Софья вспомнила, как в глубоком младенчестве сильно обварилась кипятком. Вот, даже шрам на руке остался… Отцовские руки, нежные и сильные, подхватили тогда Софью и понесли по длинному коридору, пахнущему хлоркой и валерианой – передать врачам на поруки. Отцовские руки долго гладили ее, прижимали к себе, качали, успокаивали, когда она, изгибаясь в дугу, кричала от боли.

– Где ты, папка? Плохо мне без тебя.

Две горькие слезы упали в кружку с чаем, и пропали в черной непроглядной мгле.

– Борисова, хватит мечтать, обед окончен, – строгий голос надсмотрщицы вернул ее в реальность. Софья поправила косынку на голове, накинула фуфайку и толкнула входную дверь…

– У беды глаза зеленые-е,

Не простят, не пощадя-ат! – послышался за спиной мужской голос.

Опять этот странный парень из охраны. Смотрит на Софью насмешливо и так испытующе, словно хочет увидеть в ней то, чего не видно другим.

– Иди, куда шел, – Софья достала из кармана рукавицы. Работа предстояла грязная – сегодня ее смена убирать деревообрабатывающий цех.

– Колючая ты, как еж, – осклабился парень.

– Я же с…, – Софья снова зашлась в жестоком кашле, сплюнула кровянистый студень под ноги.

– Харкаешь?

– Тебе-то какая печаль?

– Зря ты так, красавица.

Софья более пристально взглянула на собеседника. Ничего особенного: ниже ростом Софьи примерно на пол головы, открытое, в мелкую веснушку, лицо, нос картошкой. Серые смеющиеся глаза расставлены широко, в верхних передних зубах видна прореха. На плечах – погоны сержанта.

– Алексей, – щербатый протянул широкую, как лопата, ладонь.

Не успела Софья глазом моргнуть, как охранник сдернул с ее руки рукавицу и крепко пожал ладонь. Его ладонь обжигала.

– Бывай, Соня, еще встретимся…

– Папка, слышишь ли ты меня? – шептала Софья, глядя широко раскрытыми глазами в потолок. – Неужели это – то самое … любовь?

Софья и сама не заметила, как потихоньку оттаяла, как доверилась сердцем добродушному Лехе, как распрямились ее плечи, и легкой стала походка. Встречались они не так часто, как хотелось бы, и всегда тайком – то за пищеблоком, то в слесарной подсобке… Но тайное всегда становится явным!

– Так и запишем, – пожилой доктор, повидавший всякое на своем веку, грустно вздохнул, – подсудимая Борисова, беременность – восемь-девять недель.

Софья похолодела.

– Запишу вас на аборт…

– Нет! – выдавила сквозь зубы Софья и хлопнула дверью.

До окончания срока ей оставалось всего ничего – несколько месяцев. Нехорошая новость докатилась до начальства, Алексею влепили строгий выговор.

– Все, что ни делается – к лучшему! Давно собирался подать документы на увольнение, – понимая щекотливость ситуации, Алексей сделал правильный выбор. – Значит, так тому и быть.

Соне снился страшный сон – она шла ко дну. Грязная, дурно пахнущая муть, постепенно заполняла легкие, распирала изнутри. Где-то там, высоко над головой, брезжил неясный, но чистый свет. Где-то там, высоко над головой, ждала ее свобода, яркое солнце и голубая лазурь! Софья, что есть сил, взмахнула руками, устремляясь к светлой призрачной точке, но невиданная сила вновь поволокла вниз. Страх мертвой хваткой сдавил горло, сковал члены. Софья коснулась дна… И вдруг чьи-то крепкие надежные руки подхватили ее подмышки, потянули, что есть силы, наверх. Она сразу и безоговорочно доверилась этим рукам, и в ту же секунду почувствовала, как слабеет сила дна. Софья сделала последний рывок и внезапно проснулась. Хорошо, что это всего лишь сон…

Дни замелькали, как мозаичное стекло – в детском калейдоскопе. Софью распирало изнутри от счастья! От той, прежней, грубой и циничной, практически не осталось следа. Бывает, что неожиданно свалившееся на голову счастье, меняет человека гораздо быстрее и надежнее, чем самое лучшее исправительное учреждение. Счастье, как скребок, выскабливает изнутри весь накопившийся шлак, весь мусор, все горести и обиды. Счастье приближает нас к источнику Света, истоку Истины…

– Ну, что, зеленоглазая? Домой? – Алексей поджидал Софью на контрольно-пропускном пункте.

– Твоя мать не обрадуется такому подарку.

– У меня хорошая мать, вот увидишь.

Софья слабо улыбнулась. Огорчало обоих только одно обстоятельство: с приходом весны, туберкулез разыгрался с новой силой…

Спустя некоторое время молодая женщина переступила порог фтизиатра в небольшой районной поликлинике провинциального города N.

Фтизиатр, немолодая опытная женщина, с кокетливой родинкой над верхней губой, закрепила рентгеновский снимок на негатоскопе, задумчиво помолчала…

– Не скрою, состояние ваших легких на сегодня оставляет желать лучшего. Остается надеяться только на чудо, Софья Алексеевна. Вот, возьмите рецепт… Вы сможете самостоятельно добраться до автобусной остановки? Или, быть может, вам вызвать такси?

– Не нужно, спасибо, Надежда Ивановна. Меня ждут, я не одна.

– Хорошо, лечитесь. Побольше витаминов, побольше отдыхать… Впрочем, вы сами все знаете.

– До свидания.

Никто не знает, почему близкие люди, в одночасье, могут стать чужими, а чужие – близкими. За что человеку посылается такое испытание – разочароваться в одних и почувствовать родство душ с тем, с кем не связан кровными узами?.. Свекровь приняла Софью в семью, как родную дочь. «Мама Тома», как ласково ее называла Софья, имела с сыном удивительное сходство – те же веснушки на улыбчивом лице, те же широко расставленные глаза. Только весовые категории матери и сына заметно отличались. Мама Тома напоминала сдобную булочку и весила не менее ста килограмм. Веселая, говорливая, легкая на подъем, несмотря на вес, она окружила Софью по-настоящему материнской заботой, которую та в жизни никогда не видела. Может быть, поэтому, а, может быть, по другой причине, беременность протекала относительно легко. Эх, если бы не Сонин туберкулез…

– А вдруг ребенок родится больной? – волновался Алексей. – Все лекарства такие токсичные.

– Сама об этом постоянно думаю, – Софья тревожно поглаживала живот.

– Детки, я – в храм! Помолюсь за внучека.

– Ты хотела сказать, за внучку, – поправил Алексей.

– Не-е, пацан будет, – смеясь, уверенно говорила мама Тома, на ходу надевая плащ.

– УЗИ показало, что будет дочь!

– Та шо мне ваше УЗИ? У меня глаз наметан, по животу и так вижу – пацаненок будет. Живот у Сонечки высокий и острый, а если бы девка – был бы кругленький.

– Хоть кто, лишь бы здоровый, – вздыхала молодая мама.

Схватки начались внезапно и раньше срока. Алексей вызвал такси, и, пока ехали до больницы, всю дорогу развлекал жену глупыми шутками.

– Да помолчи ты уже! – Софья скривилась от боли.

– Это я те-тебя так отвлекаю.

– Себя лучше отвлекай, вон, как зубы стучат от страха… Спой лучше песню, – сквозь слезы улыбнулась Софья.

– Не понял…

– Ну, помнишь, как ты на зоне пел, когда за мной ухаживал – «у беды глаза зеле-еные…»

Алексей заметил в зеркальце удивленный взгляд таксиста.

– Нет, петь не буду. Ты – мое счастье, а не беда…

– Алло, мама Тома?!

– Да говори уже, охламон, хватит паясничать! Родила?

– Родила! Три килограмма двести грамм, рост пятьдесят два сантиметра.

– Кто?

– Угадай!

– Говори уже, не терзай душу!

– Сын! Как ты и напророчила. Просмотрели врачи самый главный мужской орган!

– Ах, шо б вас так-и-растак! – матюкнулась мама Тома и расплакалась.

Спустя пару недель после выписки из роддома, Софья разоткровенничалась:

– Знаешь, Леш, а мой покойный отец – Ангел-хранитель для нашего Ванечки.

– Почему ты так решила?

– Я перед родами видела сон, как будто отец на руках ребеночка держит, на меня смотрит и улыбается.