Натан, в этот момент, хотел что-то сказать, но вместо сотни слов и обещаний, тихо и размеренно запел:

– Встретимся мы,

В ясный полдень весны,

Пусть не знаю я где, и когда…

Ты улыбнись,

Не смотря ни на что

Тучи в синем небе разогнать сумей.

Эта песня могла многое сказать. И немного поднять дух маленького мальчика, который последовал примеру родителей, и ушёл на сборы. Он думал тогда, что не будет брать много вещей, ибо когда-нибудь они вернуться домой. Как он ошибался в тот момент…

Сентябрь 1976

Сменив цветы на могиле, Вирджиния оставалась стоять там, и молча смотреть на могильную плиту своего отца. Сегодня ему могло исполнится тридцать восемь лет, но увы, ему навсегда останется тридцать два. Солнце медленно поднималось над горизонтом, заливая кладбище мягким золотистым светом. Вирджиния глубоко вздохнула, позволяя себе погрузиться в воспоминания о тех днях, когда его голос ещё звучал в их доме. Она помнила, как он смеялся, вытаскивая её на морозный воздух, чтобы полюбоваться падающим снегом. В душе у неё сжималось от тоски – радость смешивалась с горечью утраты, оставляя лишь одинокий след.

Вирдж тяжело выдохнула, когда послышались звуки шагов. Это уж точно не мать, которая предпочитает какую-то деловую встречу, вместо покойного супруга. Это оказался Дэйв, который был знаком с девушкой дольше остальных, и знал её отца ещё при жизни. Он принёс на могилку хризантемы, в букете из двенадцати цвеков. Хотя покойник любил многие цветы.

– Привет, – тихо сказал он, а потом поставил цветы в небольшое отверстие в земле, специально предназначенное для подобного, и встал рядом. – Она не решила придти даже сейчас?

Вирдж отрицательно покачала головой.

– Это вполне ожидаемо от Люси.

Она практически перестала называть эту женщину матерью ещё года два назад. Семья официально прекратила своё существование практически семь лет назад, будучи когда-то очень крепкой, и планирующей расширятся. Теперь же от любви и речи не было.

Дэйв приобнял подругу, ощущая, что это ей сейчас необходимо. Они молча смотрели на могильную плиту. Каркали вороны, а температура едва достигала десяти градусов тепла. Было пасмурно и, не считая криков ворон, тихо. А Дэйв решился заговорить.

– А помнишь, как мы прятались в его машине?

– Он прекрасно понимал, где мы прятались. Но решил подыграть, дабы нам не было обидно, – улыбнулась, вспоминая Вирдж. – Или как по выходным мы ходили вместе вместе на домашние распродажи у соседей? Папа был просто невыносимой барахолкой, если честно.

– А на Хэллоуин, когда ты заболела ветрянкой, он покрасил тебя так, словно ты ходячий мертвец.

– Ооо. Я помню, как твоя мама испекла в тот день свой пирог, и он бы просто ужасен. Но папа его нахваливал, не желая обидеть.

– Ну не такой уж и ужасный, – пробурчал Дэйв, но тоже готов был смеяться.

– Твоей матери рядом нет. Можешь не стараться, – хмыкнула Вирдж.

Она снова посмотрела на могильную плиту. «Здесь покоится Даррен Эдвард Рид». Глаза защипало, но она лишь улыбнулась.

– С днём Рождения, пап. Спи спокойно.

Сначала она не обратила на это внимания, однако к ним приближался мужчина в темно-синей рубашке, на которой сверкала золотая пуговица в форме звезды. Его лицо скрывали круглые чёрные очки, непроницаемо заслоняющие его глаза от окружающих. Волосы у него были каштанового цвета и аккуратно зачёсаны назад. С широкой улыбкой, он подошёл ближе, и вдруг оставил на могиле букетик цветов. Ликорис, чёрную розу, нарцисс и обезьянью орхидею.

– Здравствуйте, молодые люди, и прошу прощения. Почитаю память старого знакомого, – говорил мужчина.

Вирджиния немного напряглась. Он ей не нравился.

– Вы его знали?

– О, он мне когда-то страшно помог. Я так понимаю, вы его дочурка? Ну просто копия.

– Пошли, Дэйв, – она потянула приятеля к выходу отсюда, не горя желанием больше общаться с этим странным человеком.

– До свиданья, – быстро попрощался юноша.

– Обожжёт, ох обожжёт, – напоследок незнакомец посмеялся, в сторону уходящей парочки, но даже и не посмотрел в их сторону. – Будет больно, Вирджиния!

Ей показались странными его слова, и одновременно пугающими, но она решила не обращать слишком много внимания на них. Какой-то сумасшедший, не более.

Распрощавшись с другом, Вирджиния дальше пошла уже своей дорогой. Уже несколько дней она не встречалась с Зерахом, и это наводило её на некоторые беспокойства. Не случилось ли с ним ничего страшного после того дня в кафе. Она ещё помнила как пройти к его дому, а потому минут за десять успешно до него добралась, постучав в двери. Ответа не было. Дверь заперта. Открыто было окно, которым грех было не воспользоваться. Но едва оказавшись внутри, она едва не решилась рассудка от увиденного: хозяин помещения стоит на стуле посреди полу мрачной комнаты. И лишь закричала.

– Срань божья!

Тот едва не рухнул, дёрнувшись.

– Ты чего орешь?!

– А чего ты так пугаешь?! – возмущалась от испуга Вирджиния. – Ты нормальный человек вообще? Твою мать, я прямо тут чуть не родила… Что ты вообще делаешь? Потеря работы – точно не повод!

– Лампочку менять?

Мужчина, стоя одной ногой на стуле, а другой на полу, смотрел на неё недоуменными, щенячьими глазами. Вирджинии оставалось лишь посмеяться, облегчённо выдыхая, понимая, что не так все и страшно здесь, а потом присаживаясь на подлокотник кресла, ждала, пока мужчина закончить с лампочкой. И рассматривала гостиную: небольшой тёмный диван, обшарпанный в некоторых местах, кофейный столик, само кресло, однотонные бежевые обои. На стене висела черно-белая фотография с маленьким Зерахом и его родителями, сделанную за год до депортации. Вирдж она привлекла.

– Ты такой миленький был в детстве, – с ухмылкой заметила она.

– Судя по тому, что двери заперты, ты проникла сюда через окно. – игнорируя данное утверждение, выдвинул Зерах, после чего спускаясь на пол. – И так, зачем пришла? Снова доклад?

– Да нет, я… Ты просто уже столько дней не появляешься в парке, – неловко говорила Вирдж.

– Я хоть и безработный, но точно не бомж, чтобы на скамейках в парке ночевать.

– А почему уволили хоть?

Зерах с серьёзным лицом медленно подошёл к окну и выглянул на улицу. За ним простирался привычный пейзаж: соседи, гуляющие с собаками, и пару школьников, вытирающих свои ранец от капель дождя. Он словно думал, как правильно ответить на данный вопрос. А затем выдохнул, и, подойдя к креслу, присел на другой подлокотник, но спиной к самой собеседнице. Выражение его лица стало ещё более тусклым.

– Знаешь, бывают в жизни моменты, когда ты не должен молча стоять и смотреть на то, как совершается что-то бесчеловечное. Меня выгнали не потому что я плохой работник. А потому что порядочный и справедливый,– из под свитера он извлёк серебряную цепочку, на которой было серебряное кольцо с голубым камнем, и посмотрел на него.  – Подобное ты наблюдала тогда в кафе, и люди, готовые содрать с тебя кожу, не такого цвета как у тебя, практически везде.

После он спрятал кольцо вновь.

Вирджиния помнила тот эпизод. Зерах защитил бедного парня, но ничего не говоря, молча тогда ушёл. Мексиканец иногда заходил после этого, в надежде увидеть своего спасителя вновь, и отблагодарить. Но никак не выходило.

– Нашему учителю по истории нужен помощник, – вдруг заговорила Вирдж. – Скажем так, я могу помочь тебе в твоей проблеме, обсудив с ним это. Услуга за услугу.

– Я подумаю, – Ривман обернулся к ней. – Кстати, тебя родители искать не будут?

– Моя мать торчит на работе круглые сутки. Ей стало совершенно наплевать на меня.

– А отец?

Но ответить на вопрос она так и не смогла, так как в ту секунду, в сумке, зазвонил телефон. Она ответила на данный звонок. Разговор с матерью – это последнее, что она бы хотела делать сегодня. И поэтому, заканчивала она его на повышенных тонах.