щечки, но даже небольшой курносый нос.

– Такая я тебе нравлюсь больше? – спросила она, улыбаясь сквозь слезы.

– Именно такая, моя маленькая сахарная Лиззи!..

Алекс наклонился, нежно поцеловал жену, и все перед ними закружилось, заверте…

– А что мне делать в этой стране? – так сказал Питер Блэк Маугли своему двоюродному брату, Махарраму Маугли. – Мой родной язык-английский, паспорт у меня британский. Я вызываю подозрения, потому что слишком хорошо говорю по-английски и пью виски. Хорошо еще, что я не очень люблю бифштексы из священных коров…

– Я не пью виски, и английский у меня не так чтобы очень хорош.., – ответил Махаррам, – а подозрения вызываю не меньшие, потому что плевать хотел на их касты и кастовые законы, на мерзкие морды идолов и на жирных ростовщиков, которые этих идолов облизывают. К тому же я терпеть не могу грязи… У меня сразу начинается понос от еды, которую одним пальцем размешивают, а вторым намазывают.

Его английский и правда был хуже.

– Тебя развратили такие, как мой отец, – ухмыльнулся Питер. – Да не паникуй! Пока в Индии еще можно поесть, не рискуя холерой и желтухой.

– Богатые туристы и потом смогут поесть без риска… Но я – не богатый турист. Я хочу жить в своей стране, я ее люблю… Но если повара окончательно перестанут мыть руки, мне и погулять по дорогам не получится. Потому что где поешь, там и приляжешь.

– Я тоже люблю эту страну, – пожал плечами Питер Маугли. – Если я англичанин по отцу, не значит, что я не люблю ее сельских дорог, тропического леса и муссонов. Когда стеной идет вода, и бывает трудно дышать в этой стене… Но что мне делать в обезумевшей стране, я все равно не в силах понять. Сама по себе кровь отца делает меня предателем. И этого не выведешь – индусы привыкли мыслить так, что происхождение определяет всю жизнь человека.

– Брат, представляешь? Мне один брахман предложил ритуально очиститься… Тогда меня примут в высокую касту.

– Так очищайся!

– Ага… Надо съесть и намазать на себя смесь пяти продуктов священной коровы: молока, масла, кала, мочи и творога… В таком виде сидеть под священным баньяном и все это поедать…

Голос Мухаррама предательски дрогнул. Питер откровенно хохотал.

– Питер, я хоть и индус, жить здесь определенно не смогу. Этим же не только надо намазываться… От меня ждут, что я буду верить в осмысленность этого намазывания… Так сказать, в священность коровы и ее священных писек и какушек… Я тоже не могу… Хотя во мне английской крови и нет, но в университете-то я учился…

– Ничего… Вот построят эти ребята свою «независимость», и в университетах тоже будут учить про поклонение корове и касты21.

– От этого я и бегу… Только не знаю, в Австралию или в Кению…

– В Австралию. В Кении скоро будет то же самое. Те же дикие толпы на улицах, те же вопли дикарей, та же кровь…

Помолчали. Шипела карбидная лампа на столе. Вокруг лампы плясала мошкара, какие-то прозрачные твари с длинными крылышками. Дед появился, как всегда, внезапно. Его не было еще долю секунды назад – и вот уже стоит голый жилистый старик, совершенно седой, с умными быстрыми глазами. Махарам обнял деда, в который раз удивляясь, какой он – все тело под кожей словно перевито веревками.

– Что вы решили?

Дед, как всегда, не тянул. Спросил и сел в глубине веранды, подальше от света, в какой-то немыслимой позе. Вроде, на корточки, но не так, как сидят люди.

– Мы решили уехать, дед. Нам нет места в этой новой стране.

– Правильно, – кивнул Маугли. – Из страны, которую захватили дэвы, надо бежать.