После окончания церемонии, Зерах находился в своей маленькой комнате, когда входная дверь отварилась, а на пороге квартиры показался стройный мужчина за тридцать в белой рубашке. По мнению фюрера, такой он как были представителями арийской расы: светлые короткие волосы, голубые яркие глаза, привлекательные черты лица и немецкое происхождение.

– Какие-то новости, Альфред?

Глава семейства, Ната́н Ривман, первым откликнулся, тогда как его супруга, отвлёкшаяся всего на мгновение, упорно продолжала тереть сухую тарелку тряпкой. Ана́эль, худощавая женщина с бледной кожей, тёмными волосами, круглым лицом и чёрными глазами, могла бы выглядеть как типичная домохозяйка, но это не так. Она владеет несколькими языками, в том числе жестовым, и её математические навыки близки к совершенству. Натан – высокий мужчина тридцати лет, который собирает свои каштановые волосы в хвост, а его чёлка имеет пепельный оттенок. Его глаза светятся медово-карим цветом. На его шее всегда висит тёплый серо-черный шарф, подаренный матерью. Ранее он управлял бизнесом по производству свечей, но закрыл его после прихода гестапо в Штутгарт. Тем не менее, навыки, связанные с изготовлением свечей, не утрачены, что оказывается полезным в тёмные часы.

– Да, – на лице Альфреда Гофмана читалось напряжение. – В течении этой недели, вы должны убраться из города и где-нибудь спрятаться.

– Все настолько плохо? – задалась вопросом Анаэль, поднимая усталый взгляд на старого приятеля.

– Я получил информацию от источника из Берлина, – Гофман завёл руки за спину, прошёлся по комнате и присел на стул. – Ещё в январе, на конференции в Ванзее, было принято решение в отношении «Еврейского вопроса». Не так давно начали приходить письма с просьбой явиться в полицейский участок. После этого людей никто не видит. Их просто депортируют.

– Депортируют? Куда? – напрягся Натан.

– Могут на Восток. К примеру недели две назад депортировали евреев из Словакии и Польши, в концентрационный лагерь Майденак.

– Но… Ты говорил, что документы помогут нам, – с призрачной надеждой говорила госпожа Штерн. Однако нотки отчаяния там уже слышались.

– Они как-то узнали про всех, у кого они подделаны, – выдохнул с искренним сожалением представитель гестапо.

Тарелка выпала из дрожащих рук Анаэль и разбилась. Женщина едва держала себя в руках, смотря безумными глазами на присутствующих.

– А я говорила тебе… А я говорила, что нам следовало бежать из страны ещё когда была «Хрустальная ночь»! – это она адресовала своему мужу. – Теперь и мы, и наш сын, можем погибнуть в одном из лагерей смерти!

– Побег был бы бессмысленным, учитывая то, что Рейх захватывает все новые и новые территории. Разве что за океан, что наверняка практически невозможно,  – спокойно говорил Гофман, а потом встал. – Через неделю я вернусь сюда в форме тайной полиции. И только попробуйте ещё быть тут…

Холодно пригрозив, он удалился из дома. После данных предупредительных угроз, он удалился. Присутствующие обречённо выдохнули, а госпожа Ривман зарыдала от безысходности, прижимаясь к груди супруга. Хельга Вебер, желая отвлечься от всего этого, вышла из комнаты. Там она столкнулась с маленьким Зерахом, что с такой детской, милой улыбкой смотрел на неё.

– Хотите покажу фокус?

– Хочу, —женщина ответила не сразу, пока мальчик подошёл ближе.

– Присядьте немного, пожалуйста, – она послушала его, после чего Зерах потянулся к ней тоненькой ручкой и достал из-за уха монетку. – Та-да!

– Ого, да ты большой молодец! – посмеялась Хельга, при этом даже не подыгрывая.

– Когда я вырасту, то мечтаю стать фокусником, и радовать людей. Не беря с них денег, разумеется, – гордо объявил мальчик.

– Я уверена, что у тебя обязательно получится.

***

Перед сном мальчик ещё прокручивал в голове разговор взрослых. Но вот сказать об этом он решил отцу, который пришёл уложить его спать. Мужчина сразу замечает, когда с его мальчиком что-то не так.

– Аба, – называл он так своего отца. – Сегодня приходил Альфред. Я… Просто слышал, что вы о чем-то разговаривали. Мы должны будем уехать?

– Мальчик мой, тебе не о чем беспокоится, – в своей мягкой манере ответил Натан, усадив своего сына на кровать, и сев рядом. – Папа обо всем позаботится.

– Аба, а что такое концентрационный лагерь?

– Все, что тебе нужно знать, так это то, что это страшное место, где содержатся люди

– Оно на Востоке?

– Да, малыш. Там находится Польша.

– Аба… А почему все так ненавидят евреев? Ведь все мы одинаковые, все мы люди. Но нас винят во всех бедах.

– Этого я не знаю, малыш, – выдохнул Натан, но потом погладил сына по голове. – Но знай, что ты не сделал ничего плохого. Ты хороший человек, и обязан им оставаться не смотря ни на что… Обещаешь?

– Обещаю, аба.

– Я люблю тебя, сынок.

– Я тоже, папа…

Его поцеловали в лоб, и погасив керосиновую лампу на дубовом столе, оставили одного. Но Зерах не спал, а предавался размышлениям, смотря в потолок.

Он ещё помнил, как будучи маленьким приходил на предприятие отца, и играл в начальника, и тогда не подозревал, что так и не получит бизнес по наследству. Но как оказалось, не один он отказался от своих мечт. Анаэль мечтала стать переводчицей, и когда-нибудь поехать работать во Францию. Может и к лучшему, что не вышло, так как её муж вежливо намекал, что у неё ужасное произношение.

А о чем мечтал сам Зерах? Он хотел развлекать людей и дарить им радость. Но быть не клоуном, а фокусником. Одного он когда-то видел в своём гетто, и был очарован уже до конца жизни этим ярким образом и разного рода чудесами. И все смеялись и радовались тогда, словно исчезли все проблемы мира. Словно это была не их реальность.

Однако в наше время самое сложное – это то, что идеалы, мечты и светлые надежды, что не успели реализоваться, но уже мгновенно разбиваются о суровые реалии жизни. Каждая распавшаяся мечта – это как умирать тысячу раз, оставаясь живым. Мысли о потерянных возможностях обесценивают нашу смелость и решают радости от того, что происходит сейчас.

Тем менее, стоит обратить внимание, что именно в разрушении рождаются новые начинания. Каждая утраченная мечта может стать основной для более смелого стремления, подстёгивая нас выйти за пределы привычного, преодолеть страхи и определить свои истинные желания.

Мечтать – значит уметь обнажить свою душу, а уничтожать мечты – значит распрощаться с иллюзиями.

Сентябрь 1976

Вирджиния сидела в классе за партой и думала насчёт теста «Какое твоё будущее?»

Честно, она никогда и не задумывалась о том, о чем мечтает больше всего на свете. Ведь все её ещё контролирует её мать, даже если не является физическим воплощением рядом. Это тяготит больше всего. Не отсутствие матери рядом, а неопределённость. Неизвестность, подобно океану, неизменно волнуется, и порой кажется, что мы лишь крошечные лодки, плывущие по его бурным водам. Каждый выбор, каждое решение – это штурвал, который направляет нас. И Вирджиния должна сама встать у этого штурвала.

Но пока не в силах. Пока капитаном является её мать.

Прозвенел звонок. Пришло время сдавать тест.

– Вирджиния, подожди.

Мистер Уильямс стал относится к ней куда лучше ещё днями ранее.

– Да, мистер Уильямс?

– Твой доклад о Майденаке меня поразил. Так подробно, что складывается впечатление, будто ты сама там побывала, – выразил похвалу учитель.

– Да… Спасибо, – данные слова теперь почему-то въелись в мозг.

– Можешь быть свободна.

Она кивнула учителю и ушла из класса. Возникло желание пройтись по парку, и покормить уток заодно. Дел пока не было, Холли уехала в Голливуд повидать мать на несколько дней, Джек устроился на подработку на какой-то склад, а Дэйв слёг в больницу, поэтому организовывать встречу клуба сейчас бессмысленно.

Светлые лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев, играя на поверхности воды, даря парку особую магию. Она на мгновение остановилась, вдыхая свежий воздух, наполненный ароматами живой природы, и решила, что даже одна прогулка может стать маленьким праздником. Утки, плавно скользящие по воде, ждали кормёжки, и, улыбнувшись, она достала из сумки немного хлеба. В этом простом акте заботы она находила умиротворение, отстраняясь от забот и обременительных мыслей, позволяя себе насладиться мгновением гармонии.