– А-а-а, господин Тейфул, какая честь, что Вы решили сегодня нас почтить.

Видимо его тут все знали, раз даже комендант начал блеять словно овечка, и никого больше не напряг столь неожиданный визит.

– Ну как, мои прогнозы на эти два года оказались верны? – спокойно поинтересовался господин, смотря на коменданта лагеря.

– Да, сэр.

Тот, удовлетворительно кивнув, достал коробку с сигарами и выудив одну, снова посмотрел на коменданта.

– Вы всем довольны, уважаемый комендант?

– Да, господин…

Тейфул, как его назвали в данном окружении, даже не используя спички или зажигалку, от коей, предложенной, молча отказался, зажёг сигару и медленно, невозмутимо закурил, положив ногу на ногу, и откинувшись на стуле. И только Альфред был удивлён тому, что увидел. Выпустив кольцо дыма, тем самым держа тишину больше полутора минут, он вдруг заговорил:

– Через двадцать дней свергнут Муссолини. А в октябре Италия объявит войну бывшему союзнику, то есть Нацистской Германии.

Вытянутые и побледневшие лица были обращены в сторону гостя. Его забавляла подобная реакция от тех, кто слишком много о себе возомнил. И только Альфред еще прибывал в недоумении.

– Что с лицами, господа? Всему рано или поздно приходит конец, даже войне.

– Откуда у Вас подобные сведения?

– Я знаю многое, господин Гофман, – на этом моменте, мужчине казалось, что его прожигают взглядом насквозь. А мерзкая ухмылка была словно подтверждением. – Я много знаю…

По спине Гофмана пробежали мурашки, а в горле застрял ком. Протянутые им последние слова имели истину: он может знать о его маленьком секрете, но почему-то ещё не говорить.

– Значит… Мы проиграем? – прерывая тишину, спросил один из персонала.

– Выиграете ли вы или проиграете – это будет точно известно на второй месяц зимы, через год, господа.

Гость затушил сигару о собственный большой палец, при этом оставаясь невозмутимым, и кидая последний взгляд на Альфреда, двинулся к выходу, оставляя людей шептаться в раздумьях. А один подчинённый думал над его словами, что были обращены в его сторону. А вдруг кто-то ещё может знать? Пострадать в первую очередь может невинный ребёнок.

Следующим утром Альфред забрал Зераха с работ и повёл за собой.

– Альфред, что происходит?

Но он не ответил до самых ворот, наконец останавливаясь. Как раз в этот момент прибыли поезда с новыми заключёнными.

– Значит так, – начал говорить невозмутимо мужчина, присев к мальчику на одно колено. – Сейчас тебе надо бежать. Смешаешься с толпой и запрыгнешь в поезд, что идёт до Берлина. В поезде переодеваешься, чтобы звезды не было видно.

– Но… Но куда я пойду? Что мне тогда делать? – напуган был мальчик.

– Ищи улицу под названием Бернауэр-Штрассе.22. Там, на данный момент, живёт моя бабушка, – ответил мужчина.

– Но если она узнает, что я еврей? – опасался Зерах. – Что если меня найдут?

– Не найдут. И она… Она против всего, что творит фюрер.

Он помнил тот день, когда из-за выбора его и родителей, бабушка отреклась от них. Но даже если внука она теперь считает монстром, то помочь маленькому еврею всегда будет рада.

– Ну все, тебе пора.

– А что будет с тобой?

Альфред лишь улыбнулся.

– Ты так похож на своего отца.

Мальчик вдруг обнял его за шею, тем самым напоследок заключая в объятья. Гофман опешил, но потом прижал к себе мальчика, прикрывая глаза. На фоне раздавался лай собак и слышались яростные приказы. Зерах пустился бежать в сторону поезда, как просил его Альфред, но его схватил за руку солдат. План был под угрозой разрушения, и тогда Альфред без раздумий извлёк пистолет и выстрелил в руку своего сослуживца, тем самым спасая еврейского ребёнка. Этим поступком, он окончательно выбрал сторону, и подписал себе смертный приговор.

Его притащили к коменданту лагеря, поставив на колени. Из разбитого по подбородку текла кровь. Волосы были растрёпаны, а губа так же кровоточила. Правый глаз заплыл.

– Ты правда думал, что за предательство себе подобных тебе ничего не будет?

Однако тот засмеялся, не сводя своего заплывшего взгляда с коменданта, что схватил его за волосы, и потянул, поднимая лицо вверх.

– Я никогда не буду такой тварью. Мальчишка был не первым, кому я помогал. Я подделывал документы десяткам евреев, я помог сбежать ещё нескольким. Но вы никогда их не найдёте. Никто из вас. Ибо эту информацию я унесу с собой в могилу.

Коменданта лишь хмыкнул, отпуская его. И дал приказ другим.

– Чтоб этот сученок к вечеру был мёртв.

Основная истина в том, что сущность человека не укладывается в рамки «хороший» или «плохой». И только тот, кто способен узреть человеческую природу, в этом запутанном паутиной мире, может осознать, что даже плохие люди могут носить в себе крупицу добра.

Альфред с детства помогал бабушке всем, чем только мог. Он слушался родителей во всем. Он никогда не отказывал людям в помощи. Однако сложные ситуации в жизни, например больной отец, вынудили его шагнуть в сторону зла. Но он смог осознать что это не выход, только жаль, что слишком поздно.

И стоя, избитым, перед его бывшими соратниками, с заведёнными за спину руками, он улыбался, понимая, что хоть кого-то ему удалось спасти. Хоть что-то наконец сделать правильно, пусть это и стоило ему жизни. Он закрыл глаза. Прозвучала череда выстрелов.

Сентябрь 1976

Зерах встретил Вирджинию на пороге своего дома. Причём не только её, но и сумку с вещами, и не пропустить внутрь столь обозлённую на мир юную особу было бы приравнено к подписанию смертного приговора.

– Отныне я живу у тебя, – заявила она.

– Не помню, чтобы принимал беженцев, – хмыкнул мужчина, держа в руках кружку с водой, и даже ещё находясь в сиреневом щелковом халате.

– Шло притеснение. Я думаю, поймёшь, что пришлось капитулировать.

– Ну и?

– Я не могу больше жить с этой женщиной.

– Говоришь прям как мой приёмный брат после третьего развода с одной и той же женщиной.

– Я сейчас серьёзно!

– А я тут тебе комик? Почему бы тебе просто не поговорить с матерью, без криков, взаимных оскорблений, выслушивая каждую сторону, и ведя тем самым себя как взрослые люди, а не две пятилетки?

– Ты вообще на чьей стороне?

– Здравого смысла.

– Так, во-первых – она невыносимая гарпия, – Вирджиния все таки прошла внутрь, смотря умоляюще на мужчину. – А во-вторых, ты единственный, из моего окружения, чьего места жительства она не знает.

Зерах выдохнул.

– Все равно эта затея мне кажется неудачной, – настаивал он на своём, но выгонять на улицу бедную девушку было бы слишком жестоко с его стороны.

– Ты в моем возрасте вообще из дома не сбегал? – но увидев лишь хмурое выражение лица, лишь выдохнула, понимая, что ответ понятен. – Ладно, проехали, прилежный мальчик. Нам ещё завтра в школу: мне на занятия, а тебе помогать мистеру Уильямсу.

– Не знаю почему, но он меня напрягает, – подметил, нервно смеясь Зерах.

– Австрийские флэшбеки? – усмехнулась Вирдж, попутно начиная понимать, чем можно задеть, а чем нет. – В те дни, когда он делает зачёс на бок, есть что-то похожее.

– Усатые мужики злые.

Вирдж посмеялась, но сама не поняла, что именно в этом её рассмешило. Проходя в гостиную, она вдруг заметила на диване книжку. Любопытство взяло в этот момент вверх, от чего она, и перевалившись через подлокотник, дотянулась до книги.

– «Леди Джен, или голубая цапля»? Серьёзно? – она глянула на Зераха. – Это разве не детская книжка?

– Я любил читать её в детстве, и вот спустя тридцать с лишним лет вновь на неё наткнулся, – с небольшой улыбкой ответил Зерах, и присев рядом с девушкой, взял книгу из её рук, перелистывая. – В ней рассказывается о девочке Джен, что волей судьбы остаётся сиротой, и она попадает в чужие края, к плохим людям. Но именно там она находит единственного друга – голубую цаплю Тони… Она, хотя бы, напоминает о времени, когда того кошмара ещё не было.